Страница 23 из 45
- Идёт! – с удовольствием согласился Арсений.
- Вы потомственный врач, уж простите, я это знаю, сорока на хвосте принесла. Вы с детства мечтали о медицине?
Арсений хмыкнул и вальяжно откинулся на спинку кресла.
- А у меня не было мечты.
- Как это? – изумилась Мария. – Лукавите.
- Нет, - он вновь улыбнулся своей открытой американской улыбкой в тридцать два зуба. – С детства в больнице ошивался, отцу помогал. Профессионалом себя ощутил уже лет в пятнадцать. А там закрепил навыки дипломом. А потом практика! Опыт же лучший учитель? Разве я не прав?
Мария улыбнулась, прав, ещё как как прав! Но улыбка вышла у неё жалкая. Она сидела перед молодым человеком и давала ему разглядеть себя, а это значит, давала увидеть и отметить все её промахи: поседевшие волосы, мешки под глазами (любой врач отметит больные почки). «Непривлекательная я мадам», - подумала она. Но всё равно из кабинета уходить не хотелось.
Ей очень хотелось рассказать, как она до монастыря она попала попала в обитель милосердия, перевернувшую её жизнь. В тот период Марии было плохо, её уволили в очередной раз, внезапно, как расстреляли без суда и следствия, и она настойчиво искала работу, естественно, высокооплачиваемую (это же Москва!). Брела с Красной площади куда глаза глядят и набрела на сквер с клёнами и каштанами. Посмотрела на клумбы с розами, зашла в большой старинный храм, а потом пошла пить чай в трапезную. Одну чашку выдула, вторую. На пирожок денег нет, сидит за столиком, зубы – на полку. Посетители своё уже отъели и отпили и домой лыжи навострили, а она всё сидит. Тут к ней подходит Татьяна, красивая статная молодая женщина в белом платочке, хозяйка трепезной, и на блюдечке два пирожка-богатыря протягивает. «С картошкой и с капустой, угощайтесь», - говорит. Мария не выдержала и расплакалась, а Татьяна стала её успокаивать. И получалось у неё это как-то дружески, тепло, по-домашнему. И Мария неожиданно для себя спросила: «А рабочие вам не требуются!» Татьяна серьёзно отвечает: «Посудомойка». Мария, услышав, так обрадовалась, что не удержалась и обняла хозяйку. А потом стала здесь работать. И даже жила месяц до первой зарплаты у Татьяниной двоюродной сестры, которая снимала квартиру рядом с метро Домодедовская. И эти дни оказались самыми счастливыми в жизни Марии! Она уставала, очень уставала, когда отмывала с порошком пол, оттирала микроволновки. К вечеру – просто не человек, и тогда начинала петь, чтобы победить усталость. И побеждала! Какое же несравнимое удовольствие ей доставляло видеть блестящие начищенные ложки и вилки, чистые подносы, отскобленный пол. Но больше всего ей нравилось помогать детям с церебральным параличом, которых приносили родители на занятия (на территории обители работали реабилитационные кабинеты). Они заходили перекусить, и ребёнка следовало принять и усадить за стол. Мария чувствовала себя нужной как никогда! Её уже мало волновало, что зарплата посудомойки была мизерной, она вдруг прикоснулась к такому удивительному миру, незнакомому прежде. И перед глазами были сплошь человеческие судьбы. Татьяна, хозяйка трапезной, потеряла двоих детей. Раньше жила в Белоруссии, а когда душевная боль скрутила, духовник благословил ехать в Москву, сказав, что в Москве туго с настоящим хлебом. Она, не поняв его слов, уехала в неизвестность. Денег не было, жилья не было. Но она знала, что всё будет хорошо. Ведь за неё молится монах из Почаевской лавры, отец Игнатий! На последние деньги приехала в обитель милосердия, спросила, требуются ли рабочие, и её попросили подождать. Потом взяли паломницей, работать во славу Божию за койку и еду. Полгода так работала. Собралась было обратно домой, как вдруг предложение – трудиться в только что открывшемся в обители православном кафе. Она, учительница начальных классов, согласилась. И стала печь пирожки с разными начинками, хлеб без дрожжей (за таким хлебом выстраивалась длиннющая очередь) и при всё при этом умудрялась ещё и обслуживать покупателей. Люди так к ней привыкли! Без Татьяны и обед не обед. Этому поможет, другого поддержит.
