С М С

5/А

Планета, к нашему прибытию, была под властью Норага уже несколько десятков тысяч оборотов вокруг звезды. Здесь я вынужден дать пояснение, и я постараюсь сделать его доступным для понимания.

Явления Норага в неких моментах пространства фиксируются нами согласно определённым пропорциям протяженностей континуумов, отделяющих нас от него. Когда я говорю «Нораг переместился» или «мы прибыли куда-либо» я не подразумеваю тех понятий в чистом виде, что приняты в ваших языках для определения изменения своего положения в пространстве. Повторяю, данный текст – это адаптация мыслеформ к вашему восприятию. Я использую ваш язык и ваши понятия. Иначе вы не будете иметь возможности уразуметь хоть что-то из того, о чем я веду речь. Я вынужден напомнить о пропасти, отделяющей наши когнитивные, перцептивные и физиологические институты, так как сейчас мне необходимо дать труднейшие для понимания объяснения.

Так вот, никакого перемещения в вашем понимании Нораг не совершает. Он является в определённой точке пространства, а изредка – в нескольких. То, что для вас расстояние – для него это только вектор. Скажем так – любые объекты в пространстве равноудалены от Норага. Слои пространственной материи, слабой аналогией коим может выступить ваше «время», для него также открыты сразу все и всегда.

Теперь вернёмся к тому, что Нораг пробыл на планете несколько десятков тысяч оборотов вокруг звезды. Он явился тогда, когда разумный вид только формировался. Осёдланные эволюцией, существа сумели быстро вырваться вперёд в гонке с прочими биологическими видами.

Природа жестока к организмам. Они страдают сами и приносят страдания другим, повинуясь её неумолимой стимуляции. Этот биологический механизм довольно просто устроен. И, подобно Норагу, он преисполнен жестокости. Жизнь и смерть, два основных компонента этого примитивного устройства, являют собой пагубность и бесперспективность его.

Нораг сумел внедрить в генетический базис будущих разумных существ некие самокорректируемые сигнатуры. Он реконструировал генотипы таким образом, что эгоцентризм каждого отдельного индивида этой расы стал незыблемой парадигмой выживания. Также он выборочно наделил определенных носителей генома генами повышенной жестокости и агрессивности.

Для удобства повествования я обозначу эту группу носителей «виоленты». Когда виоленты вызреют в разумных существ, когда дойдут в развитии до определенного уровня, их невероятный врождённый цинизм, склонность к ненависти и даже к садизму сыграют ключевую роль в замысле врага.

Несколько тысяч оборотов планеты вокруг звезды пронеслись для него одним мгновением. И он начал действовать. Хочу внести ясность – мы не смогли точно рассчитать слой пространства, в котором Нораг явился, поэтому прибыли как всегда поздно…

Хронология событий в сжатом виде будет выражена так:

Представители разумной расы этой планеты прошли тернистый путь от диких звероподобных существ до высокоразвитой цивилизации сравнительно быстро. И здесь следует отметить немалую заслугу виолентов; своей агрессивностью и цинизмом они зачастую становились мощными стимуляторами развития общества и цивилизации в целом, пусть и ценой немалых жертв и страданий целых поколений. После веков распрей и дележа жизненных пространств планеты, сопровождающегося страшными войнами, наконец настал всеобщий мир. Технологии развились до столь высокого уровня, что стали использоваться только возобновляемые ресурсы. Проблема перенаселения мира была решена. Уровень благосостояния всех индивидов был выровнен. Все жители мира объединились под одним общим духовным символом. Порядок и благополучие воцарились, казалось, окончательно.

Как только это стало очевидно, Нораг активировал скрытые генетические сигнатуры виолентов, вследствие чего последние тут же занялись агрессивным саботажем и террором. Всюду стали возникать секты и террористические группы, возглавляемые продвинутыми виолентами. Они сеяли вражду, ненависть между простыми жителями гипперсоциума планеты и взывали к непримиримой борьбе со всеми, кто объявлялся врагами. А к оным относили каждого, кто не разделял их убеждений. Они яростно напоминали о прошлых конфликтах, о старых, давно ушедших в историю разногласиях, поднимали из глубин прошлого истлевшие, казалось, противоречия. Виоленты были сильны и убедительны. Простые жители мира легко и быстро стали заложниками их проповедей.

