Зима

Вадим стоял перед открытым окном, курил, смотрел на снег, который превращался в дождь. Как быстро всё меняется. Недавно Вадимплакал от любви к Нине, и когда он плакал от любви, то уже знал, что произойдёт дальше. Так происходило всегда. Недавно они сидели рядом на полу перед большой открытой книгой и напоминали детей, оставленных взрослыми. Взрослые не вернулись, и опору во всём можно было искать только друг в друге и в самих себе. Иногда ему становилось страшно, и он тихо просил:

– Не бросай меня.

– Как же я тебя брошу, ведь я тебя люблю, – отвечала Нина.

Вадим не мог произносить это слово вслух, потому что сказать это слово значило полностью довериться другому, и ещё это означало взять на себя ответственность за это слово.

Когда родилась Ариша, Вадим был очень счастлив, но однажды, присмотревшись, понял, что она не его дочь. Всё было светлым – волосы, ресницы, брови, кожа. И хотя все говорили, что Арина – копия папа, он пропускал мимо ушей эти слова. Однажды поселившаяся мысль в его голове пустила корни. Он мучил Нину вопросами, устраивал истерики и всё пытался узнать, кто отец ребёнка.

А Нина всё дольше задерживалась в поликлиниках, в магазинах, на прогулках, становилась всё молчаливей. Она бы с радостью закуталась в крылья любой птицы, пожелавшей стать ей матерью.

Сложнее всего идти по жизни подробно, ничего не пропуская. Как хочется прыгнуть вперёд и посмотреть, что там. Как влечёт нас граница, разделяющая жизнь и смерть, но, на самом деле, мы уже смотрим на жизнь глазами смерти. И она сопровождает нас. Этим именем мы называем территорию, скорее, принадлежащую бессмертию, чем смерти, но не будем забегать вперёд! И как хочется обезболить тот или иной процесс, происходящий с нами, и как хочется приукрасить себя, и как хочется, чтобы нас полюбил хоть кто-нибудь! Домашнее животное или человек, но мы не замечаем, как в «страшном порядке» совершаются с нами те или иные события, и в страшном порядке разворачиваются перед нами картины, написанные для нас нашей судьбой.

Ещё недавно Нина занималась живописью и была счастлива, но ей почему-то казалось, что еёнастоящая жизнь течёт где-то рядом, параллельно той, в которой она живёт. Однажды она прыгнула в омут головой – вышла замуж, осуществилась и как будто заново родилась, проявилась. Ей стало больно. Она опять была счастлива, но боль порой была настолько велика, что Нина не знала, в состоянии ли это выдержать? Девушки и юноши, которые одевают свадебные одежды, не знают, что их ждёт за этим порогом. И хвала отчаянным, готовым постигнуть великую мудрость любви и жизни.

Арине было уже год и семь, когда они гуляли с мамой на зимней детской площадке. Девочка без устали съезжала вниз с пластмассовой горки, а Нина, как обычно, приплясывала и хлопала в ладоши, чтобы согреться. Этот ежевечерний танец под луной видели многие из окон многоэтажек, и если бы однажды женщина перестала плясать, многие потеряли бы важное и нужное звено в своей жизни. Было восемь вечера, когда танцующую Нину увидел возвращающийся с работы Николай. Он затормозил машину и вышел. Нину он не видел уже давно. Года три назад они часто встречались, сидели втроём за маленьким круглым столом, болтали безумолку, пили чаи, ели что-то вкусное. Все были счастливы – он, Гулька, Нина. Всё изменилось с тех пор, и все изменились.

– Нина! Ты ли это, моя красавица?

– Боже мой! Николай! Как я рада тебя видеть!

– А я как рад, Нинэль! Ты что-то похудела, но тебе это идёт.

Заметил ли Коля, что Нина залилась краской? Как же она была рада ласковому слову!

– Как Вадим?

– Последнее время всё плохо.

– Ты поэтому здесь… жрицей работаешь?

– Ну да, служу, – она улыбнулась, и он угадал в ней прежнюю вечно улыбающуюся и смешливую Нину.

– На борщ пригласишь?

– Да я бы рада, но не знаю, как Вадим.

– Я сейчас ему позвоню… Вадим! Привет! Да, я тоже рад. Ехал мимо, встретил твою жену, приглашаете на ужин? Понял, всё, идем.

