Бич небесный

Алекс обнаружил, что ему трудно воспринимать эту дикую угрозу серьезно, хотя Джейн явно говорила совершенно искренне. Старая история. Насколько представлялось Алексу, все проблемы, какие у него когда-либо были с сестрой в прошлом, всецело относились на ее счет. Это она всегда вваливалась к нему в комнату, чтобы заламывать ему руки, разбивать его игрушки и выкрикивать приказания. Рано или поздно все их столкновения кончались тем, что ему приходилось отрывать ее пальцы от своего горла.

Он, с другой стороны, почти никогда не пытался вмешиваться в ту полуистерику, которую Хуанита называла своей повседневной жизнью. Даже простое наблюдение за тем, как его сестра идет по жизни, время от времени проламывая кирпичные стенки собственной головой, заставляло его чувствовать усталость. Он всегда позволял ей вопить сколько влезет и катиться в ад тем образом, какой ее больше устраивал.

Теперь она, очевидно, решила, что может командовать его жизнью, поскольку мама давно умерла, а папа занят серьезными делами. Скоро она освободится от этого заблуждения.

– Расслабься, – посоветовал он ей. – Твой роман или что бы у тебя там ни происходило – это полностью твое дело. Я не имею ничего против этого твоего Джерри.

Он хохотнул.

– Черт возьми, я ему даже сочувствую!

– Большое спасибо. Его зовут Джерри Малкэхи – доктор… Джеральд… Малкэхи.

Он никогда не видел такого выражения, какое появилось на лице Хуаниты, когда она произносила это имя. Это было что-то среднее между обожанием школьницы и ультрароковым имиджем плохой актрисы в мексиканской мыльной онере. Какая бы муха ее ни укусила, она укусила ее весьма серьезно.

– Все хорошо, Джейни, – осторожно проговорил он. – Я не держу никаких обид ни на него, ни на кого-либо из твоих деревенских дружков-чудиков. По крайней мере до тех пор, пока они не станут наступать мне на голову.

– Ну, на самом деле они станут наступать тебе на голову, Алекс, и я бы попросила тебя смириться с этим. Не в качестве братского одолжения или чего-нибудь в этом роде – об этом я не могу просить, – но просто потому, что это интересно. По-настоящему интересно, понимаешь? И если ты сумеешь какое-то время простоять прямо, ты сможешь чему-нибудь научиться.

Алекс хмыкнул. Он снова выглянул в окно. Рассвет начинал становиться впечатляющим. Техасские Высокие равнины – от природы довольно унылая местность, но природа упаковала вещички и смылась еще некоторое время назад. И та дрянь, что росла на обочине дороги, казалась весьма довольной этим обстоятельством. Они проезжали километр за километром мимо высоких, но пояс, зарослей сорняков с крепкими коричневато-оливковыми стеблями и неприятными маленькими соцветиями ядовитого химически-желтого цвета. Совсем не тот оттенок, какой предпочтителен у цветов; ничего привлекательного или приятного. Такой цвет можно ожидать увидеть на свалке токсичных отходов или в местности, обработанной ипритом.

За заросшей цветами обочиной тянулась полуразвалившаяся изгородь из колючей проволоки по краю вымершей скотоводческой фермы. Пастбища были давно заброшены и заросли мескитом.

Они миновали длинную утреннюю тень обезглавленной нефтяной вышки, рядом с которой стояло полдюжины проржавевших цистерн для западно-техасской неочищенной нефти – субстанции, ныне исчезнувшей с лица земли наряду с гагарками и многими другими птицами. Где-то глубоко в каменистой плоти земли тихо ржавела невидимая громада многотонной бурильной трубы, недоступная глазам людей, но тем не менее зримая для геологических эпох – отломанный и разлагающийся хоботок прихлопнутого чудовищного комара, порожденного парниковым эффектом.

