Страница 37 из 45
Но Шура не отличалась излишней сентиментальностью. Её даже раздражало Мариино показное благообразие. «Прикидывается, - с усмешкой думала Шура. – Была бы порядочной, на чужого мужа не заглядывалась бы».
Послышался скрип, и дверь сарайчик слегка приоткрылась. Мария с Шурой невольно заглянули туда. Обыкновенно всё. Грабли, лопаты, вилы, даже коса!
- А коса-то зачем? – удивилась Шура.
Сразу за верандой располагалась большая лужайка, по краям обрамлённая ягодными кустами. За лужайкой Арсений строго следил. Заставлял садовника травку на ней поливать и косить излишки зарослей, чтоб ровно было, чтоб всем газонам газон был! А косил садовник специальной газонокосилкой, электрической. Поэтому наличие в сарайчик косы вызывало некоторое недоумение. Ведь и так понятно, что Арсений – человек городской и к сельским работам не привыкший.
- Нужна, значит, раз принесли и поставили, - предположила Мария.
Шура закрыла дверь и направилась в бойлерную, что на первом этаже, рядом с верандой. Там находились стиральные машины, и в обязанность сиделок входили стирка и глажка белья. Шура частенько оставляла эту обязательную нудную работу чуть ли не на ночь. Но не из-за неорганизованности и лени! Ей просто очень нравилось сновать туда-сюда. Из бойлерной выбегать на чудесную веранду, где – раз – и на качельки можно запрыгнуть и покачаться, и потом – раз – по лужайке пробежаться. Жалко, правда, что босиком нельзя. Стриженая трава колется. Шура нередко говорила, что бойлерную поставили очень удобно. Обычно в особняках для бойлерной место выделяют внизу, в подвале, а здесь, ввиду отсутствия подвала, бойлерную «воздвигли» на первом этаже. Класс!
Мария пошла в дом к постояльцам и видела, как по лужайке с детским озорством носится Шура. «Можно было бы спортивную площадку на лужайке соорудить, - пронеслось в голове. – Или деревьями засадить. И собаку можно привезти и держать во дворе на лужайке. С собакой всем веселее. Сами же говорили, что у них немецкая овчарка в квартире живёт и неплохо бы её сюда. А не везут! Зато засеяли шесть соток газона, и рады до ушей, хоть завязочки пришей. Но у богатых свои причуды».
…
Ещё несколько дней Мария работала в хосписе. Привезли ещё двоих умирающих: одного с гангреной, другой после очередного инсульта.
Тот, что с гангреной, сильно кричал от боли. Его даже поместили на втором этаже в отдельную комнату, чтобы никому не мешал. Входить к нему можно было строго в защитной маске. Арсений приставил к нему Лену. Она была медсестрой, но квалификация её была низкой, слабо разбиралась в препаратах и путала лекарства, а перевязки вообще делать не умела. Однако следовало за больным наблюдать, и лучше медика это всё равно никто не сделает.
У Марии с Шурой нагрузка увеличилась. Но, как это нередко бывает, вскоре появилась подмога.
Девчонку неопределённого возраста звали Нелей. Она была маленькая, щупленькая и простенькая, как три рубля. С ходу рассказала всю свою жизнь незнакомым людям, жалуясь не то, что ей следует выплачивать большой кредит, взятый на свадьбу, поэтому она и приехала в Москву. Ну и что! Зато торжество было отличное, в ресторане, с белым платьем, фатой. «Первая свадьба в моей жизни!» - всё повторяла Неля. У неё рос сын, пятнадцать лет исполнилось, а отца никогда не было. И когда ей в сорок лет сделали предложение, она очень обрадовалась и хотела, чтобы всё было, как у людей: с шариками на машине, с белыми голубями в руках. Денег нет? Хоть в кредит, а чтоб красиво было. Теперь эту красоту, которую прогуляли в ресторане, следовало отработать. Неля переживала, что выплачивать придётся целых четыре года, но в Москве она не может находиться столь долгий срок, поэтому в глубине души надеялась найти работу с большой зарплатой в своём родном маленьком городишке, чтобы быть рядом с сыном.
Опыта работы в хосписе или каком другом пансионате для пожилых у неё не было, но Неля сказала, что будет стараться, и у неё всё получится.
Мария, увидев новенькую сиделку, поняла, что ей можно собраться вещи и отчаливать.
