The Мечты

Артем Викторович носа не казал, а ведь у него последний рабочий день перед отпуском. Неужели не зайдет попрощаться?

Зато за час до конца рабочего дня в дверь, вместо привычного курьера с букетом роз, вломились мужик в яркой куртке с фирменным логотипом известного магазина бытовой техники со здоровенной коробкой в руках, а за ним девица модельной внешности.

- Евгения Андреевна Малич – которая? – прощебетала она текст, от которого Женю почти передергивало.

- А вы кто? – устало поинтересовалась она.

- Ваш консультант, Мария, здравствуйте! – улыбнулась барышня. – Я должна показать вам, как пользоваться кофемашиной нашего магазина. Куда можно ее установить?

Женька сделала весьма красноречивый фейспалм и, глубоко вздохнув, спросила:

- А можно вы никуда не будете ее устанавливать?

- Как это никуда? – пискнула консультант Мария.

- Как это никуда? – вторила ей со своего стула Таша. – Вот тут на тумбочке же отличное место!

- У нас не буфет! – заявила Женя им обеим.

- О, простите... вам за это ничего не нужно платить, все уже оплачено, я совсем забыла передать... - принялась объяснять консультант, раскрыв папку с документами и извлекая оттуда среди прочего бумажного хлама... обыкновенную записку, с небольшим количеством слов, начертанных размашистым почерком Моджеевского. Ее она Евгении и протянула.

«Не сердись на меня. Мне не нравится думать, что ты пьешь всякую гадость. Люблю тебя. Роман.

P.s. мне эспрессо и без сахара».

И без того зная, кто в очередной раз «платит», Женя сдалась на милость обстоятельств.

- Делайте, что хотите, - уныло сказала она, принявшись делать из записки бумажный самолетик, и кивнула на Ташу. – Ей рассказывайте, как пользоваться.

Управились быстро. Кофе и даже сливки прилагались к заказу. Шань была в восторге и уже через пятнадцать минут с восхищением пила первую пайку кофе из восхитительной машины и варила вторую для Жени. Позднее снова заглянул главдракон. Задумчиво рыкнул, выясняя обстоятельства произошедшей вне ее ведения ситуации, а потом присмирел и умиротворенно, даже ласково промурлыкал: «Буду к вам иногда приходить, вы же не против, девочки? Посплетничаем!»

«Иногда» началось в тот же вечер. Потому третья кружка предназначалась уже главному бухгалтеру.

А Юрага так и не зашел, и Женя не имела понятия, почему это так сильно ее беспокоит. В конце концов, он достаточно взрослый мальчик, и если ему хватило характера отказать Ромке, то... что из этого следовало и какую теорию она пыталась из данного факта вывести, Женя не знала. Но то, что он не попрощался, почему-то не давало покоя, будто бы она в чем-то виновата.

Зато после работы Моджеевский за ней пригнал машину. Сопротивляться и в этом было глупо и слишком жарко. Но последние часы горчили и отдавали неприятным привкусом на языке, от которого никак не получалось отмахнуться даже в прохладном салоне автомобиля и после нескольких глотков минералки, предложенной Вадиком. Видимо, паршиво она выглядела, если шофер ей водичку участливо протягивает. «Дышать сегодня вообще невозможно», - сказал он зеркалу заднего вида, когда они уже тронулись. И Женя только кивнула. Устала она до невозможности.

А оказавшись в квартире, почесав морду выскочившему ее встречать Ринго и поздоровавшись с копошившейся по хозяйству Леной Михалной, она сбежала в Ромкину комнату. Там и осталась, глядя в окно, но на балкон не выходила. К ночи становилось еще и душно, да она и так видела свой родной дом на Молодежной, увитый строительными лесами. Работа двигалась, а в ее жизни все наперекосяк. Даже баба Тоня здороваться перестала не только с ней, но и с отцом. Папа тоже... не лез, но, вроде бы, не слишком доверял тому, что видели его глаза, очень точно отделяя настоящее от видимого.

Когда-то Жене казалось, что счастье, если оно придет к ней, ни с чем не спутаешь. Оно будет похоже на сияющий хрустальный шар на елке, переливающийся всеми цветами и слепящий глаза. Ничего на свете нет красивее его. И лучшее время в году – пока он висит на еловой лапе.

