Страница 140 из 177
Гермиона взглянула Майкрофту в глаза и заметила:
— Если ты о том, что я люблю его, то это не банальность, а факт. Он — один из немногих людей, которых я считаю своей семьей. И я пойду на все, чтобы защитить свою семью.
— Пример с твоими родителями отлично это доказывает, — дернув уголком рта, сказал Майкрофт — и тут же пожалел об этом. И без того взвинченная, Гермиона пришла в ярость. Кончик ее волшебной палочки уперся Майкрофту в горло.
— Майкрофт, — мягко, почти ласково заметила она, — ты ведь помнишь, с чего началось наше сотрудничество. Не зли меня.
Встретившись с ним взглядом, она опустила руку и постаралась успокоиться. Она не имела права на злость, только не сейчас. Но ее самоконтроля, и без того неидеального, как у любого гриффиндорца, не хватало.
Шерлок решил проблему Чарльза Магнуссена, над которой она билась почти год, легко и тривиально, одним выстрелом. Он выяснил то, чего не смогла выяснить Гермиона — у Магнуссена никогда не было документов, которые он реально мог бы использовать (даже фотографии волшебников он не хранил, а отправил Майкрофту) — только знания. Шерлок прострелил ему череп, превратил опасные знания в неаппетитную кашицу из мозгов и крови.
Если бы Гермиона знала о его плане, она смогла бы его подстраховать. Она изменила бы память свидетелям и сумела бы представить все как несчастный случай, самоубийство — не важно. Более того, в Министерстве ее поступок одобрили бы — Магнуссен был настоящей костью в горле.
Но Шерлок как всегда решил все сделать сам. И теперь, спустя три дня после смерти Магнуссена, Гермиона узнала, что Шерлок в тюрьме. А посадил его туда Майкрофт-Мордред-его-побери-Холмс.
Майкрофт коснулся шеи, поправил воротничок и сказал:
— Чувства всегда вредят работе. Неравнодушие — худший недостаток.
Гермиона снова встретилась с ним взглядом и с трудом сглотнула — неужели он действительно так считает? Она всегда была уверена, что он любит Шерлока — пусть по-своему, так, как умеет, но любит. А сейчас усомнилась. Он запихнул брата в тюрьму, зная, что ему противопоказанны одиночество и изоляция, и сейчас отговаривается общими словами о том, что «другого выхода не было».
Едва осознавая, что делает, ведомая не разумом, а злостью, она подняла палочку снова и произнесла:
— Легиллименс.
Его блок, которому было далеко до блока Шерлока, поддался сразу же, и перед глазами Гермионы (а значит, и Майкрофта) замелькали картинки.
Полный мальчик лет восьми склоняется над детской кроваткой, в которой лежит, улыбаясь, беззубый малыш с черными мягкими вихрами.
Потом тот же малыш, но уже старше, бодро топает к Майкрофту, падает на живот, и Майкрофт подскакивает с места, чтобы помочь ему подняться.
Несколько мгновений темноты — и еще одна семейная сцена: Майкрофт, немного подросший, держит ребенка на руках и показывает ему снег за окном. Ребенок сосредоточенно сосет палец и внимательно изучает падающие снежинки.
Снова темнота — Майкрофт в строгом, почти взрослом костюме наклоняется над трехлетним братом, вслух читающим «Остров сокровищ», и шепчет ему: «Какой же ты глупый, Шерлок», хочет отойти — но не удерживается и гладит Шерлока по макушке.
Сотни картинок проносились с огромной скоростью, и неожиданно среди мельтешащих лиц Шерлока, мистера и миссис Холмс возникла Гермиона — такая, какой она была в двадцать с небольшим, в их с Майкрофтом первую официальную встречу.
Гермиона почувствовала сопротивление — Майкрофт пытался вытолкнуть ее прочь резким усилием, но она была сильнее.
Просторная комната, освещенная только светом камина, Майкрофт сидит перед ним и маленькими глотками пьет золотистый коньяк из прозрачного бокала без ножки. Огонь вспыхивает зеленым, и из камина выходит Гермиона, движением палочки превращая парадную мантию в маггловский костюм. «Неожиданный… визит», — произносит Майкрофт. «Есть, что обсудить», — отвечает Гермиона. Он делает приглашающий жест, Гермиона создает себе кресло и бокал и наливает на полпальца коньяк из бутылки на столе.
