Страница 5 из 7
Можно и так сказать, но не будем зацикливаться на моей персоне. Я не отниму у вас много времени, я лишь хочу прояснить для себя пару вопросов, относительно художественного искусства в России, и в Санкт-Петербурге в частности. Всякий художник, помимо прочего, как правило ещё и философ. А вы как мне известно, уделяете философии особенное место в своём творчестве.
Это, опять же, громко сказано…
Да, я знаю о вашей скромности, но всё же, скажите, в чём секрет такого таланта, и с чем связано ваше столь бедственное положение? Я помню, это Русское: «Художник, поэт, или философ – должен быть голодным…» Но мы знаем из истории, что Великие мастера прошлого, по большей части не были голодны. Кто-то был при дворе, кто-то при епископах, или других особах элиты политического, или иного бомонда. Бедных, ныне признанных Великими, было не так много. Винсент Ван Гог, Гоген…Ну ещё человек пятнадцать…
Я не знаю, дорогой Висталь, на эти темы я почти не рефлексирую. Я знаю одно, что только любовь к своему искусству, – Великая, всё покрывающая любовь к своему творчеству, способна сотворить даже Невозможное!
Вы, Владимир, напомнили мне один разговор, волей случая подслушанный мною однажды в Италии. Я услышал разговор двух Великих скульпторов. Не удивляйтесь, и не сочтите меня сумасшедшим, но один из них жил на два века раньше второго. Они, каким-то непостижимым образом встретились, и часть их разговора была случайно услышана мною, на берегах Тирренского моря. Их звали Антонио Коррадини, и Сергей Тимофеевич Конёнков. Передаю дословно:
Конёнков: Проблема творческих людей заключена в том, что они, как правило, слишком торопятся, и будучи не в состоянии оценить своё произведение с нужной долей критицизм, выставляют себя напоказ слишком рано. Твоё произведение, к какой области творчества оно бы не относилось, прежде чем увидеть свет, должно созреть, отточится, и стать совершенным. А на это требуется немало времени и сил. Тот, кто дождался своего часа, и вышел в свет с уже состоявшимся материалом, тот будет всегда оценен по достоинству. И то разочарование, с которым сталкиваются все «скороспелки» и «нетерпехи», скорее всего, не познает. Хоть и не застрахован от этого – никто и никогда. Ибо, как бы не было отточено и совершенствовано твоё произведение, если оно достаточно глубоко и самобытно, и тем более, если оно гениально, скорее всего не найдёт своего отклика ни у публики, ни тем более у критиков. Но со временем, оно всё равно приобретёт своё заслуженное признание, и по крайней мере, не будет выброшено в отвал истории. Сырой же материал, выданный на-гора, материал не претерпевший долгой и усердной обработки, обречён на такой отвал – изначально. Эти отвалы уже завалены разноцветным мусором. А толи ещё будет…
Антонио: С этим трудно не согласиться… Всё Великое создавалось и создаётся долго и мучительно. Только на свой врождённый талант полагается, как правило, юнец с недозревшим разумом, но перезревшим самомнением. Но бывают и единовременные взлёты, прорывы, что в своей гениальности не уступают всем совершенным и выточенным годами, шедеврам! Но я также понимаю, что такие взлёты возможны только благодаря такой ежедневной само отречённой работе над собой, и своим творчеством, – работе скрытной, удалённой, и потому незаметной.
Ты спрашиваешь меня, что подвигло меня возродить утерянную «технику вуали» Древней Греции? Мало кто придаёт значение окружающему ландшафту, а более того архитектурным шедеврам зодчества окружающих мастера с его юных лет. Для созревания и становления под их монументальными сводами, (словно тех, невероятно дивных садов под основаниями вулканов), тонких видов искусства, как художественных и скульптурных, поэтических, музыкальных, или философских. Словно сдобренная пеплом почва, окружающая вулкан, на которой цветут великолепные сады, окружающий быт, с его архитектурными шедеврами, или местность, достойная кисти художника, вызывающая томное наслаждение своей красотой, и тончайшие флюиды ностальгии и неги счастья, для художника, музыканта, поэта, или философа, имеет не последнее, а может статься и главное значение. Так стационарные, относительно грубые формы искусства, как архитектура и ландшафтный дизайн, а также местность выдающегося пейзажа, окружающие с юношества человека, способны спровоцировать в нём возникновение тонких своих форм, воплощающихся со временем, в выдающиеся полотна, музыкальные произведения небывалого таланта, и философские трактаты, с глубиной и широтой бездонных озёр.
