Страница 1 из 13
Мари Князева
Барышня-певица
Пролог
Лайла
Я уже привычно, почти без волнения, вышла на нашу маленькую сцену и пожелала гостям доброго вечера, заодно проверив микрофон. А потом зачем-то осмотрела зал и увидела Его. Тысяча одалисок! Зарекалась же это делать! Как теперь петь, если руки, голос да и всё тело дрожат, как в лихорадке?
Он сидел на своём обычном месте, на мягком стуле в углу, через три столика от сцены, и, как всегда, пожирал меня глазами. Впрочем, не всегда – последние три дня Он отсутствовал, оттого я и расслабилась так, что стала осматривать посетителей. Всё это время, что Он не приходил в клуб, я отчаянно гнала от себя чувство одиночества, пустоты, потери… Глупости! Сдался мне этот докучливый мальчишка!
Конечно, внешне Он на мальчика отнюдь не похож: высокий, статный и лицо такое серьёзное… но я-то знала, что Он всего на три года старше меня, а это весьма незначительная разница, и себя я воспринимала как сущую девчонку, несмотря на то, что мама считает меня чуть ли не старой девой… 23 – это, по её меркам, слишком много для незамужней девушки.
Гаяр сидел смирно, время от времени делая глоток напитка, что стоял перед ним на столе (правда, выглядело это довольно механистично, словно Он не живой человек, а робот), и не пытался приблизиться к сцене, чтобы заговорить со мной. Наверное, мой начальник Хасан запретил Ему, под угрозой исключения из членов клуба.
Я долго пила воду, откашливалась и брала несколько нот мимо микрофона, чтобы удостовериться, что не сфальшивлю. Голос дрожал и взбрыкивал. Меня волновало присутствие Гаяра – теперь сильнее, чем прежде. Увидев сегодня его в зале, я поняла, что он не отступился… и, наверное, уже не отступится. А я на это надеялась. Точнее, не я, а какая-то благоразумная часть меня, для которой важны самоуважение, благочестие, репутация… Признаю, мне было грустно… немножко, зато я успокоилась и могла выступать, используя всю силу своего голоса. Правда, Хасан сказал, что я звучу… слишком печально, а джентельмены этого не любят. Надо разбавлять минорные ноты мажорными и улыбаться почаще.
– Никто не видит мою улыбку, – напомнила я ему.
– Зато слышат! – возразил Хасан и красноречиво щёлкнул пальцами.
Не думаю, что всем этим джентельменам есть дело до моей тональности. Возможно, меня вообще никто никогда не слышал, кроме Гаяра – зато уж он с лихвой возместил мне недостаток внимания от посетителей.
Отработав первую часть программы, я удалилась со сцены в подсобку, чтобы перевести дух и прийти в себя. В зале это сделать было положительно невозможно. Как, скажите на милость, расслабить лицо, горло, грудь, когда их прожигают взглядом? И даром, что я одета в полностью закрытое платье и никаб – их будто бы нет для этих глаз. Они сканируют, как рентген, сквозь ткань и украшения. Они ловят мой взгляд и держат его в плену, отчего в голове не остаётся не только ни одного слова – я забываю, как дышать.
Я села у зеркала, отстегнула часть никаба, закрывающую лицо, глубоко вздохнула. Мои щёки были непривычно румяными, глаза блестели, грудь часто вздымалась, а руки не находили покоя. Я встала, походила по комнате туда-сюда, снова села. Отпила воды из бутылки. А потом в дверь постучали, и она тут же щёлкнула, открываясь. Я быстро отвернулась и поспешно пристегнула никаб обратно.
– Госпожа, вам что-нибудь нужно? – спросил из-за спины голос слуги.
Слава Всевышнему, это всего лишь Тарик! Я облегчённо вздохнула, обернулась… и увидела Гаяра. Его лицо было полно какой-то отчаянной решимости. Он прикрыл за собой дверь, в два шага преодолел расстояние между нами и вдруг упал на колени:
– Лазиза! – назвал он меня сценическим псевдонимом. – Смилуйся надо мной! Я теряю разум, я больше не могу выносить твоей холодности, всех этих тайн… пожалуйста, поговори со мной, иначе я сойду с ума! Клянусь, я потерял аппетит и сон и не знаю, что с этим делать..!
