Страница 5 из 21
Сделав ещё один шаг, Зарислава остановилась, огляделась, вслушалась в окутывающую тишину, чувствуя прохладу воздуха на лице, а в ногах наоборот – пышущее тепло. Даже не верилось, что там, на берегу, было шумно, тут же царило благодатное молчание. Зарислава прикрыла глаза, сделала глубокий вдох, ощутив, как через ступни от земли поднялась по ногам к низу живота тугая волна силы. Мурашки побежали по рукам и плечам к самой макушке, травница едва удержала себя, чтобы не пуститься в пляс. Хотелось закружиться и засмеяться, но силу эту нужно было сберечь для другого деяния. Она открыла глаза, оглядывая сияющие водопады покачивающихся на ветру былинок.
«Боги, как же красиво нынче нарядилась матушка-земля, как щедра она и приветлива, и ничего ей не нужно взамен».
Так бы и опустилась Зарислава, и целовала землю. Она легла на мягкую перину трав, прикрыв ресницы, позволяя вливаться потокам невиданной силы в тело, сердце, наполняющим душу нектаром, напитывающим соками, жизненной могучей волей. Подумала о том, что если излечит княжича, вернётся – где станет жить? Так же с волхвой в деревне? Или, быть может, в лес уйдёт, подальше к духам. Людей-то они боятся, а в чаще ей самой спокойней будет – там она как дома. А люди, коли нужна будет её помощь, будут приходить сами. Зарислава сжала губы. Нет, Ветрию-матушку одну она не оставит.
Много ещё о чём думала она, лёжа на траве, но покоя в сердце не нашла. Всё же что-то было не так, что-то бередило душу, волновало. Вспомнила о холодном тумане и шёпоте. Правильно ли она истолковала ответ Богини? Нужно бы у матушки спросить. А ещё Зариславу тревожило то, что Радмила не очень обрадовалась тому, что Зарислава поедет вместо волхвы. Пускай она на это дала согласие, но глаза княжны не обманывали, не по душе пришлось решение такое. А ведь с ней предстоит разговор вести, жить какое-то время поблизости.
Травница вздохнула. Всё это не очень ей нравилось. И успокаивала себя тем, что потом станет свободной. Но это если исцелит княжича…
Зарислава лежала до тех пор, пока небо окончательно не поглотила темень, а народившийся месяц и звёзды не стали ярче. Тогда она поднялась, огладив волосы и платье, неспешно пошла по своим зелёным угодьям. Здесь она хозяйка. Теперь медлить нельзя, и нужно сорвать травы, пока роса садится. Травница быстро принялась рвать стебли и соцветия в туесок. Пальцы её жгли огневицы, но Зарислава терпела, ловко складывая их на дно. И, когда набился полный короб, поклонилась в землю.
– Благодарю, матушка, за богатство, за силу. Ты уж прости, что потревожила, для благого деяния нужна мне сила твоя…
Постояв немного, Зарислава поспешила обратно. Снова пришлось идти через берег, который полнился народом – гулянье продлится до самой зари.
В низине у реки купалец уже прогорал, и через него парами прыгали молодые. Рядом выстроились другие пары: собираются для ручейка. Отовсюду лились чудные звуки свирели, от которых внутри Зариславы рождалась благодать. Впрочем, она не стала задерживаться, побежала, минуя избу Прозора. Возле берёзы Чаруши с Истомой уже не было, и Зарислава спокойно прошла мимо частокола, поднялась на взгорок.
Завиднелся в окошке огонёк. Знать Ветрия уже тоже управилась, пришла. Сердце травницы застучало часто, а от чего – и сама не ведала. Быть может, от того, что вскоре покинет родное становище и отправится в неведомые места? За тревогой Зарислава не заметила высокую тень возле калитки. Поздно схватилась за нож, но куда там, и сообразить толком не успела, как вдруг тень двинулась вперёд, и девичий стан обхватили сильные горячие руки. Сердце так и прыгнуло к горлу. Хотела уж было закричать, но услышала знакомый глубокий голос над ухом.
– Попалась, люба моя.
– Дивий, – выдохнула Зарислава, чувствуя, как ноги отнялись от испуга. – Зачем пугаешь так? – сказала чуть с раздражением, выпуска из ладони рукоять ножа.
Дивий поцеловал её в висок, обдавая жаром дыхания, Зарислава сжалась только сильнее от того, что ласки его были слишком приятны. Норовила поскорее высвободиться, поняла, что не выйдет. Молодец двадцати зим был силён, а руки, что держали плуг, твёрже камня.