Здесь и там вдоль шоссе маячили заброшенные ветряные мельницы с торчащими в пустоту конусообразными жестяными крыльями. Их расколотые пустые бетонные резервуары давно засыпаны пылью, а водоносные горизонты выкачаны до сухого песчаника… Они высосали из этой земли всю воду и оставили в ней свои механические вампирские зубы, словно оторванные жвала клеща…

Из этого места выжали все, что только можно было продать на рынке, а потом забросили его. Но затем сюда пришли парниковые ливни. Можно с уверенностью утверждать, что до этого здешняя растительность не имела представления о милости дождя. Эти растения, по сути, были ничем не лучше людей – просто другой биологический вид, столь же безобразный, злобный, жадный, рожденный для страдания и мало чего ожидающий от жизни… Но дожди все равно пришли к ним. Теперь техасские Высокие равнины были перенасыщены дождем, а также густым теплым углеродистым воздухом, и все это под пылающим парниковым солнцем. Это была страна Оз для кактусов. Аркадия для мескитовых деревьев. Любой подлый сорняк, умевший издавать зловоние, колоться или царапаться, хвалился своими умениями, словно захолустный техасский нувориш своей нефтяной скважиной.

Хуанита снова включила проигрыватель.

– Может, ты лучше завяжешь с этой тайской дребеденью?

– А что бы ты хотел, чтобы я поставила?

– Что-нибудь не столь неуместное. Какую-нибудь, не знаю… безумно грустную скрипичную музыку. Флейты из кедра и костяные свистульки. Когда я слышу эту тропическую тарабарщину здесь, в этих диких дебрях, мне начинает казаться, что я схожу с ума.

– Алекс, ты ничего не знаешь о том, как здесь выживать. Здесь необходимо иметь достаточно воображения, чтобы представлять, что ты находишься где-то еще, иначе эти равнины по-настоящему достанут тебя.

Она рассмеялась.

– Ничего, братец, ты еще научишься «смотреть вдаль»! В этих краях для этого достаточно просто ускакать к горизонту и питаться собственноручно убитыми кроликами, пока не помрешь… Слушай, хочешь прокатиться по-настоящему?

– Что?

Хуанита повысила голос.

– «Чарли»!

– Слушаю, Хуанита, – ответила машина. Алекс был удивлен.

– Эй, Джейни, почему эта машина называет тебя Хуанитой?

– Не важно. Долго объяснять. Она сжала его плечо.

– Ты хорошо пристегнулся? Как ты вообще, готов? Тебя не укачивает, ничего такого?

Алекс похлопал по автоматически регулируемому сиденью рядом с собой.

– Только не на таком реактивном сиденье! Скорее уж меня укачает на диване в гостиной.

– Ну ладно, тогда ты сейчас поймешь, зачем здесь установили такие сиденья.

Хуанита подняла с колен бумажный пакет, увидела, что гранолы в нем больше не осталось, аккуратно сложила его и засунула за пояс своих хлопчатобумажных шортов.

– «Чарли», покажи карту местности.

Автомобиль высунул из приборной панели гибкий язык белого экрана, на котором проявилась высокоточная карта с топографическими отметками в метровой шкале. На карте быстро замелькали сопоставляемые варианты ультрадетальных передач со спутников. Хуанита осторожно взялась за свободный край карты, вгляделась в мелькающие картинки и постучала пальцем по экрану.

– «Чарли», видишь этот пригорок?

– Две тысячи триста двенадцать метров к северу, – ответила машина, высвечивая вершину пригорка оранжевым.

– «Чарли», поезжай туда – быстро.

Машина замедлила ход и свернула к обочине дороги, нацеливаясь носом на избранный пригорок.

– Держись крепче, – сказала Хуанита. И тут машина прыгнула в воздух.

Высоко подскакивая, она на первом же десятке метров набрала скорость и понеслась над верхушками мескитовых зарослей. Ее движение представляло собой серию диких сжатий и скачков, сопровождаемых шипением пневматики; это было похоже на то, как если бы ее несли через воздух реактивные выхлопы. Алекс чувствовал, как смарт-ячейки сиденья постоянно контролируют положение его тела, бугрясь под ним, словно мышцы бегущего животного.

– Только взгляни на эти колеса! – ликующе крикнула Хуанита, показывая пальцем. – Посмотри, они ведь не катятся. Черт возьми, это даже и не колеса! Эти спицы на самом деле – поршни с компьютерным управлением. Похоже на судно на воздушной подушке, правда?

Алекс тупо кивнул.

– Это парение осуществляется за счет компьютерного управления. Та большая силовая труба, что проходит через машину, – это не мотор. Это датчики и цепи, которые не позволяют нам врезаться в препятствия, когда мы прыгаем!