Я попыталась шарахнуться от него, но упёрлась спиной в стену: каморка была совсем крошечной. Гаяр внезапно схватил меня за руки, я ахнула, пытаясь вырваться:
– Что ты хочешь услышать?
– Что угодно! Твой номер телефона, твоё настоящее имя, твой адрес, что завтра мы увидимся где-нибудь вне этих стен и сможем нормально поговорить. Пожалуйста, я умоляю тебя!
– Почему ты не приходил три дня?
– Ты заметила! У меня были неотложные дела в другом городе, да к тому же я хотел проверить… попытаться жить без тебя, без твоего голоса.
– Вот видишь, смог! Ты ведь жив…
Гаяр сокрушённо покачал головой:
– Моё существование в эти три дня нельзя так назвать. Я умираю, задыхаюсь, погибаю от жажды… ты нужна мне, как воздух, Лазиза!
От его близости, от его прикосновений – очень скромных, на первый взгляд, но только не для меня, безопытной девушки – у меня стучало и шумело везде: в груди, в висках, в горле. Мыслить совсем не получалось, и я только пискнула:
– Мне надо подумать!
В этот момент дверь отворилась совсем без стука и вошёл Хасан.
– Лазиза! – сказал он строго, к счастью, заметив молодого человека передо мной на коленях (а то мог бы и настоящим именем назвать!). – Что здесь происходит? Гости скучают! – он подошёл ближе и рассмотрел Гаяра. – Аа! Это ты, щенок! Что я тебе говорил по поводу преследования моего персонала?
Молодой человек поднялся на ноги и смерил моего начальника презрительным взглядом, но потом сделал над собой усилие и процедил сквозь зубы:
– Извините. Я ошибся дверью…
Он стремительно вышел, лишь на пороге обернувшись и бросив на меня свой огненный взгляд, который говорил: "Я жду!"
– Ошибся он! – заворчал Хасан. – Ври больше, зазнавшийся ублюдок! Эти молодые отпрыски из богатых семей думают, что им всё позволено, раз у них есть деньги!
Он повернулся ко мне и по-отечески нежным жестом поправил платок на голове.
– Не испугал он тебя? Не обидел?
Я помотала головой.
– Разве не эти отпрыски и позволяют вам зарабатывать?
Хасан кивнул:
– Но это не значит, что они могут делать всё, что им заблагорассудится! Хватать девушек за руки и требовать от них чего-то…
– Он не требовал, только просил…
– И что же, ты согласилась? – нахмурился начальник. – Смотри, Лайла, это скользкая дорожка! Легко на неё свернуть, да тяжело вернуться обратно…
Его предостережение кольнуло меня в сердце. Он прав, всё это кажется красивым и притягательным на слух, когда тебе говорят, что ты прекрасна, что без тебя невозможно жить… Но чего на самом деле хочет этот молодой человек? Возможно, я интересна ему только как необычный трофей. Он добудет меня в неравной борьбе с моим же благочестием, а потом выбросит за ненадобностью…
– Нет, не согласилась, – ответила я со вздохом. Но и не сказала нет.
Почему мне так сложно ответить ему нет? Потому что я вижу в его глазах искреннее страдание. Может быть, я ошибаюсь, может быть, мы оба ошибаемся, и ему только кажется, что он влюблён, но как бросить человека в страдании? Тем более, такого молодого и красивого человека. Это особенно тяжело.
Я пропела ещё один блок программы, в течение которого старалась не смотреть на третий от сцены столик, но взгляд нет-нет да устремлялся туда, будто бы по собственной воле. Гаяр смотрел на меня, не отрываясь, будто пытался просверлить дырку в моей одежде, и моё сердечко взволнованно подскакивало всякий раз, как наши взгляды встречались. Затем я снова сбежала в подсобку и там, пьянея от собственной смелости, настрочила записку:
"Завтра в 2 пополудни в Центральном парке, лавочка у цветочного фонтана". – И передала её с официантом на столик в углу. Когда Гаяр прочёл мои корявые строчки, его лицо осветила счастливая, почти детская улыбка. Он демонстративно поцеловал клочок бумаги и сунул его во внутренний карман пиджака.
Глава 1. Тайные выступления
Лайла