Сабинянские воины

- Мы на свадьбе или на репетиции кружка народных инструментов? – Марино сделал комичное лицо.

- А крестьяне-то на поверку оказались профессиональными музыкантами, - подхватил Марк.

- Хорошо еще, что нас не записали в оркестранты… - начал Ержи, но прервался, потому что его сверху хлопнули по плечу.

Мы обернулись, и с изумлением увидели небольшой, обтянутый кожей барабан, который наш сосед сзади пытался с улыбкой всучить Ержи.

- Погоди, приятель… Да ты что, я и барабанить-то не умею! Ну честно, мне нельзя, я вам весь концерт испорчу…

- Берите-берите, у вас получится, - как ребенка, убеждал его сабинянин. – У всех получается…

- Пойми, у меня нет чувства ритма…

- Не беспокойтесь, ваши руки сами будут за вас играть. Вам не потребуется в этом участвовать!

Ержи недоуменно принял барабан, продолжая протестующее бормотать. Тут я увидел, что точно такой же барабан спускают сверху на колени Йоки. Она не решилась сопротивляться, но Тим все же попробовал прийти на помощь:

- Э-э, давайте лучше мне. Я один раз барабанил… на школьной вечеринке.

- Нет-нет, должна именно она, - возражала женщина сверху. – Этот инструмент – специально для Йоки!

- Иногда мне кажется, что они все-таки потешаются над нами, - сказал мне Ержи на ухо. – Что это все не всерьез. Ну, эксперимент, что ли, какой-то ставят.

Я пожал плечами, и тут же вздрогнул: сзади мне в плечо вежливо тыкали чем-то твердым. Предчувствуя, в чем дело, я смиренно повернулся и обомлел: мне совали гитару!

- Но я точно не умею! Вообще никогда в руках не держал! – Я привстал, пытаясь найти глазами главного распорядителя инструментов. Но никого похожего там не было, лишь одинаково дружелюбные лица. – Ну, если так уж нужно, дайте мне барабан! Но только не гитару…

Ержи, который уже свыкся со своей участью, решил проявить великодушие:

- Я это… я знаю несколько аккордов. Если скажете, что бренчать, я могу попробовать. А он пусть возьмет барабан!

- Гитара – для тебя. Барабан – для него, - с лаконичной рассудительностью представительницы индейского племени высказалась девушка с заднего ряда.

«Ладно, если так угодно Сабине, буду позориться», - ехидно подумал я. Ержи тоже решил не спорить.

- Ты трогай струны чуть-чуть. А я буду делать вид, что бью по барабану, - посоветовал он мне, когда мы оба неловко водрузили непривычные предметы на колени и закинули ремни за шею. – Тут и без нас виртуозов хватает. Сейчас такой гвалт поднимется, что нас никто не услышит.