Массовая истерия охватила мир, и он раскололся под натиском всеобщего сепаратизма и нетерпимости. Начался геноцид. А затем – небывалая в истории война. Война не за территорию или ресурсы, но на полное уничтожение.

Не могу позволить себе описывать подробности этой войны. Считаю эту информацию просто излишней. Скажу лишь, что высокие военные технологии позволили воющим сторонам за очень короткий срок сократить население своей расы на 80%…

Но мы, всё же, успели прекратить это безумие. Мы ввергли всех оставшихся в живых индивидов в стазис и стерли лишние сигнатуры из генетического базиса. Затем мы очистили биосферу планеты от немыслимого количества загрязнений, полученных в результате боевых действий. Их мир вновь стал пригодным для жизни, и они были выведены из стазисного состояния. Поскольку всё это произошло почти мгновенно, никто из них ничего не заметил. Война прекратилась. Выжившие, с ужасом осознав содеянное, начали восстанавливать свою цивилизацию.

Нораг же вновь ускользнул.

6/М

Мелай лежал на небольшой кучке сена, и, положив руки под голову, пялился на ночное небо. Звёзды казались ему угольками, небрежно просыпанными на чёрную ткань небес некой могучей рукой. Только рассыпали их очень давно и они медленно падают на землю; до того медленно, что этого и заметить нельзя. Сердце Мелая сжималось, а на лице появлялась идиотская улыбка, всякий раз как он пытался вообразить себя где-то там, среди этих угольков. Он понятия не имел, откуда такие мысли берутся в его голове (всё-таки неслабо его, поди, ударили тогда у водопада), но они возносили его на такую вершину блаженства, что, собственно, думать о чем-либо еще в такие минуты он просто не мог.

Огоньки. Много. Бесчисленно много огоньков. И он, Мелай, парит среди них…

– Да что ж ты совсем оглох, дубина?! Мелай! Проснись же!

Идиотская улыбка была грубо устранена с его лица легкой пощёчиной, он тут же встрепенулся и вскочил на ноги. Инфляй стоял перед ним, как всегда с суровым лицом, и укоризненно качал головой.

– Ну что ж ты, сынок, спишь-то как суслик?! Я уж думал, Прибай наговаривает на тебя, когда тот сказал, что ты на посту уснул сегодня, когда рабов Сивушам продавали. А оно вот что, значит – взаправду дрыхнешь.

– Отче Инфляй, ей богу, сам понять не могу что это со мной…

– Прекрати меня так называть, когда мы одни, – поморщившись, перебил Инфляй. – Меня аж коробит от этого "отче"! Это ж для других, чтоб видели, что ты мой пасынок. А дома нам это к чему? Зови просто по имени. Ну, ладно, продолжай оправдываться. Чего ты там врать начал?

Инфляй улыбался. Это смутило Мелая, и он не стал пытаться дальше говорить по поводу своей сонливости. Вообще, он трепетал перед отчимом; он вызывал в нём безмерное уважение и такую преданность, что было очевидно – скажи он Мелаю шагнуть в огонь или с обрыва, тот шагнёт. А вот улыбался Инфляй редко, потому своими кривыми улыбками всегда смущал пасынка. Тому было просто невдомёк, чего это суровый и такой всегда серьезный Инфляй вдруг скалится?! Мелай, при всём этом, замечал, что глаза отчима наполнялись безбрежной тоской, всякий раз, как он разводил свои высокие скулы в оскале. Всё-таки сына ему никем не заменить, – грустно понимал он , всякий раз, как наблюдал эту тоску в глазах Инфляя, да и вообще, всегда, когда задумывался о себе и своём теперешнем положении.