Страница 11 из 17
– Да как я мог, Тихон Ильич? Ведь отец же любимый Елены свет Фёдоровны, а я его кулаком? Вот и не перемог.
– Ладно уж, – произнёс голова изменившимся голосом, – глядишь, всё и образуется. Вечером с обозом поедешь на заставу, и грамотка тебе для Зиновия Дмитриевича, – и положил на столь перед стрельцом свёрнутую трубкой послание, скрепленное веревкой и простенькой печатью.
Иван спрятал бумагу в сумку, поклонился, и вышел. Пищаль держал за приклад, и оружие привычно давило на плечо, ладанка так и горела в бронзовом футляре на груди. Стрельцу с фитильной пищалью просто нельзя без огня, а то враги нападут, а он:
«Ребята, я сейчас огнивом пламя добуду, вы подождите тут, не уходите. Без огня-то я вас из пищали не застрелю»
Это было бы весело… Он повесил мешок с провизией на левое плечо, и, вздохнув, вышел из покоев начальника. Неспешно спустился по лестнице, и присел на лавку. Караван подвод принимал важный груз. Мужики – возчики клали по пять – шесть тяжеленных мешков на ломовые телеги, но все равно, повозки просто трещали под грузом. Подъехали и шесть казаков, на юрких, небольших конях. Одеты, вопреки разговорам, вполне по-русски, в серые кафтаны и широкие штаны. Сапоги, правда, были на каблуках, привычные для конных воинов. Каждый был при пищали, сабле, и на ремне за правым плечом болталась пика. Иван увидел, что на конце древка пики был ремень, в котором торчал носок сапога правой ноги лихого наездника
– А, Тихон Ильич, готово ли всё? – крикнул старший из них, но тоже казак без бороды, и с непременными вислыми усами, и соломенным чубом, свисавшим из под шапки. То есть их старшина был тоже настоящим казаком. На вид бывалому воину не больше тридцати лет.
– Да. Только Степан Иванович, захватите ещё и этого удальца на заставу. Пешком добираться долго, да и одному не дело через эти места идти.
– Так мы без него с татарами и не сдюжим, голова! – засмеялся всадник, – даже не знаю, что и делали бы! Спасибо, конечно, за подмогу.
– Он не только стрелец, но и умелец знатный. Оружейник, работает по замкам. Голова его сильно расхваливал.
– Удружил, Тихон Ильич, – уже без смеха благодарил казак, – Родион, моего второго заводного коня стрельцу!
– Так Мурзу привести?
– Веди Мурзу. Стрелец, ездишь на коне?
– Езжу, – просто ответил Иван.
– Родион, помоги закрепить его оружие у седла. И, в путь!
Молодой казак помог увязать оружие, и Иван довольно ловко сел в седло. Юноша продел ноги в стремена, уперся каблуками, и уверенно взялся за повод. Конь отлично слушался седока.
– Добрый казак! – похвалил Степан, – пошли!
Караван двинулся в путь, возчики хлопали ремнями, подгоняя коней. Дорога змеилась между деревьями, но хорошо, что пыли было немного после недавнего дождя. Так что шли быстро, желая дойти до темноты. Места здесь были неспокойные, и татарские разъезды появлялись на Засечной черте часто.
Иван держался в седле вполне прилично, да и чего? На коне что ли не ездил? И у отца была лошадь, да и не одна. Так что юноша ездить умел как надо. Дело другое, что действовать в конном строю, тем более казачьем, он не умел. Поэтому не спеша трясся на дороге, и удаль показывать посчитал глупой затеей … Ехали уже долго, роздыха давать Степан Трофимович не собирался, объезжал строй телег, подбадривал возчиков. Люди успевали только попить воды из своих фляг, да положить в рот пару сухарей.
Но вот, встретили казачий разъезд, с десяток станичников с пиками и саблями подъехали поближе, проверяя, кто же идет по глухой дороге.
– А, Степан! Давно тебя ждём! Проводим! – сказал один из казаков, узнав старшего из каравана.
– И тебе привет, Демьян Зиновьевич! Как обещал воевода, с зерном и мукой идём!
– А крупа есть?
– И крупа имеется! И соль везём! Всё теперь есть.
– Ну и слава богу! А то на рыбе уж только сидим!
