Страница 36 из 85
Рон проснулся от дикого крика, вскочил на пол и тут же отдернул ногу – пол был ледяной, и даже рваный, хотя и толстый носок не смог скрыть этот холод. Вслед за криком последовал глухой удар, словно звук падающего тела и Рон понесся в кухню. На полу, с перекошенным от внезапного инсульта лицом, лежал отец, сжимая в объятьях мертвое тело Оливии. Отец что-то мычал, а Рон в оцепенении смотрел на черные пятна уже засохшей крови на руках и одежде Оливии.
Он не знал, как в квартире оказались врачи из скорой, кто вызвал жуткую тётку из соц.опеки. Ему казалось, что он так и простоит как каменный столб в дверях кухни и ничто и никогда его не сдвинет с места.
Оливия не захотела разделять судьбу мамы и сестры и перерезала себе вены. Она умерла быстро, опустив руки в таз с теплой водой, чтоб не чувствовать боли, чтоб кровь не свернулась и чтоб не испачкать пол кухни. Она не хотела напрягать папу уборкой, у него и так полно забот – думала она, делая первые надрез вдоль руки....
Спустя три месяца в приюте, где Рон ни с кем не подружился и более того, даже не заговорил, сперва появился толстый врач и поставил ему диагноз- амнезия. Лечить его не пытались – у приюта не было на это денег, да и его история внушила окружающим, что он так такой же псих, как и все остальные в его семейке и нет смысла с ним возиться. А еще через пару месяцев его забрала к себе высокая красивая женщина. У нее были длинные белые волосы и холодные голубые глаза. Рон никак не мог вспомнить, кого же напоминает ему эта холодная женщина, которая все время смотрит на него взглядом со смесью жалости и страха. Позже он узнал, что это его бабушка по маме. Она почему-то не любила говорить про его семью, о которой он ничего не помнил и все время водила его к врачам. Ему давали какие-то тесты, загадки, и другие дурацкие задания, брали бесконечные анализы и проводили множество других медицинских обследований. За эти годы он так к этому привык, что перестал уже спрашивать зачем и для чего все это. В 13 лет Рона соблазнила одна из бабушкиных подруг. Он выглядел на 17, был высокий, широкоплечий. Все еще носил длинные волосы, а глаза и ресницы, как оказалось, сводили с ума едва ли не всех женщин, приходивших к бабушке в гости. Бабушка его, к слову, была знатной аристократкой, и приемы в ее доме, казалось, не кончались никогда. Она гордилась свои невероятно красивым внуком и безумно боялась болезни, так бессовестно унесший жизнь ее дочери и внучек. Мать Рона истекла кровью в клинике во время очередного приступа, когда она разорвала на себе кожу, мясо, и вонзилась зубами в вену, вырывая ее из руки. А Эмили сперва не могли найти, она словно испарилась из клиники, и ни связи, ни бабушкины деньги так и не давали результатов в ее поисках в течении нескольких лет. Но кто ищет тот всегда найдет, и бабушка узнала, что ее Эмили, обладающая ангельской внешностью и полной беспомощностью, стала жертвой нечистоплотных санитаров, которые сперва сами ее насиловали, а потом за небольшую плату сдавали, как они сказали на следствии, в аренду. Ну а когда ее тело пришло в негодность, девушку просто убили и закопали во дворе психушки. Когда ее нашли и экспертиза подтвердила, что это действительно она, бабушка подняла все связи и мучителей ее постигла та же участь. Они попали в самую жуткую тюрьму на всем туманном альбионе. Люди, которым щедро заплатила бабушка их не пощадили, они умерли, испытав на себе все мыслимые и немыслимые сексуальные и адские пытки, на которые их обрекла безжалостная месть.
Шли годы, Рон прекрасно жил за счет богатеньких тетушек, которые платили любые деньги, лишь бы провести с ним ночь. Он научился не замечать их дряблые тела, морщинистую кожу всю в старческих пятнах, он просто зарабатывал деньги. Бабки хорошо платили и Рон, не нуждавшийся в деньгах и не помнивший своей нищеты, но каким-то подсознанием понимал – деньги надо зарабатывать самому, а не надеяться на бабушку. Она, наконец, перестала таскать его по врачам так часто как в детстве, но все равно, минимум раз в 2 месяца к нему проходил психиатр и вел задушевные беседы. Конечно, приходил он не открыто, а якобы к бабушке на чай, но Рону было 17 лет и он все прекрасно понимал. Не понимал только для чего его нужно показывать психиатру, но ему было все равно и он совершенно не сопротивлялся этим встречам. Иногда даже было интересно – он ничего не помнил из своего детства, не помнил родителей, где и как жили, и надеялся, что может психиатр ему поможет вспомнить и ради этого он и приходит так часто в их дом.
