Страница 15 из 42
На крышку унитаза запрыгнул чёрный кот. Сакура так его и называла, иногда добавляя «господин». Чёрный кот деловито обвил чёрным длинным хвостом чёрные длинные лапы. Получилось почти египетская статуэтка. Жёлтые глаза впились в Сакуру внимательным взглядом.
— Нечего на меня так смотреть, не твои волосы, — она наклонилась и подняла ночницы.
Положила их на край раковины и тяжело вздохнула. Конечно, можно было потратиться и пойти в парикмахерскую. Там стрижку сделают профессиональнее. И получится куда аккуратнее, нежели дома перед зеркалом своими руками под осуждающим взглядом кота, который даже не её.
Из-за таблеток, болезни и стресса в последние недели с волосами творилось чёрти что. Этого и следовало ожидать. Собственно, не приглядишься — не заметишь. Но Сакуру откровенно напрягало видеть каждое утро всё большее количество волос на расчёске. Или стряхивать их с белого халата.
Кстати, о белом халате. Он пока висел на плечиках, потому что у доктора Куран законные выходные, на которые её отправили принудительно. Сакура справедливо рассудила, что легко отделалась с этой историей про босса Мацумото и её «похищением». Да, начальство вызывало на ковёр. Но только для того, чтобы представить следователя Нанами Кенто из Специального отряда по расследованию уголовных дел. Такой статус собеседника уже должен был приготовить и саму доктора Куран, и её начальника к не самым радужным перспективам на будущее. Но Нанами-сан задал вполне обычные, стандартные вопросы, не вдаваясь в подробности. Глубокий, приятный голос и очень строгое выражение лица как-то слабо сочеталось с такой, как показалось Сакуре, незаинтересованностью. Вынужденной, что ли.
Впрочем, Сакура не жаловалась. И была рада, хоть и удивлена, что про Годжо следователь ничего не спросил. Хотя медсёстры явно упоминали высокого светловолосого мужчину, ставшего свидетелем инцидента с боссом Мацумото и его служкой.
Сакура ещё раз глянула на ножницы. Потом тяжело вздохнула, когда раздался телефонный звонок. Настойчиво действуя на нервы, он заставил хозяйку квартиры выйти из ванной комнаты и пройти на кухню. На столе экраном вверх светился мобильник. Сакура ещё несколько секунд смотрела на чёткие иероглифы, которыми был подписан контакт, а потом вернулась обратно в ванную. Экран, на котором всё это время светилась подпись «отец», потух, как только вызов прекратился. За окном набрал обороты дождь. По стеклу стекало множество прозрачных капель. Змеились дорожками, сливаясь одна в другую.
Раздался ещё один телефонный звонок. Но Сакура даже проверять не пошла.
— Не надо на меня так осуждающе глядеть, — Сакура обратилась коту. — Я пока не готова с ним разговаривать. Скажу, что сдохну, чуть попозже. Или вообще не скажу. Может, стать озлобленной на весь мир сукой, не думающей о чувствах других? Позвонят ему и скажут, ваша дочь скоропостижно скончалась… ага… и до инфаркта доведут… какая же я всё-таки…
Сакура усмехнулась и покачала головой. Резко взяла ножницы с раковины. Те звякнули о керамику. Сакура обхватила пальцами чёрные пряди в импровизированный хвост и…
Раздался звонок в дверь.
— Как говорила моя бабуля: ёбушки-воробушки, что ж вы мне все умереть спокойно не даёте, — Сакура возвела глаза к потолку и отложила ножницы.
Подошла к двери и посмотрела в глазок.
— Откуда он… — пальцы мгновенно вцепились в замок, повернули его.
На пороге стоял Годжо.
— Ты из канавы вылез? — спросила Сакура, оглядывая его с ног до головы.
Сатору одарил её такой обворожительной улыбкой, совершенно не сочетающейся с его внешним видом, что Куран на мгновение окончательно растерялась.
— Нет, всего лишь попал под дождь, — ответил он.
— Заходи быстро, — Сакура не заметила, как с режима глубокомыслящей страдалицы переключилась в микс из суровой тёти-доктора и вечно ворчащей бабки.
— Боишься, соседи увидят? — Сатору шагнул за порог.
— Боюсь, ты сляжешь с воспалением лёгких, — Сакура едва не добавила «идиот».
Сатору принёс с собой запах дождя, шлейфом тянувшийся за высокой фигурой. Разулся, кое-как стянув начищенные до блеска ботинки. Промок до нитки. Пальто ни на нём, ни в руках не было. Только чёрный строгий костюм, с которого капала вода. Волосы промокшие, растрёпанные.