Вскоре, будто с неба упал острожек, защищённый высоченным валом и глубоким и широким рвом. Иван с любопытством смотрел на место своей новой службы. Вал был основательный, в три человеческих роста, хотя и поросшей короткой часто скашиваемой травой, правда, только выбивавшейся из земли. Над плотно сбитой землей стояли невысокие деревянные стены, срубы, сложенные из громадных бревен. Над стеной был и сделан приличный навес от дождя. Стояла и наблюдательная высокая башенка, что бы дозорные всё издалека видели.
Мост на цепях через ров был опущен, и здесь стояли четверо стрельцов с пищалями. Увидев телеги и казаков, более осанистый из них окликнул Степана.
– Здрав будь. Хорошо вовремя пришли, а то крымцы озоруют. Опять перестрелка была. Заезжайте, не мешкайте, – и он выразительно помахал рукой.
Скрипящие телеги потянулись по мосту. Но то ли возчик был неопытный, то ли лошадь испугалась, но колесо последней повозки попало на самый край крепко сбитых досок, и ударилось деревянной осью. Повозка стала свалится вбок, опасно накренясь ко рву. Лошадь дико ржала, присев на задние ноги, Мошкин не задумываясь, спрыгнул с седла, схватил лежавшую рядом оглоблю, и как рычагом поддел телегу. Он закричал, мышцы рук и спины словно рвались наружу, но телега стала выпрямляется. К стрельцу подбежали два казака, и втроём смогли спасти телегу и драгоценный груз. Колесо опять встало на мост, телега осела, но теперь было всё хорошо. Иван выдохнул, убирая руки с ваги, казаки похлопали нового товарища по плечу.
– Здоров ты, брат, – удивился Степан Трофимович, – и сам цел. Ты осторожней, а то надорвёшься, дело такое. Пошли, мешки с телеги снимем.
Уже на руках перенесли с телеги зерно и муку прямо в лабаз. Груз принял старшой. Кто ж воеводой назовёт главного в малом острожке? И не крепость ведь. Тем временем возчики заносили мешки с телег. Склад был добрый, с поддонами на деревянном полу, чтобы хлеб не отсырел. А так хорошо было всё сделано- и сухо, и накрепко.
– Зиновий Дмитриевич? – спросил Мошкин старшого в стрелецкой одежде.
– Точно. Зиновий Дмитриевич Хворостов, старшина. А ты, верно, Мошкин Иван? Знаю я твоего батюшку, Семёна Петровича.
– Для вас и грамотка от Тихона Ильича Трубчева, головы нашего приказа, – и юноша протянул послание.
Зиновий почесал бороду, сломал печать и быстро прочёл написанное, посматривая иногда для порядка на молодого стрельца, и, наконец, спрятал бумагу за пояс.
– Понятно, Иван. Силы, я смотрю, ты большой, как сумел гружёной телеге не дал упасть! И умелец ты у нас, значит. Ну дел тебе здесь хватит, не заскучаешь, кузня наша теперь твоя. А то, может быть, и часы нам сладишь? – пошутил старшина.
– Если бы смог… Подучиться не у кого. Такие мастера, известно, в Москве живут. Сложная ведь механика, – разговорился Ваня, и начал показывать на пальцах, – на одной оси две шестерни- одна для часовой стрелки, другая- для минутной. И минутная должна в шестьдесят раз быстрее вращаться, чем часовая. Ну а на главную ось привод- часовщик должен каждый день цепь поднимать, а груз той цепи и даёт вращение оси часов, и притом, равномерное. И…
– Понял. Всё понял, что ты работу знаешь. Отдохни с дороги. Ты, как умелец, станешь в острожке ночевать. Место хорошее, почти святое, рядом с часовенкой. Поп у нас отец Кирилл…
– Я бы хотел в Тулу съездить… – вдруг вырвалось у Мошкина, – я на день… Обернусь быстро. Поклянусь на святых иконах.
– Нельзя брат, служба. Все мы здесь нужны. Я, вот, воеводе писал, наизусть помню:
" Желаю снять с себя грехи, посетить святые места мне надобно. Убиённые меня совсем замучили, спать не дают, особо по воскресеньям. Отпустите на богомолье"
И знаешь, что мне князь Пожарский повелел ответить?
– Нееет, – пробормотал стрелец, и просто не верил своим ушам. Пожарский! Сам!
« Твоя служба она свята для государства Российского, и , значит, нет на тебе грехов. Ну а попу вашему я отписал, что бы наложил на тебя епитимью по твоим силам, что бы не искал грехи там, где не надобно»