В самом деле – инструменты теперь были почти у каждого третьего. Ни за что бы не подумал, что так много сабинян умеют играть. Тем более, что ни разу не замечал их за занятиями музыкой. Так что на особый исполнительский профессионализм надеяться не приходилось. Видимо, Ержи прав – мы услышим страшный грохот, в котором потонут наши неумелые попытки. По поляне еще несколько минут плыла мешанина из звуков настройки. Потом все разом стихло. Повисла напряженная тишина. И вдруг… она прорвалась тоненьким ручейком флейты. От неожиданности чуть не выронил свою протогитару – к счастью, она удержалась на ремне. Ибо это была нежная, чудесная музыка, слаще которой, кажется, я никогда раньше не слышал! Мелодия была вроде бы самая обыкновенная, которую ждешь от так называемого «этнического стиля», но при этом – новая, с какой-то чуть-чуть другой комбинацией тонов и ритмов. И это небольшое отклонение заставляло заворожено слушать, вбирая, вдыхая в себя каждую ноту. Хотя я слышал ее в первый раз, я чувствовал, что это и есть та самая настоящая, главная музыка, мелодия из мелодий, где каждый звук находился на своем месте, определенном для нее кем-то высшим. Незаметно в первый ручеек влились другие, превратив ее в маленькую речку. Сначала это тоже были флейты, поддержавшие главную тему новыми извивами. Следом осторожно присоединились, как звенящие на солнце капли, гитарные переборы. И опять это было что-то знакомое, и в то же время совершенно новое; я уверен, что никогда не слышал таких гармоний, но они звучали уместно и правильно, словно уши всю жизнь ждали только их. Постепенно пространство заволоклось, плотной пеленой музыки. Вступающие друг за другом инструменты умело находили оставшиеся лакуны в ткани, и встраивались со своими нотами именно там, где это требовалось. Казалось, что совершенство достигнуто, и не может быть музыки лучше; но нет, уже через несколько минут она становилась еще сильней и полней, и я понимал – вот оно, истинное совершенство! С восторгом я встречал каждую ступень этого чуда, забывая, наверное, даже дышать. И вот напряжение достигло кульминации – вступили барабаны. Сначала мелкой дробью застучали маленькие. Потом добавились средние и, наконец, большие. Их удары были как стуки сердца, гнавшего по телу бурлящую кровь. Тут уже нельзя было усидеть на месте! Я заметил, что в дальнем конце поляны на траву ступили первые танцоры. Некоторые из них продолжали играть на инструментах; это ничуть им не мешало. Они двинулись ручейком друг за другом в сторону центра, ритмично подпрыгивая и кружась вокруг своей оси. Навстречу, с противоположной части трибун, потек другой ручеек. За ним появился третий, четвертый и пятый. Подобно лучам, они стремились сойтись в центре круга. Но, стоило мне подумать, что сейчас они столкнуться, как головные части ручейков начали плавно изгибаться, а затем – мягко пересекаться и сплетаться. Не прошло и минуты, как почти все толпа спустилась в круг. Можно было бы подумать, что танцоры движутся хаотически. Но на самом деле они шли четко друг за другом, ни на минуту не теряя спины товарища. Длинные, в несколько десятков метров цепочки, извиваясь, нигде не разрывались. Музыка и прежде постепенно ускорялась, а теперь, с добавлением барабанов, превратилась в стремительный танец. Я оглянулся по сторонам: вокруг почти никого не осталось, кроме товарищей-экскурсантов. Мимо нас тек очередной ручеек; он закончился, хлестнул хвостом по сиденьям и – подхватил с собой Ержи! Я не успел ничего сказать, потому что мои ноги вдруг сами собой поднялись и потащили меня следом. За мной, я знал, повскакали с мест остальные: танец, словно магнит, увлекал всех за собой. Ержи впереди меня скакал, ритмично размахивая руками над своим барабанчиком. «Он играет?» - подумал я, хотя не особенно удивился. Следом я перевел взгляд на свои руки и увидел, что правая дергает струны, а левая зажимает лады! «Как странно», - только и мог сообразить я. Это было невероятно – я играл вместе со всеми, хотя никогда раньше этого не умел! Чудо было настолько убедительным и естественным, что я не стал задавать себе вопросы, как это мне удается. Руки отчего-то знали, как надо играть. Вокруг лилась, бурлила, закручивалась водоворотами дивная музыка сфер, и я был ее частью. Вскоре к мелодии стали добавляться слова; танцоры запели, и их голоса были так чисты и красивы, что напоминали ангельские. Немного погодя я понял, что и сам пою вместе с ними! Бессознательно, ни о чем не задумываясь, я произносил нужные слова и брал нужные ноты. Если бы меня потом попросили, о чем была эта песня, я ни бы за что не смог ответить. Просто мне было светло и радостно, как никогда прежде.

Перед глазами мелькали лица и руки, все плыло в головокружительном хороводе. Однако я не терял равновесия; наоборот, все мои чувства обострились, и я твердо стоял на ногах. Я точно знал, куда следующим шагом ступит моя нога. Более того, как мне казалось, я чувствовал одновременно каждого из тысячи танцующих, как чувствует свою команду профессиональный футболист. Не знаю, долго ли продолжалось это сладостное наваждение, но вдруг мне пришло в голову, что пора бы и начать брачную церемонию. И тут же, словно все только и дожидались моей мысли, в толпе произошло новое движение. Не прекращая ритмично подпрыгивать, танцоры отступили к краям площадки, образовав широкий круг. Не теряя времени, в центр круга высыпали молодые мужчины. Таким манером у нас выходят танцевать солисты. Но этих было слишком много для солистов. Они прыгали, кувыркались в воздухе, выполняли какие-то немыслимые акробатические номера. Все это сопровождалось новой песней, исполняемой теперь исключительно мужскими голосами. Неистово звучали барабаны; я чувствовал, как руки Ержи от бешеной дроби покрываются мозолями. И в то же время я знал, что ему не больно, что он забыл, что значит боль. Мои пальцы тоже были стерты в кровь, но я лишь равнодушно фиксировал это, как показания термометра. Наконец, мужской танец закончился, и вместо парней на поляну выбежали девушки. Они сразу же встали в несколько колец, одно внутри другого, и закружились. При этом они успевали еще и вращаться вокруг себя, притопывать и взмахивать руками. На лицах не отражалось ни напряжения, ни усталости – лишь умиротворенные улыбки. Все это сопровождала новая, женская песня. Я тут же решил, что ее мелодия прекрасней всего, что я слышал до этого, и даже того, что было пять минут назад. Казалось, я знал ее давным-давно, только почему-то забыл, а теперь вспомнил и с наслаждением подпевал. На полпути в женскую песню снова влилась мужская, словно в спокойную реку ворвался бурный горный водопад. Между девичьими хороводами втиснулись вереницы мужчин. Они помчались по кругу в противоход девушкам. Танцоры бежали все быстрей и быстрей, и вдруг - остановились, как вкопанные, причем каждый из мужчин оказался точно напротив девушки. Начался новый танец, а с ним – новая песня. Теперь пары синхронно подскакивали, как в ирландских танцах. Закончился куплет – и пары вмиг распались, и вновь начался бег хороводных колец. Начался новый куплет – и танцоры снова запрыгали друг против друга, только теперь судьба подарила им других партнеров.