Первый день вечности

– Что ты делаешь? – прошипела я, когда хватка стальных рук немного ослабла, а лицо моего друга отстранилось на приличное расстояние. Я все еще не могла восстановить дыхание, нервная дрожь пробегала по телу, заливая щеки краской. Никого с камерой рядом с нами уже не было.

– Садись в машину.

Сева приоткрыл передо мной дверь своего «БМВ». Я неуклюже плюхнулась на переднее сидение и, не потрудившись пристегнуть ремень безопасности, откинулась на спинку. Мне хотелось плакать, перед глазами стоял туман.

– Зачем? – не унималась я, старательно глядя в окно.

– Затем, – отрезал Сева, резко выруливая со стоянки. Судя по всему, извиняться он и не думал. – Надо, чтобы наш маскарад смотрелся достоверно, особенно для тех, кто в этом заинтересован. Видела того папарацци? Жене пришлось приложить массу усилий, чтобы он налетел прямо на нас в таком людном месте, как Шереметьево. Было бы не слишком убедительно, если бы мы шли друг от друга за километр.

Я почувствовала себя оскорбленной. Любимый знал о затеваемом спектакле и никак меня не предупредил, хотя только сегодня утром мы разговаривали по телефону. Он сейчас находился в Бостоне и в Москву должен был вернуться не раньше чем через неделю. Сердце ныло, а в голове крутились самые неприятные мысли. Если бы я точно знала, что Женя целует не только меня, я бы, наверное, умерла на месте. А ему все равно!

– Ему это не нравится так же, как и тебе, – словно прочитав мои мысли, сказал Сева. Он положил одну руку мне на плечо. По-дружески, без каких-либо признаков недавней страсти. – Но так надо. Наше фото появится в вечернем выпуске некоторых газет, а светская хроника начнет трепать языками часа через два.

Я молча кивнула и закрыла глаза. Надо было подготовиться к назревавшему скандалу, а главное, к тяжелому разговору с отцом, которому это все наверняка не понравится.

Как я и предполагала, папа рвал и метал. Он видел мои фотографии с Женей, опубликованные несколько дней назад. Читал комментарии некоторых деятелей – врагов моего парня. И когда обнаружил новые снимки в вечернем выпуске любимой газеты, едва не получил инфаркт. Я буквально испугалась за его здоровье, до того покраснело всегда спокойное лицо папы.

– Что все это значит? – орал он на весь подъезд. – Они тебя домогаются? Пристают? Да я засужу обоих! Ты делаешь это для того, чтобы получать работу? Ты спишь с ними? Нет, ответь мне! Я требую объяснений.

Я упрямо смотрела себе под ноги, стараясь не встречаться с разъяренным взглядом родителя. Вот уж не думала, что он настолько старомоден. В конце концов, мне уже почти восемнадцать. В двадцать первом веке девственниц и в пятнадцать не сыскать. Что-то я не слышала, чтобы кому-то из моих бывших одноклассниц читали подобные лекции. Хотя много ли я знала об их семейных скандалах? Настиным предкам, например, было просто не до нее. Они и дома-то редко появлялись, занятые своими вечными поездками, развлечениями и работой. В любом случае, что бы там ни происходило у остальных, сейчас надо было решать собственные проблемы, а я понятия не имела как. Могу ли я рассказать отцу правду или Женя посчитает это слишком опасным? Что мне делать?

Ничего убедительного придумать не получилось, и я решилась открыться родителям до конца. Возможно, если не множить секреты, гроза пройдет стороной.

– У нас с Севой ничего нет и не было, – выдохнув, начала я. – Это было специально для камеры. Все должны считать, что мы встречаемся.

– Зачем? – Отец, далекий равно от политики и шоу-бизнеса, был поражен мои ответом. Судя по выражению недоумения на суровом лице, я поставила его в тупик.

– Я на самом деле встречаюсь с Женей, еще с прошлой осени, – призналась я. Сердце билось о ребра, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди.

– Значит, святоша Измайлов связался со старшеклассницей! Значит, правда все, что говорят о нем в последнее время! Вот как ты нашла свою работу! Благодаря тому, что уступила домогательствам! Потому что он воспользовался твоей юностью, доверчивостью и взамен на некоторые… эээ… вольности подарил тебе твою мечту!

