Страница 20 из 45
- А платком нарыли изуродованное лицо! – прошептал Морозов. – Платок был лёгкий, и его отнесло в сторону ветром.
Без сомнений это дело рук женщины! Причём, не совсем выжившая из ума и умеющая тягу к прекрасному.
Распоротый живот опера обнаружили под платьем.
«Платье задрали, полоснули по животу, потом обратно одёрнули. Стоп! – Морозов напрягся. – Её задушили, а изуродовали спустя почти сутки. Не случайно. Чтобы избежать крови!»
Нет, лекции Ласточкина не прошли даром. Да и профессиональный опыт Морозова методично помогал ему найти в этом хаосе «полярную звезду».
«Когда человек умирает, сердце останавливается, а кровь густеет, - рассуждал Морозов. – Кровь уже не «разгоняется» по сосудам, а скапливается в венах и артериях. Жертву сразу резать не смысла – будет море крови. А это осложнит ситуацию, что убийце не нужно. Кровь подчиняется законам гравитации, скапливаясь в самой низкой точке организма. Если человек стоит – скапливается в ногах, если лежит на животе – в области груди и лица, если лежит на спине – в пояснице и ягодицах».
Воскобойникову задушили, когда она стояла! Значит, убийца был повыше ростом, иначе слишком будет много возни.
Морозов вновь задумался.
Убитый теряет тепло, прекращается сердцебиение. А что это значит? Кровь густеет и становится почти, как желе. После двенадцати часов на этих участках образуются голубоватые и фиолетовые пятна.
«Воскобойникова почти сутки лежала мёртвая, - рассуждал Морозов. – Но где?»
Где можно убить и держать труп, чтобы никто не заметил?
Он вдруг вспомнил, как однажды задержанный бомж при даче показаний чистосердечно признался, что вытащил бумажник из сумки, которая лежала в красной машине, «иномарка» какая-то. Ночью дело было. И машина стояла как раз в том месте, где нашли очередной подарочек «умного маньяка» - тело жертвы, изъеденное известью и серной кислотой. То есть труп привезли и подбросили. Как рассказывал бомж, водитель «иномарки» был мужик довольно высокий. Как в классическом кино, он был в плаще с капюшоном, и рассмотреть его лицо не представлялось возможным.
Стали активно искать красную «инормарку», нашли по описаниям в одной автомастерской, но Морозова и Шабалиным ранили, и хозяин мастерской сумел скрыться и замести следу. «Концы в воду! – кричал раздосадованный Шабалин. – Нас – в жопу!»
Но теперь была зацепка. Женщина! Не маленькая. Не слабенькая. Не глупенькая. И обожающая всё красивое.
Конечно, этого недостаточно. Но хоть что-то !
…
Уже на следующий день Морозов отправил Анну Зубову к соседям Воскобойниковой. «Узнай у бабулек, какая женщина к девчонке приходила!» - приказал Морозов.
Он намеренно сделал акцент на всезнающих старушках, что постоянно ошиваются возле подъезда., и также намеренно отправил искать среди знакомых убитой именно женщину, образованную, с манерами. Такую бабки точно запомнят! Сама Воскобойникова, по рассказам, манерами не отличалась, и интеллигентная женщина в её окружении – редкость, и ещё какая редкость!
Анна послушно с утра уехала в подмосковный посёлок. Вернулась поздно вечером, вымотанная до предела.
Морозов также сидел в кабинете и заполнял очередной документ.
Анна вошла в кабинет и сразу рухнула на стул в изнеможении. Морозов быстро встал и сразу ринулся к ней, что для него было нехарактерно, давно жил с мыслью, что подчинённые в рамках субординации сами обязаны подходить к своему боссу и отчитываться.
- Ну? – спросил Морозов, потом спохватился. – Пойдём, чаю попьём.
Чайник в его хозяйстве был модерновый. Но редко находился в родных пенатах, так как пользовался огромным успехом, кочуя из кабинета в кабинет.
Но сейчас чайник был на месте, и Анне, можно сказать, повезло.
Послышалось шипение, и Морозов принялся рыться в ящике стола в поисках печенья или какого-нибудь сухарика.
- А Мурзик где? – безучастно спросила Анна.