Почему-то Коля сразу всё понял. Понял, что Вадим действительно ему рад, понял, что сейчас ему придётся пропутешествовать во внутренний ад семьи, и, может быть, он что-нибудь услышит и поймёт для себя, может, разберётся, чем это дно отличается от собственного.

– Он сказал, что у вас шаром покати и жрать нечего. Это что такое? А ну, жено, давай сознавайся, что мужа не кормишь?

Нина не ответила.

– Бери Арину, пойдём в магазин.

В магазине Нина много говорила. Из неё как будто бы вынули пробку – и слова вытекали, как вода из раковины. Когда вся вода вытекла и слова закончились, она вопросительно посмотрела на Николая. Николай был сосредоточен на корзине, в которую летели фрукты, овощи, молоко, крупы, мясо, вино, хлеб и водка. Перед кассой он что-то вспомнил, побежал в зал и вернулся с пакетом спагетти, соевым соусом и коробкой конфет.

– Теперь вроде всё. Нина, не смотри на меня с таким удивлением, мне безумно стыдно. Это пустяк. От нашего стола вашему. И не говори ничего. Молчи. Вот и хорошо.

Ариша заснула и видела сон про голубые, розовые и золотые облака.

Пока Нина укладывала дочку и жарила мясо, мужчины опрокидывали в себя «Беленькую» стопку за стопкой, закусывая сыром и огурцами. А когда на стол были водружены отбивные с варёным картофелем и салат, Николай предложил выпить за радушную хозяйку дома.

– Она что ли хозяйка? – процедил Вадим и сплюнул сквозь зубы прямо на пол.

После плевка естественным образом наступила пауза, в которой «хозяйка» едва сдерживала слёзы. Но Вадим уже не мог остановиться:

– Не нужна мне она, я вообще в женщинах не нуждаюсь. Мой отец всю жизнь прожил один, и я проживу.

– Вадим… Но ты живёшь не один. У тебя жена и дочь.

Но из Вадима мощным ключом била и хлестала ненависть. Там было много бранных слов. Много бранных слов. Очень много бранных слов.

«Что это? – спрашивал себя Коля– Неужели это я? Неужели это мои невысказанные слова по отношению к Гуле? Или это её слова по отношению ко мне? И сейчас показывают нас?»

Но он уже не думал об этом, он переключился на режим контроля состояния Нины, как будто всю жизнь был врачом. Он ни с кем не спорил, понимая, что дело плохо, не пытался никого остановить и никого не осуждал. Он просто слушал пульс Нины, тот был очень частым – воздух вокруг мигал, словно был увешан новогодними гирляндами. Стук сердца слышали даже соседи. Соседка сверху, бабушка Валя, и так засыпала плохо, всё думала о сыне, который в очередной раз сидел в тюрьме, а тут на тебе, этот стук. Соседи сбоку по вечерам выпивали и не обратили на него внимания, но их собака скребла пол, повизгивала, вскакивала и лаяла, глядя на стену, разделявшую квартиры.

Нина ушла в свою комнату. Вадим быстро сник и уснул прямо на стуле. Стало тихо. Коля не понимал, что делать дальше. Хотел помочь, а получилось как всегда.

– Нина! – позвал он.

Никто ему не ответил.

– Ниночка!

Было холодно, так холодно, что зубы перестали смыкаться и отстукивали странную барабаннуюдробь.Это от живых такой могильный холод? За окном падал снег. Справа от него на стуле спал человек. Слева, в глубине комнаты лежала женщина. Плотным, очень плотным воздухом нельзя было дышать. Николай вдыхал, а внутри всё отзывалось болью. Вдруг он ясно и чётко увидел себя со стороны. Зачем он здесь? Что он хочет изменить? В своей жизни? Или в жизни этих людей? Мысли замедлились, всплыли в верхний слойвоздуха и исчезли.Он остался без мыслей. Чувства, которые были связаны с шоком и с сопереживанием, тоже. Он остался без чувств. Все моментыреакции и печали исчезли, не было и самой рефлексии. В эти мгновения что-то менялось очень быстро, и он сам был причиной этой перемены, и он знал, что разрушает стены тюрьмы, сооружённой мужчиной и женщиной. За границей отчаяния, в глубоком колодце тоски Нинауслышала, что её кто-то позвал, потом протянул ей руку, обнял, провёл рукой по её волосам, поцеловал ладони. И не сразу, но в её пустоту и холодмедленно стала переливаться чья-то жизнь. С ней делились, вытесняя сомнения, страхи, ужас и безысходность.