– Пусти же, матушка увидит.
– Всё, что пожелаешь, моя драгоценная.
Как только разомкнул он кольцо рук, Зарислава отошла от него на два шага.
В свете тусклого света, что исходил из оконца, она различила каштановые кудри, что спадали ему на лоб, переливались бурыми оттенками. Глаза тёмные, бездонные, смотрят неподвижно, затягивают в чёрную глубину. Дивий, как и все юноши нынче, облачён был в нарядную домотканую рубаху, подвязанную нитяным поясом, в портах и босой.
Юноша был трудолюбив, так же почитал землю, предков, приносил дары на капище Матери Сва. Вместе с отцом они пахали землю, сеяли хлеб для всей деревни. Нрав у него был спокойный, а ещё Дивий был очень терпелив, чем и подкупал. Любая на деревне желала стать его невестой… И девицы тихо завидовали Зариславе.
– И чего ты приходишь сюда? Мало тебе досталось от волхвы?
Улыбка сошла с лица молодца, глаза потускнели.
– Это не я пришёл, а душа моя. Все тропки ведут меня к тебе, Зарислава. Вижу тебя везде… и, когда закрываю глаза, ты встаёшь передо мной…
«Никак одурел совсем от любви своей?»
Зариславу пробрала дрожь. Когда Дивий говорил так, это её немыслимо сковывало, и в тоже время хотелось слышать слова из его уст ещё и ещё – так они грели, волновали, кружили голову. А может ночь Купалова влияет так?
Травница прикусила губу. Сейчас самое время сказать ему, что отправляется в Доловск, но это значит, дать надежду…
– А не боишься, что заведу тебя на тропы Навьи? Так же и ум потерять можно.
– Я, люба моя, уже ничего не боюсь.
Зарислава улыбнулась и отвела взгляд. Задумчиво погладила ромашку, росшую у калитки.
«И что с ним делать?»
– Правду ли ты говоришь, что любишь меня? – спросила она, а сама так и не решилась взглянуть на Дивия.
– Видно нарочно ты спрашиваешь, Зарислава, чтобы ранить глубже? – ответил серьёзно сын пахаря.
Она быстро глянула на жениха. Глаза его тёмные обожгли досадой глубокой – верно и правда обиделся.
– Дивий, – облизала сухие губы Зарислава, – ты же знаешь, что травнице не положено за мужа идти, – сказала она, придавая своему голосу строгости.
А сама от волнения сильного стала крошить ромашку пальцами. Юноша поначалу молчал, а потом ступил вперёд.
– Что мне нужно сделать, чтобы ты изменила своё решение? Проси, чего хочешь – всё исполню. Хочешь соболей, золота белого или, быть может, терем сродни княжескому? Я поставлю, только пожелай…
– Ничего мне не нужно, – замотала головой травница, робея. – Ты хороший, очень, но тропка у меня иная… пойми же.
– Говоришь ты складно, но веришь ли своим словам?
Зарислава опустила ресницы. Поймал он её, как лисицу в сети.
– Люблю только землю-матушку и Славунью. Эта любовь духом живёт во мне, от земной отличается.
На Дивия будто туча нашла, взгляд его потемнел, и глаза стали что дно озёрное, мутные.
– Скажи мне, люба, а зачем приезжала княжна в наши земли?
– За снадобьями.
Дивий скользнул взглядом к берестяному туеску.
– Значит, для неё ходила травы рвать?
Зарислава кивнула, не стала утаивать, всё равно узнает рано или поздно.
Дивий хмыкнул, опустил взгляд в землю, задумался. Но будто нутром чуял, что замалчивает о чём-то возлюбленная его. Что же будет с ним, когда узнает о том, что ушла она?
«Забудет», – отрезала про себя травница.
– Не верю я тебе, – поднял он на неё хмурый взгляд. – Обманываешь, верёвки вьёшь из меня, как тебе пожелается, совсем не жалеешь, Зарислава.
Травница молчала. Чего пытает её? Чего добивается?
– Ну да Боги с ней, с княжной этой, – выдохнул он. – Сегодня такая ночь! Река песни поёт, костры бурлят, а кровь играет. Зарислава, – позвал Дивий и сделал шаг навстречу.
Девица растерянно огляделась, где-то за бурьяном внизу плясали огни от костров, небо всё гуще чернело, приближая самый разгар ночи.