Но в один день идилия закончилась – 15тилетняя Джоан, внучка одной из его старушек, влюбилась в него и была отвергнута. Но избалованный ребенок не привык к отказам и решил отомстить. Однажды, возвращаясь домой с очередного свидания, кто-то сильно огрел Рона сзади по голове, и хотя он был высоким и широкоплечим, занимался конным спортом и греблей, и в любой другое время спокойно дал бы отпор нападающим, но в тот день он был немного пьян и вымотан 5тичасовым секс-марафоном, и просто свалился на подъездную дорожку и не успев понять, что происходит, получил новый удар тяжелым ботинком в лицо, потом еще и еще. Нападающий целился именно в лицо, он уже сломал нос, губы превратились в месиво, а под конец, уже почти потеряв сознание, Рон почувствовал, как холодное лезвие ножа сперва легко, несмело, словно примеряясь, полоснуло его щеку слева, а потом – сильно и глубоко, распробовав вкус крови, вонзилось над бровью справа и резко и адски больно скользнуло вниз до самого подбородка. Он уже отключился, когда Джоан плюнула на него и с ненавистью, на которую способна только отверженная девушка, ударила его носком тяжелого ботинка в висок. И этот удар вернул Рону память.
Рон вспомнил. Вспомнил мать и ее безумства, вспомнил изможденного отца, вспомнил самоубийство сестры. Он даже вспомнил дом, где они жили и ту беспросветную нищету. Единственное, что он не помнил, это где находится дом и что стало с отцом. В больнице с ним носились как с королевской особой, бабушка постаралась – лучшие врачи и пластические хирурги практически вернули Рону нормальную прежнюю внешность. Лишь небольшая горбинка на переломанном носу, и тонкий белый след от шрама на левой стороне лица делал его вид несколько зловещим, особенно когда он улыбался. Хирурги почему-то уделили все свое внимание глубокому порезу справа и его действительно как и не было. Только бровь посередине осталась словно поделенной на две части. А вот ране на щеке они не уделили особого внимания, видимо не посчитав ее серьезной, и в итоге – шрам, продолжающий улыбку делал его похожим на Джокера, особенно, если лицо попадало в тень. Его длинные волосы были обриты под ноль – как напоминание об операции на открытом мозге. Лицевые кости тоже подправили, и теперь он был счастливым обладателем титановой скулы. Но все эти вмешательства все равно не испортили, а даже добавили некого шарма его слишком ванильной внешности, сделав еще более привлекательным для дам. Однако, теперь он перестал быть ангелочком для старушек, и своим старым новым лицом стал привлекать женщин за 40, которые слетались на него как осы на мед. Осами они и были, тощие, желчные и вызывали у Рона еще большее отвращение, чем его похотливые старушки.
====== #28 ======
Рону было 19, когда он, внезапно для себя, приехал в какой-то нищенский район. Как он здесь оказался он не понимал, просто вышел от очередной своей любовницы, сел за руль своей спортивной, вызывающе жёлтой машины, и вот он тут. Он смотрел на здоровенный грязный серый дом, такие же серые мрачные окна, в которых тут и там светился тусклый противный молочный свет и думал о том, как вообще тут можно жить. Хотя, наши окна до сих пор светятся.... И сам в ужасе осекся от этой мысли. Наши окна... Наши окна – он шепотом повторил, глядя на два маленьких окна на четвертом этаже. Он тут жил, это его дом... И Рон, выскочив из машины, и забыв даже захлопнуть дверь, не то чтоб ее запереть, вбежал в мрачный подъезд. Ему было плевать, угонят его крутую тачку или разберут на запчасти, он нашел свой дом!!! Он прыжками преодолел четыре пролета и оказался перед обшарпанной дверью. В коридоре воняло мочой, прокисшей едой и затхлым сырым бельем, нищетой, в общем, воняло. Он нерешительно постучал, почему-то оглядываясь по сторонам. Никого в коридоре не было и никто ему не открыл. Он приложил ухо к двери – явно работает телевизор. Рон сильнее вжал лицо в ободранную обшивку, как будто хотел получше услышать о чем же там тарахтит телек, и дверь внезапно открылась и он ввалился внутрь квартиры.