— В ванную, — сказала Сакура.
Ей бы спросить, какого чёрта он вообще здесь забыл. Но вместо этого рука сама указала на дверь, из которой свет лёг лунной полосой на тёмный пол коридора.
— Слушаюсь, госпожа доктор, — Сатору отзывался хоть и с улыбкой, но как-то устало, с фальшивой игривостью.
Будто она ещё не до конца выветрилась, как стойкие, громоздкого запаха духи дамы в летах.
Под ноги Сатору метнулся чёрный кот. Парень едва не наступил на шустрое животное. Чуть не подскользнулся на капающей с его же одежды воде. Чертыхнулся. Стянул с себя пиджак.
— Бросай прямо на пол, — сказала Сакура, зная, что Сатору так и сделает даже без её дозволения.
Но так она хотя бы могла почувствовать себя хозяйкой положения, а не застигнутой врасплох девчонкой.
За пиджаком Годжо грубо стянул из-под воротника уже развязанный галстук-бабочку. Со светского мероприятия явился. Тут сомневаться не приходилось. Белая ткань рубашки намокла до полупрозрачного — прозрачного в этом уравнении было гораздо больше — и прилипла к телу так, что Сакура спокойно могла разглядеть розовые бусины сосков, линии груди и пресса. Видела же уже. Даже трогала. Но почему-то мокрая ткань создавала куда более привлекательную, если не соблазнительную картину.
— Что, сексуально выгляжу? — усмехнулся Сатору.
— Будешь ещё сексуальнее с градусником во рту или катетером в вене, пытаясь выкашлять собственные лёгкие, — осадила его Сакура взглядом. — Раздевайся полностью и под горячий душ. Лучше, конечно, в ванную. Но моя не предназначена для… твоих габаритов.
— Какая суровая, — протянул Годжо, садясь на бортик ванны.
— Годжо.
— Пять минут. Дай мне пять минут.
— Всё нормально?
— Да, всё шикарно, госпожа доктор. Всё шикарно. Просто бегать под дождём…
— Так ты ещё и бежал?! — Сакура чуть руками не всплеснула.
Тогда бы окончательно стала похожа на сердобольную мамашу, отчитывающую нерадивое дитятко.
Сатору принялся расстёгивать рубашку, но перламутровые пуговицы были слишком маленькими и юркими. А пальцы Годжо большими и плохо слушающимися из-за холода.
— Дай, — Сакура подошла ближе.
Начала помогать. Быстро, умело, словно намокшая ткань не мешала, а перламутр пуговиц не скользил по подушечкам пальцев.
— Ловко, — сказал Годжо. — Со штанами поможешь?
— Тут сам, — Сакура не поддалась на явную провокацию.
Годжо не особо-то и хотел. Это была очередная дежурная фразочка, брошенная по привычке. Сакура видела — что-то ядовитое прячется за широкой грудной клеткой. Нет, не ядовитое, а отравленное. Кем-то, кто сильнее Сатору морально. Кто способен загнать его в угол, раздавить и размазать, как ребёнок выпавшую из корзинки спелую ягоду черники. Такие люди вообще есть?
Сакура подняла взгляд, встретилась с глазами Годжо. Какие же они всё-таки у него невозможно красивые. Действительно нездешние. Русалочьи. В них лазурит и бирюза, не льды — дыханье моря, а там и крик китов, и корабли. Бесконечность. Ясная и страшная. Глядя в них, ты ощущаешь всё и ничего сразу. Как заклинатель змей — отводить взгляда нельзя, пока льётся долгая песня из пунги. И смотреть в них тоже чревато последствиями.
Сакуре хотелось спросить, что случилось. Что пошло не так, раз он явился к ней на порог. От чего такой яркий мальчик, собирающий звёзды в карманы, вдруг оказался больным, суетным, неспокойным, тёмным. На берегу этих бескрайних звёздных глаз, в тени ресниц пряталось что-то совсем уязвимое. Какая беда пришла к тебе, чудо-мальчик? С печальным ядом лунных ос, туманными птицами и мечущимися в полумраке серебряными лисами.
Касание губ холодное, как стального гарпуна на пропитанном алым льду. Сакуру прохладным коконом окутал запах дождя. Холодные руки легли на её поясницу. Весь чёртов мир внутри него — протяжный, страшный вой. Оттолкнуть бы от себя, заставить перестать. Но это значит рубануть по живому, к теплу тянущемуся.