Страница 6 из 13
"Я очень сочувствую вам, Гаяр. Это действительно печально, когда родители запрещают заниматься любимым делом. Что же вы планируете делать? Как выходить из этой ситуации?
Лицо у меня самое обыкновенное, так же как и смех. Поверьте, вы напрасно идеализируете мой образ. У меня есть голос – вот и всё, но в прочем я совсем обычная, и вы совсем не знаете меня и страдаете зря…
Как и все девушки, я люблю сладкое,но в самом деле стараюсь не злоупотреблять им: оно вредно не только для фигуры, но и для зубов и многих других вещей".
Хоть моё послание и было коротким, времени я на него потратила изрядно, и когда приехала к Марьям, она отругала меня:
– Твой охранник уже дважды заходил справляться, где барышня! Я уже и не помню, что ему врала! Почему ты задержалась?
Я закусила губу и виновато взглянула на подругу. Она со вздохом отпустила меня, взяв обещание завтра всё рассказать.
– Ты переписываешься с незнакомцем по имени Гаяр?! – изумлённо переспросила Марьям, когда я ей, сгорая от стыда, кратко описала свою ситуацию.
Мы были одни, сидели на лавочке в центральном парке. На небе ярко сияло солнце, и я с удовольствием грелась в его лучах, потому что чувствовала озноб от сильного волнения. Меня прошибал холодный пот.
– И ради каждого послания он покупает тебе по букету!.. – продолжала Марьям, не щадя мои нервы.
– Угу…
– Он влюблён!
– Какие глупости! Он совсем меня не знает!
– Для влюблённости вовсе не обязательно знать человека. А иногда это даже вредно.
– И откуда только ты всё это знаешь?
– Откуда-откуда, из жизни… Ты же в курсе, у меня куча женатых родственников – я про любовь всё на свете знаю.
Я обречённо вздохнула:
– Так, думаешь, он влюблён?
– Уверена на сто процентов! Иначе стал бы он столько времени и денег на тебя тратить! И самое главное – записки бы писать не стал. В наше время, когда все только эсэмэсятся… а мужчины и этого-то не любят…
– А что они любят? – осторожно поинтересовалась я.
– Трогать! – уверенно заявила Марьям. Целоваться и всё такое… Но если отказываешься целоваться, то хоть за ручку, хоть как-нибудь…
Я вспомнила, как настойчиво старался прикоснуться ко мне Гаяр, передавая цветы, и в ужасе закрыла ладошками лицо:
– Кошмар!
– Где? – удивилась Марьям.
– Мне нужно немедленно это прекратить!
– Ты про переписку? – я кивнула. – Почему?
– Да ведь он влюблён, Марьям, ты же сама сказала!
– Ну и что? Это же классно! В тебя влюблён парень – это очень приятно и волнующе.
– Но ведь я… мне нельзя показывать ему своё лицо! А если он станет трогать меня и снимет никаб… Да и вообще, какие у нас могут быть отношения, если я прячусь?
– Ты всё усложняешь! Во-первых, то, что он в тебя влюблён, не обязывает тебя влюбляться в ответ. Ты не представляешь, сколько поклонников было у моей сестры Саиды до замужества! Если бы она в них во всех влюблялась, то сошла бы с ума. Во-вторых, ничего не мешает запретить этому юноше прикасаться к тебе под угрозой отказа от общения. Ну а в-третьих… даже если он увидит тебя, какова вероятность, что эта информация от него перейдёт ещё к кому-то, а точнее, к твоим родителям?
– Я не могу так рисковать, – качаю головой. – Если кто-то посторонний узнает мою тайну, я уже не смогу её хранить, а это значит поставить под угрозу всё…
– Ну как знаешь, – пожала плечами Марьям. – Если хочешь, прекращай переписку, хотя я бы на твоём месте ещё немножко его помучила. Надо же как-то постигать женские премудрости на практике…
Разум мой кричал, что правильнее и честнее было бы больше не отвечать Гаяру, но сердце противилось этому, и умоляло пожалеть влюблённого, и апеллировало к доводам Марьям.