И вот он, ее шар, в руках. Возьми – да и укрась им мир. Хотя бы свой собственный, если не получается всех осчастливить.

А оказывается, хрусталь слишком хрупок, и вообще драгоценность такая себе. И сияние у него тускловато. Да и не в том даже дело, ведь фигурка стойкого солдатика на одной ножке или там... балеринки – ей нравится гораздо больше. Вот и поди пойми, где оно, счастье. Почему всегда ускользает.

Женя поежилась, глядя на улицу. Темнело сейчас поздно, и улицу все еще заливало красноватым вечерним светом, а воздух совсем не двигался. Дышать нечем, но у нее тут даже прохладно.

Дверь тихонько скрипнула, и за спиной зазвучали шаги, а в стекле отразился букет кремовых роз. Тогда, в Риме, когда Ромка извинялся, они были рубиновыми – вот и всей разницы.

- Не сердись, тебе не идет, - проговорил Моджеевский, нарушая тишину.

- Зато тебе идут покупки любого уровня, - отозвалась Женя, не оборачиваясь к Роману.

Он шагнул ближе. И проговорил с некоторым смущением:

- Жень, я о тебе забочусь. Ну пытаюсь, во всяком случае. Прости, если это навязчиво.

- Это более чем навязчиво! – Женька резко обернулась к нему. Лицо ее пылало, что было ей совершенно несвойственно. И голос дрожал: - Это… Цена всему и всем, да?!

- О чем ты?

- О том, что ты говорил Артему Викторовичу! – без обиняков заявила Женя.

- Так это ты из-за него такая злая? – опешил Моджеевский.

- Я злая из-за тебя! – буркнула Женька, замерла на мгновение и выдала: - У всех цена, да? Господин Моджеевский привык покупать. Я сколько стою?!

Роман побледнел, и его рука с нежным букетом опустилась вдоль тела, превращая цветы в веник. Потом он качнул головой, будто бы отгоняя растерянность, и выпалил:

- Что за бред! Я никогда тебя не покупал!

- И что же значит присланная тобой кофемашина?

- Только то, что я хочу, чтобы ты пила нормальный кофе, раз тебе медом намазано в этой богадельне. Если так уж обидно за твоего Артема Викторовича, то можешь и его как-нибудь угостить, так и быть – разрешаю!

- Разрешаешь? – не на шутку вскипела Женька. – После всего, что ты ему наговорил?!

- А он мне?! Почему ты вообще его защищаешь? Я его что? В рабство насильно загонял?

- Ты был исключительно любезен! Заявляя о цене!

- Он вывел меня из себя! Сам напросился! Можно подумать у него десятки вариантов!

- У него вообще может не быть вариантов! – продолжала бушевать Женя. – Но это вовсе не значит, что он должен принимать твои, если не хочет! И уж ты совсем не должен рассуждать о купле-продаже! Тем более – угрожать! Не всё покупается, Рома! Не всё и не все!

- И вот именно он – не покупается?

- Ну он же не согласился на твое предложение.

Его кадык резко дернулся, как если бы Моджеевский проглотил слова, которые еще минуту назад собирался говорить, и вместо этого прищурился и сжал челюсти так, что заходили желваки.

- Не согласился, - хрипло сказал он. – И это полбеды. Но, кажется, я знаю причину, по которой он не согласился, и она мне совсем не нравится. А уж то, что ты за него так... рьяно... заступаешься... Вызывает некоторые подозрения.

- Какие еще подозрения? – удивленно спросила Женя. – О чем ты?

- Такие! На работе вы вместе, в соседних кабинетах, в обед чертову рыбу покупаете вместе, по полу тоже вместе ползаете! Сейчас ты его защищаешь вместо того, чтобы помочь мне его убедить. И ты ведь тоже не хочешь уходить из этого проклятого политеха!

- Мне кажется, что ты ждешь от меня оправданий.

Роман раскрыл было рот, но удержался. Снова. Римскую сцену повторять не хотелось категорически. Потому он прикрыл глаза, а когда раскрыл их, выглядел устало, но уже не сердито.

- Он точно за тобой не бегает? – мрачно спросил Моджеевский.

- Юрага?

- Юрага.

- Глупости какие! Мы просто коллеги.