Отец рвал и метал. Я не знала, как остановить бурный поток словоизвержения, который он вылил на моего любимого. А уж от его угроз по коже бежали мурашки, а ноги стали ватными. Даже мать, которая в нашей семье всегда была главной, не вмешивалась в наш разговор, уставившись в окно. Судя по всему, она не разделяла строгих взглядов своего мужа, но ничего не говорила. Я не знала, радоваться этому или, наоборот, переживать еще сильнее. – Помолчи! – не выдержала я. Впервые в жизни я повысила голос на кого-то из родителей. В целом я всегда старалась быть образцовой дочерью. – Ты не знаешь, о чем говоришь. Я люблю Женю! Люблю! И ни ты, ни кто другой не в силах этого изменить. Без него я не могу жить. Если из-за тебя его карьера рухнет и он меня бросит, ты меня больше никогда не увидишь! Я тогда тебе больше не дочь!

От моих угроз отец замер на месте, а мать тихо вскрикнула, зажав рот рукой.

– Что ты такое говоришь? – Мама вскочила с дивана и бросилась ко мне. В ее глазах стояли слезы, и мне искренне стало жаль ее, но отступать я не собиралась. Сейчас важнее наши с Женей взаимоотношения, чем спокойствие родителей.

– Правду, – невозмутимо продолжила я. – У нас с Женей любовь. Он меня не домогался. Наши отношения никак не повлияли на мою карьеру. И, вообще, если вам это так важно, можете сводить меня к врачу и удостовериться, что я все еще девственница!

Отец заметно остыл. Я не знала, что повлияло на него – мои угрозы или последнее признание. В любом случае он замолчал и отвернулся. Я посчитала это хорошим знаком и продолжила говорить.

– Нас снял один фотограф, когда Женя встречал меня в аэропорту после возвращения из Милана. Отношения со мной не пойдут на пользу его карьере. Мы это понимали и потому придумали, как сбить журналистов со следа. Если всем станет известно, что на самом деле я встречаюсь с Севой, то про гипотетический роман с Женей забудут. А нам с Басаргиным нисколько не повредит, если наши имена пополощут в прессе. Такая реклама всегда приветствуется в шоу-бизнесе. Если вы не будете в это лезть, все обойдется.

– А с чего ты взяла, что мы не будем лезть? Я хочу, чтобы ты зарубила себе на носу! Я не допущу, чтобы имя моей дочери смешали с грязью! Чтобы все кругом думали, будто она… какая-то доступная девица, которая готова обжиматься с каждым, кто предложит! – снова взорвался отец.

– Не позволишь? – от возмущения у меня перехватило дыхание. – У тебя нет права что-либо мне позволять и решать, с кем мне встречаться. А попробуешь – я уйду из дома, – отрезала я.

– Что здесь происходит? – Лера возникла на пороге неожиданно для всех. Она стояла бледным призраком, облокотившись одной рукой на костыль, другой – на стену. Голубая сорочка подчеркивала неестественную белизну ее лица. В спутанных волосах проглядывали перья от подушки. Так плохо сестра еще никогда не выглядела.

– Лерочка, доченька, иди, ложись, тебе вредно нервничать, – запричитала мать, подбегая к старшей дочери.

– Что здесь происходит? – повторила свой вопрос Лера, отмахнувшись от назойливой опеки.

– Твоя сестра встречается с Евгением Измайловым, которому, между прочим, двадцать шесть лет, – заявил отец, скрестив на груди руки. – За это он познакомил ее с другом-фотографом. В качестве… эээ… благодарности за… услуги… Об этом стало известно газетчикам, и, чтобы спасти свою драгоценную репутацию, он теперь заставляет Ксюшу целоваться с другим на камеру, – он перевел дыхание. – Я запрещаю ей даже близко подходить к этому человеку!

– А я говорю, что уйду из дома, если он, – я гневно ткнула пальцем в сторону отца, – станет лезть в мои дела. Моя личная жизнь никого не касается.

От резкости моих слов мать снова вскрикнула, будто ее ударили, но я уже разошлась. Мне стало на все плевать. Меня трясло от бешенства, и я еле сдерживалась, чтобы не начать колотить мебель.

– Пап, остынь, а, – голос Леры звучал устало, будто она не провела целый месяц в постели, а пахала на трех работах без сна и еды. – Я потеряла девственность в тринадцать. Моему парню было восемнадцать. А в пятнадцать у меня была связь с тридцатилетним женатым мужиком. И ничего, как видишь, жива пока.