Поэтому следующую записку я написала и отправила ему ещё до начала своего выступления. Даже не стала заглядывать в зал – просто написала и отправила с официантом на третий от сцены столик:
"Вы должны пообещать, что никогда не станете прикасаться ко мне без разрешения и пытаться открыть моё лицо, иначе я отказываюсь отвечать вам".
Когда я вышла на сцену, то сразу нашла глазами знакомое красивое мужское лицо, и молодой человек кивнул мне, на мгновение прикрыв глаза.
В его новом письме ко мне, "завёрнутом" в букет белых лилий вместе с красивым глазированным шоколадом эклером, было сверху торопливо приписано несколько слов:
"Обещаю! Готов поклясться чем угодно, что дождусь вашего разрешения или умру, так и не узнав, какой формы губы и нос у самой прекрасной девушки на свете!"
Как это романтично и беспочвенно! Ну с чего он это взял?
"Вы не правы, ангел мой, я совсем не так плохо знаю вас, как вам кажется. Всё, что вы считаете незначительным и случайным, я замечаю и делаю далеко идущие выводы.
В вашем характере нет алчности, иначе вы загадали бы мне подарки в виде золотых украшений с драгоценными камнями. Я непременно подарил бы их вам, но восхищался вами намного меньше. У вас серьёзный, будто бы взрослый взгляд, но в душе вы ребёнок: об этом говорят "духи с запахом шоколада", деревянный цветок и особенно крылья, которые вы понимаете буквально. Вы верите в чудеса? Я раньше не верил, пока не познакомился с вами.
Песни, которые вы поёте – они восхитительны. Они полны любви и нежности, и всем этим их переполняет даже не текст, а ваш голос, такой красивый, что я готов умереть, если он меня попросит.
Что я планирую делать со своей жизнью… Не позднее, чем через два года, когда старший из моих братьев окончит университет, я покину родительский дом и стану жить один, сам зарабатывая себе на хлеб и сам решая, чем, когда и сколько мне заниматься. Сейчас я набираюсь опыта в выбранной мною сфере, пишу программы для себя и на заказ и помогаю отцу в его делах. Мне очень тяжело думать о том, что придётся испортить отношения с родителями, но считаю, что посвятив жизнь бизнесу отца, я никому не сделаю лучше. Когда занимаешься чем-то через силу, без удовольствия, то и само дело страдает. Мой брат справится с ним намного лучше".
Глава 4. Проверка
Гаяр
Когда Лазиза вернулась на сцену после перерыва, официант передал мне её записку, как всегда, на салфетке. Точнее, один раз я удостоился чуть более длинного письма на обычной бумаге, но остальные содержали всего несколько слов и были, увы, не прочны. Всё равно я хранил их в шкатулке в дальнем углу бельевого шкафа и порой даже пересматривал, вспоминая, в каком платье была в тот день моя сладкоголосая птичка и какие цветы я ей дарил…
Сегодняшняя записка была совсем короткой, зато она поселила в моей душе новую надежду:
"Очень вкусно, спасибо! Напишите мне свой адрес".
Я не смог сдержать счастливой улыбки. Если письмо доставляется по адресу, значит, есть почтальон. А если есть почтальон, значит, можно вычислить отправителя, даже если он не указывает обратный адрес. Конечно, это нехорошо – преследовать девушку, если она сама не желает быть узнанной, но тайны так будоражат ум и охотничий инстинкт! О, как бы мне хотелось поймать эту птичку! Не закрыть её в клетке – нет! Но предложить ей руку помощи, своё плечо для опоры, да что там – всего себя, если только она сочтёт меня достойным…
Быстро черкнув ответ, я сам подошёл к сцене и положил салфетку на край.
Письмо в самом деле пришло мне на следующий день, в белом запечатанном конверте без каких-либо подписей. Его принёс мальчишка – совсем маленький, лет девяти – не больше. Я поймал шкета за шкирку и, строго оглядев поношенный костюмчик, спросил:
– Кто дал тебе это письмо?
– Мой знакомый, Юнус.
– Он такой же мелкий, как и ты?
– Постарше, ему 12.
– А ему кто дал?
Мальчик пожал плечами:
– Понятия не имею! Какое мне дело? Сказано – вручить лично в руки.
– Столько монет он тебе дал?
– Пять.
– Я дам десять сверх того, если в другой раз ты узнаешь, кто передал ему письмо.