То, что Микеланджело Буонарроти, или Караваджо, могли состоятся только в определённой местности, это, – бесспорно. Возникновение и становление подобного гения, к примеру, в Нижнем Тагиле, – почти невозможное явление…
Конёнков: Я Согласен с тобой, Антонио. Но гении способны создавать окружающую действительность в себе, в своём внутреннем мире, и творить на его полях независимо от того, где они находятся физически, даже если это самая страшная тюрьма.
Антонио: Это так. Но для этого, прежде необходимо, чтобы плод сначала завязался и выцвел на благостной почве. Если ранее у гения в душе ещё ничего не выцвело и не созрело, то в тюрьме, или пустыне – не созреет никогда! Природа – неумолима!
Так что`, на самом деле, заставило меня возродить утерянную «технику вуали», что некогда будоражило души не только Древних Греков? Конечно же в первую очередь, моё окружение, – среда, что зародила во мне те колоссы творчества, что расцвели благодаря ландшафтам природы, и великим творениям прошлых зодчих, и мастеров архитектуры и скульптуры, что окружали меня, но не только. Говоря откровенно, возрождение этой техники и достижение совершенства в своём мастерстве, для меня было тоже самое, что для Александра Великого завоевание Вавилона. Стать непревзойдённым художником, скульптором, или самым Великим философом, сродни завоеванию половины мира! Ты навсегда, пока живо человечество, остаёшься здесь и сейчас! Ты уже не пыль под ногами, не грязь на пороге от подошвы, не прах от человека, который был, или не был – всё равно, но Легенда – миф и действительность! И эта величайшая иллюзия из всех, что заставляет всякого обладающего «бетонным тщеславием» человека, обдирать ладони, царапать колени, и рвать свои жилы на протяжении всей своей жизни! «Бетонные консоли-убеждения», что держат «арки тщеславия», настолько крепки, что их не может разрушить ничто! Ни страх смерти, ни бренность бытия, ни даже любовь! «Термиты сомнения» способны подточить что угодно, всякое здание нашего сознании, но только не это…
Конёнков; Здесь мне сложно с тобой согласиться. Я не испытываю подобного, когда создаю свои скульптуры, или полотна. Я просто безгранично люблю то, что делаю. И по большому счёту создаю это, только для себя. И только необходимость что-то кушать, заставляет меня делать на заказ, и продавать свою работу. И в этом заключена, как мне кажется, та большая разница, и пропасть между западным художником, и Русским. И в этом, как раз таиться та, по большей части, безызвестность художников России, по сравнению с художниками Италии, Нидерландов, или Испании. Великие цели накладывают на творчество Великую печать. Аристократизм художника, заключающийся как раз в Великих целях, отражается во всём его творчестве. Наше творчество, творчество Русских художников, по большей части, как говориться, – «от сохи».
Антонио: Что за страсть в вас заложена?! Даже сейчас, ты подспудно принижаешь своё достоинство, и возвеличиваешь чужое?! Скромность – это порок! Он не даёт ничего, кроме удовлетворения своей скромностью!
Конёнков: Может и так. Но дело в том, что искусство, следующее за какими бы то, ни было целями, – не настоящее искусство… Настоящее искусство – бесцельно, оно не может быть ни корыстно, ни предвзято, ни ангажировано. В противном случае, оно превращается в ремесло, в котором мало духа, мало тайны, и безграничной любви к своему делу. Оно – малокровно! А значит оно – мало ценно. Оно не несёт в себе олицетворения тонких душевных флюидов мастера, точнее сказать, они завуалированы и нивелированы целями, предвзятостью и возвышенной корыстью. И если посмотреть обзорно, в большинстве своём, за редким исключением, таково искусство запада. А восторгаться можно не только вдохнувшей в произведение мастером своей души, но и изяществом, сочетанием линий, цветовой гаммой, или просто сюжетом. Всё зависит от способностей и возможностей самого созерцателя…