Она удержалась от соблазна зайти в кабинет к Арсению, чтобы проститься. Но подошла к Анастасии, сказала пару дежурных фраз и, взяв свои большие тяжёлые сумки, заковыляла к остановке.
Уже в маршрутке ей пришла смс: «Ещё увидимся. Не прощаюсь. Арсений». Мария улыбнулась. Всё-таки опытный он лавелас!
Анастасия заплатила Марии за отработанные дни, и эти деньги были как нельзя кстати, потому что теперь можно было снять койко-место в каком-нибудь общежитии и подыскать другую работу.
Выйдя из маршрутки, Мария направилась к метро. Спускаясь по ступеньках перехода, она вдруг увидела то, чего не должна видеть. Прямо на неё двигался умерший Иван Щепкин.
20
«ХОСПИС»
20
Марию арестовали после того, как она зашла в ближайшее отделение полиции, чтобы сообщить о воскресшем Щепкине.
Сотрудники полиции сначала вызвали бригаду из психиатрической больницы, а потом, согласно, переданной сводке, надели на Марию наручники и увезли в изолятор временного содержания.
И вот она сидела напротив Морозова.
Он старался не глядеть на ней в упор, но всё равно ему было любопытно. Перед этим, буквально за два дня, он нашёл в интернете её фотографии и долго и с пристрастием рассматривал. (На всякий случай сравнил её фото со снимками Жанны Моро – ничего общего! – и Морозов чуть успокоился).
Вот эта женщина с морщинками под глазами и полуседыми волосами – Соболиха?
Даже не верилось! Морозов делал вид, что чрезвычайно занят, всё что-то писал в папке, типа, он, крутой начальник, и с тщательностью заполняет документ.
Соболиха была красоткой! А эта, как спилась.
Подонку Сурину нравились эффектные женщины, невысокие и обязательно стройные. Кустодиевские красавицы не притягивали, видимо, были покрепче и могли при случае дать отпор.
Эта стройная, даже очень. Дистрофичка без пяти минут. Невысокая, метр шестьдесят примерно. Черты лица неправильные, глубокие складки возле рта. Явно, тётя не следит за собой.
Соболиха из косметических кабинетов не вылезала! Разные массажи, шоколадные обёртывания тела (в то время в новинку было), маски, маникюр-педикюр. Соболиха привыкла к такому образу жизни, а привычка, как известно, вторая натура.
А что эта за женщина?
Руки не ухожены, даже Морозов, мужик, видит заусеницы. Волосы жидкие, сухие. И просто зачёсаны назад. (Ладно, хоть платок сняла, а то, вообще, была как бабка старая).
- Парамонова Мария Васильевна? – для порядка спросил Морозов.
- Она самая, - откликнулась Мария.
Морозов встретился с ней глазами и был поражён тем, что женщина не боялась. Она не нервничала ввиду того, что неожиданно задержали. Она даже чуть улыбалась! Словно ей нравилось сидеть вот тут, на стуле, в СИЗО, и болтать с опером.
- Не удивляет, что вас задержали? - пошёл в атаку Морозов.
- Я в этой жизни уже ничему не удивляюсь, - с большим апломбом ответила Мария.
Морозов для порядка помолчал, потом разложил на столе листы, где были отражены результаты экспертизы.
- Отпечатки ваших пальцев, - Морозов сделал паузу, - нашли на ноже.
Мария молчала и спокойно смотрела на Морозова.
- Ноже, - он опять сделал паузу, - которым убили Воскобойникову Валерию, учащуюся техникума связи.
Мария вздохнула.
- Как вы это объясните? – сухо подытожил Морозов.
Мария пожала плечами.
- Вы убили? – буднично спросил Морозов.
- Нет, - столько же буднично отозвалась Мария.
- Кто?
- Не знаю.
- Вот и я не знаю, только нож был почти рядом с жертвой. И отпечатки на нём ваши!
Морозову не нравилось, как он вёл допрос. Ему непонятна была эта женщина, которая несомненно являлась гражданкой Парамоновой, той самой Соболихой, но та была прожжённой, с приподвывертом, а эта уж слишком приземлённая, не обольстительная, не роковая, не желанная.
Он допустил кучу ошибок в разговоре, и понимал, что даёт задержанной время для своих выдумок, чтобы выкрутиться из щекотливой ситуации, но у него не получалось по-другому.