Еще одно воспоминание — Майкрофт сидит за столом в своем кабинете, перед ним лежит папка, заполненная исписанными листами текста и несколькими фотографиями. Он берет одну и подносит почти к самому лицу, вглядываясь в снимок, на котором Гермиона стоит на набережной Темзы и искренне, весело хохочет.
Болезненным ударом Гермиону вышибло из чужого сознания. Майкрофт был бледен, по лицу катился градом пот. Гермиона поднесла руку к губам, осознавая, что именно только что натворила — они были партнерами, соратниками, возможно, чуть-чуть друзьями, а она, поддавшись пусть обоснованной, но непростительной ярости, влезла в его сознание, грубо покопалась в сокровенном.
— Прости… — прошептала она.
Майкрофт закрыл глаза, открыл снова, вытащил из кармана белоснежный платок, промокнул лоб и виски, убрал обратно.
— Неравнодушие — фатальный недостаток, — произнес он спокойно. — Он вызывает только презрение. И я — не исключение.
— Неравнодушие — лучшее, что есть в человеке, Майкрофт. Твоя любовь к брату — лучшее, что есть в тебе, — сказала Гермиона и отвернулась.
Если бы можно было применить «Обливиэйт» к себе, она немедленно бы это сделала. Да, она убедилась в том, что Майкрофт любит Шерлока (и убедила в этом его самого — сколько бы он ни прятался за своей маской василиска, он его действительно любил), но вместе с тем узнала (во имя Мерлина, она не хотела этого знать!), что и сама занимает уголок в его бесстрастном сердце и полочку в холодном разуме. Она не хотела даже думать о том, что Майкрофт может быть человеком в полном смысле этого слова, что он может испытывать… что-то. Назвать это чувствами у нее язык бы не повернулся. Но воспоминания не лгали — он испытывал.
— Надеюсь, ты уже придумал план спасения, — сказала она.
— Есть пара версий, — отстраненно ответил Майкрофт. Скрипнул стул — он вернулся на свое рабочее место. — Я не считаю возможным держать его в тюрьме долгое время, это не пойдет ему на пользу и гарантировано вызовет беспорядки и волнения — он взломает охранную систему за две недели максимум. Поэтому я предложу ему задание в Восточной Европе. Смертельно-опасное, разумеется. Тайный совет одобрит.
Гермиона обернулась и сказала:
— Глупый план. Я вытащу его, разумеется. Но ему придется прятаться. Новое имя, новые документы, тихая и незаметная работа… Как ты считаешь, Майкрофт, — она приблизилась к столу и оперлась на него одной рукой, — сколько времени он сумеет тихо сидеть в лаборатории и препарировать лягушек? Возвращение Шерлока Холмса будет делом одного месяца, газеты напишут о возвращении гениального детектива. И что потом? Он останется преступником, британские власти потребуют — буду обязаны потребовать! — его заключения под стражу.
— Он перестанет быть им интересен, после того, как выполнит задание.
— Постарайся придумать другой план, — произнесла Гермиона и, не прощаясь, аппарировала ко входу в Министерство, откуда так быстро, как только могла, бросилась в свой кабинет и велела секретарю не беспокоить.
Она была права, когда решила, что Шарлока нельзя подпускать к Магнуссену. Его вмешательство хоть и спасло их всех, для него самого обернулось катастрофой.
Гермиона оперлась головой на руку и закрыла глаза — волнение, а потом вспышка злости в кабинете Майкрофта вымотали ее, хотелось расплакаться и позволить кому-нибудь другому решать все проблемы. Впрочем, она уже позволила — Шерлоку. Он решил проблему с Магнуссеном, спас не только Джона и Мэри, но и Гермиону — не было сомнений в том, что за Магнуссена он взялся именно из-за нее.
Почти полгода все было хорошо. Шерлок злил Магнуссена, провоцировал его, выводил на контакт, но был осторожен. За это время волшебники успели раз пять прочесать весь Эпплдор, особняк Магнуссена, но ничего не нашли — либо тайник был сделан очень хорошо, либо архив вообще находился в другом месте.
Гермиона как раз пыталась понять, куда бы она, будучи очень умной тварью, любящей шантажировать людей, спрятала бы компрометирующие документы, когда ее наручные часы противно зазвонили, оповещая о том, что Шерлок опять оказался в смертельной опасности. Не тратя времени на пустые поиски, она вышла из Министерства и позвонила Майкрофту — телефон работал в ее руках не блестяще, но на звонки и редкие СМС его хватало.