В трапезную постоянно приходили обедать как простые прихожане, так и чиновники из разных министерств и ведомств (центр столицы, власть имущие рядом), хоть и принято про таких байки рассказывать, но это были люди, осознающие, что такое намоленное место (обитель милосердия стоит уже сто лет). Однажды проверяющая, которая строго бдила, чтобы всё было идеально, заглядывающая в трапезную каждый день и скрупулёзно изучающая ценники, кассовые чеки, соотношение количество и качество товара, санитарное состояние прилавка, зашла вновь. Она вошла во вкус: бесконечно делала замечания, зудела правильные вещи, и после её «сеансов добра и справедливости» сотрудники кафе находились в полуразрушенном состоянии, пытаясь прийти в себя. И на этот раз она привычно, как танк, стала давить Татьяне на психику. (Кафе было всегда в порядке, но идеальный порядок при таком напряжённом графике был возможен только в кино). Прямо в присутствии посетителей ревизорша начала тыкать пальцем: «Вот здесь у вас не так! И вот здесь не так!» И тут у Татьяны сдали нервы. Её духовник отец Игнатий всегда учил, что главные добродетели христианина – это терпение и смирение, но терпение у Татьяны лопнуло. Она жестом остановила ревизоршу и в лоб заявила: «Я просто скажу матушке, что я не справляюсь. Напишу заявление сегодня же. Пусть в обитель ищут нового руководителя в православное кафе». Что тут началось! Чиновники, важные дядьки в галстуках, как один, стали подниматься из-за столов и весьма угрожающе пенять ревизорше: «Вы что на неё наезжаете? Мы сюда ходим обедать каждый день, и нас устраивает и меню, и обслуживание. Если вы её не оставите в покое…» Ревизорша вмиг поняла, что с чиновниками связываться небезопасно, и поспешно ретировалась. И больше Татьяне не докучала!
Мария стала работать с Татьяной с воодушевлением. Крылья за спиной вырастали от одной мысли, что она сегодня увидит Таню. Гору посуды перемывала только так! Час пик в трапезной был, конечно же в обед. Очередь из гимназистов, клерков, чиновников. К пяти вечера шёл спад, и выдавалась минутка, когда можно было просто посидеть, попить чаю и поговорить. Как ждала Мария этой минутки! Таня тогда рассказывала удивительные истории, происходившие с простыми смертными. Невыдуманные истории! Которые многим помогали глубже понимать жизнь, крепиться и не паниковать.
На одну женщину вдруг обрушилась чехарда неудач. А ведь она каждое воскресение – на службе, причащалась, помогала неимущим. Но жизнь её методично разрушалась. Муж ушёл к другой, сократили на работе и вдобавок хозяйка выгнала из квартиры, хотя женщина заплатила вперёд за койко-место за два месяца. Все поражались той несправедливости и жестокости, какую подсовывали ей, как принято говорить, свыше. Женщина без конца плакала. Идти ей было некуда. Все знакомые оказались в не менее затруднённых обстоятельствах. Но материально старались помочь: кто сколько дал. Женщина посчитала – хватает только на билет. И поехала в Почаевскую лавру. Там ей стало плохо, и ей оказал первую помощь один прихожанин, как оказалось впоследствии, врач. Тоже одинокий. Не отходил от неё ни на шаг, а потом сделал предложение. Думаете, она согласилась? Вы правильно думаете. И у них ребёнок уже подрос.
Мария слушала и думала, а друг и ей повезёт? Но ей не везло.
В православном кафе Мария проработала несколько месяцев, и её уволили. Как она считала несправедливо. Переживала. Не хотела уходить от Тани. Но та по-доброму разъяснила, что у неё другой путь, и её подталкивают идти своей дорогой.
Мария ещё при любой возможности приходила в трапезную, помогала убирать подносы, вытирала столы. И детей принимала, и бомжам пакеты с едой раздавала. О, бомжи приходили сюда со всей Москвы! Пешком. Разные были. Далеко не милые. Синюшные, пропитые насквозь. И всем давали, сто не успели продать: суп в баночку, кашу, хлеб, если остатки после праздника, то и котлетку с запеканкой. Заворачивали всё в пакет и отдавали. Один бомж явился, грязный, обросший, кстати, молодой, и давай выступать: что за ерунду дали? Картошку давай! Мясо давай! И прёт на Таню, а та только: «Простите!» Мария раздражённо чуть ли не за шкварник бомжа хватает и аж рычит: «Сейчас охрану позову! Вам здесь никто не должен! Вы даже помочь не хотите, когда вас просят дорожку расчистить, а всё туда же – дай-подай». Таня Марию останавливает и на ухо: «Он вас не слышит. Он в тяжёлом таком положении, потому что двоих детей бросил на произвол судьбы. Бог его вразумляет. Но мы должны терпеть». Это было сущей правдой! Стоит только один раз бомжику не подать – посетителей в трапезной нет!