Страница 141 из 193
Конь фыркнул.
–Конь, – Я задыхался от восторга и удивления. – Вот ты же спас дитё! И душу мою спас. – И заплакал. Слёзы покатились по моим щекам. И стесняться нужды не было. – Быстрее в избу. Молоко кипятить надо. Да остудить ещё. – Я бережно, обняв обеими руками бутыль, держал её возле люльки с младенцем. Так всю дорогу и держал, бережно. Две драгоценности, младенца и бутыль с молоком. Сейчас ничего ценнее не было. Моя жизнь двумя прямыми пересеклась в точке надежды и счастья.
Не помня как проделал обратный путь, я зашёл в дом, уложил младенца в корзинку и растопил печь. Вскипятив молоко, поставил его остужаться и мастерил из найденного бутылочку пригодную в роли материнской груди. Знаний у меня на тот момент не было никаких, но я смог.
Наконец, взяв малютку из корзинки, сел на тахту, и держа бутылочку поднёс её к крошечному ротику.
Часть III
Ранним утром, только открыв глаза, я вскочил с постели с мыслями о малютке. Дитё жалобно пищало. Взяв его из корзинки, назначенный судьбой на роль отца, поморщился. Обнаружилось одно из не приятных обстоятельств статуса родителя. Малыш обделался. Распеленав младенца я обтёр его тряпицами, что попались под руку, и запеленал в чистые. Вот тогда я и обнаружил – младенец был женского рода. Начинался новый день, новые заботы. Может, как новоявленный папа, я того и не хотел, но мысли, по принуждению жизненному, подсказывали некий план, без соблюдения которого, увы, крохотный человечек не выживет.
– Вскипятить молока и остудить. Вскипятить воды в тазу и помыть ребёнка. Постирать пелёнки. Собрать дров на зиму. Топить печь. – Я и сам не заметил как снова и снова повторял эти пункты, будто мантру.
Вскипятив молоко, я покормил малышку, и раскрасневшуюся, закрывающую от блаженства глазки, уложил в корзинку. Подумав о необходимости новых пелёнок, решил заняться этим прямо сейчас. Раскрывая один за другим все сундуки, что стояли в комнате, я раскладывал хранящиеся в них тряпки, одеяльца, и всё остальное, что было кем-то в них сложено.
Дитё спало насосавшись молока, а бутыль найденная в лодке уже на две трети пуста. Хватит на один приём. Снова тревоги. Стоило сходить на берег и посмотреть лодку. Собравшись, я вышел из дома, и уже спустился с крыльца, но меня не покидало сомнение. – Нельзя оставлять младенца одного. Ни на секунду. Мало ли что. – Чертыхнувшись, вернулся в дом, надел на себя импровизированную люльку, сработанную в прошлый раз из длинного, широкого лоскута, концы которого были завязаны узлом, укутал малышку в тёплое шерстяное одеяльце, и этот сладко спящий куль аккуратно уложил в люльку. Теперь ребёнок, а как я уже знал – девочка, от чего моё отношение к этому созданию подаренного мне судьбой, стало более трепетным, спал прижавшись к моей груди, под присмотром и защитой. Довольный своей предусмотрительностью, и не без гордости отмечая в себе заботу и чувство ответственности, вышел из дома.
Меня занимал вопрос: случайной ли удачей было найти вчера лодку и в ней бутыль с молоком? – Нет. Это не было удачей, и не могло произойти случайно. Конь намеренно привёл меня на берег и указал на лодку. Скорее уж, чудо. Но что и как совершило его? Вот сейчас и выясню. Дойду и выясню, – успокаивал я сам себя.
Но придя к тому месту где вчера стояла лодка, её не увидел. Лодка отсутствовала.
– Что за чертовщина? Кто здесь, на острове, мог её взять?
Встревоженный отсутствием ветхой посудины, я начал успокаивать себя резонностью дождаться вечера. Ведь вчера, именно вечером была обнаружена спасительница с молоком, и то, что сейчас её нет, может являться хорошим признаком.
– Лодка в пути. Она доставит новую бутыль с молоком, и ребёнок будет накормлен. – И тут засмеялся в голос. – Сказки. Я тронулся умом и уповаю на чудо. Но если не чудо, ребёнок помрёт с голода и я этому не в силах буду помешать.
Прогуливаясь по берегу со спящим в люльке младенцем, я примечал большое количество брёвен выброшенных морем, и уже обдумывал как бы их доставить к дому. Зима близко. Нужно запастись дровами. Кроме заботы о поддержании тепла в избе, остро стоял вопрос и пропитания. На острове живности я не замечал, кроме нерп, которые бывало, стайками лежали на песчаном берегу, а значит оставалось воспользоваться морем. Нужны снасти.
Придя домой, переложил малютку в корзинку и принялся рыться в сенях в поисках инструмента и иного, что может пригодиться в хозяйстве.
День подходил к концу, а уже были сработаны несколько разномастных удочек, и даже небольшие сети. А чуть позже, скормив ребёнку остатки молока я сидел на кухне и с тревогой думал о завтрашнем дне.
Услышав конское ржание я подскочил со скамьи и вылетел из дома.
– Ну? – спросил глядя в глаза коню.
Конь тряхнул головой и пошёл за избу. Посчитав, что идти он собирается совсем не к лодке, я опустил руки. А тот, прежде чем скрыться за углом, остановился и повернув голову посмотрел на меня.
И вновь надежда, более от доверия к коню. – Ах ты же, спаситель мой! – всплеснул я руками. – Обожди, милый, малышку мне взять надо, – и заскочил в дом, а уже через минуту спускался с крыльца с люлькой на груди. – Ну, показывай, давай, где лодка прячется.
Этим вечером, в отличие от вчерашнего, лодка стояла в заводи, возле брусничного болота. То был северный берег, чуть левее косы. Как и вчера, на дне лодки лежала бутыль полная молока.
Так прошла неделя, вторая. Каждый вечер конь водил меня к тому месту берега где их ждала лодка, и всякий раз это было новое место. Я даже как-то задался целью разузнать кто же управляет ею. И в последующие недели ходил по берегу и высматривал. Но, либо не находил лодку, либо находил там, куда приводил меня вечером конь. Лодка исчезала и появлялась принося жизненно важное молоко, незримо, скрытно. Кто-то, или что-то, не желало быть обнаруженным. Через десяток попыток я рассудил оставить в покое тайну лодки. Не искушать судьбу.
Дни проходили за днями. Выпал первый снег. Дрова были заготовлены с запасом. Я, как сам впоследствии смеялся, уговорил коня и тот тягал с берега брёвна на толстой витой верёвке с петлёй на конце. По два три бревна за раз, стянутые петлёй. Нашлись и топор с пилой. С обеих сторон покрытая ржавчиной двуручная пила была мной зачищена, а зубья разведены и заточены. Удалось забить несколько нерп. Ловилась и рыба. И уже в сенях стоял деревянный бочонок со стальными кольцами, а в нём засоленная селёдка, благо на кухне предыдущими хозяевами оставлен был, среди прочей небогатой снеди, мешок соли. Появился и жир перегнанный на печи из нерпичьего сала.