Уставшая «вусмерть» , она еле сидела на стуле. Её красивое лицо было безучастным, и Морозов понял, что нельзя сейчас мучить девушку расспросами.
- Мурзик у Юрия, - ответил Морозов.
Он редко называл Шабалина столь величественно полным именем, но теперь сделал это намеренно, чтобы подчеркнуть его значимость. Это было своеобразным требованием уважения к его личности. Морозов неоднократно замечал смешки в адрес Шабалина и именно со стороны Анны.
- У него сын руку порезал, - пояснил Морозов. – Мурзик лечит рану.
Повисло молчание.
- Приходила к ней одна, - изрекла, наконец, Зубова.
Она вновь замолчала, зная, что терзает Морозова любопытством. Но теперь ей очень хотелось покуражиться над ним, отомстить в некотором смысле, за свои женские страдания.
- Давно правда. Год назад почти. Но по описаниям – она. Интеллигентная. Образованная. Прилично одетая.
- А рост? – нетерпеливо спросил Морозов.
- Рост? – она игриво с деланным непониманием подняла брови. – Не маленькая!
Она вдруг торжествующе закончила:
- Немолодая.
Ей давно хотелось сказать последнее, но она ждала подходящего случая.
Морозов засуетился, наливая чай.
- Ничего, что в мой бокал? – спросил он. – Я его мыл!
- Нет, - устало отмахнулась Анна. – Пить не буду. Устала. Давай завтра поговорим.
Морозов переменился в лице. Нет, он точно до завтра не доживёт.
Анна со злорадством наблюдала, как он нервничает.
- Мне ванну надо принять, - сказала Зубова. – Сегодня опросила пятьдесят человек! Вымоталась до предела. Хорошо, то всё записывала. Завтра расскажу подробно и покажу. А сейчас мне бы полежать на диване.
Морозов собрался с духом и выдал.
- Поехали ко мне! – выпалил он. – У меня и ванна, и пельмени. И ещё есть телевизор…
Слова его путались, и сам он походил на нашкодившего школьника.
Анна вздохнула, потянулась.
- Ну, не знаю, - стала мяться она.
Конечно, сегодня её день! И она уж своё возьмёт!
- У меня есть…
Морозов задумался: «Что же у меня ещё есть?»
- Много книг по криминалистике! Дедовские. И отцовские.
- По криминалистике? – оживилась Анна и выпрямилась. – Криминалистика у меня всегда хромала. А вы, Олег Михайлович, привезите мне книги завтра.
Морозов чертыхнулся про себя.
- Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? – как заправский школьный учитель парировал он.
- С дороги я, пыльная, - томно заныла Зубова.
- У меня ванная хорошая! – назидательно сказал Морозов. – И пыли я не боюсь.
- Я боюсь, - прошептала она.
Морозову надоела всё эта канитель, и он уже хотел сказать, типа, завтра, так завтра, как Анна перехватила инициативу.
- А женщина эта ставила Воскобойникову на учёт.
Морозов замер.
- На какой учёт. В детскую комнату милиции?
Анна в изумлении уставилась на него.
- В женскую консультацию! – фыркнула она, вроде, такой большой, а как маленький.
- А-а-а, - протянул он.
«Значит, всё же врач», - пронеслось у него в голове.
- Сейчас я приду, - пространно сказал он и засобирался. – К тёте Вале загляну. Она ещё домывает, успею её застать. У меня куртка порвалась, хочу договориться, чтобы она мне помогла зашить.
- Так я помогу! – чуть не крикнула Анна.
… Через час они лежали на разобранном диване у Морозова в квартире. Анна подробно рассказывала о странной таинственной женщине, попутно добавляя страшные истории о том, какие зловредные старухи попадались, как утомляли её своими бесконечными жалобами на свою разнесчастную жизнь, как долго она искала свидетелей, которые лично видели эту таинственную женщину и даже смогли бы её описать.
Морозов, как всегда, выстраивал нужную ему линию: «Воскобойникова не беременна. Более того, не была беременной никогда. Зачем её ставить на учёт в женскую консультацию? Что это развод такой? Таинственная женщина или медик, или косит под медика, но к медицине некоторое отношение имеет, даже если – пардон – и является самоучкой. Итак. Если к Воскобойниковой подкатили на почве постановки на учёт, то могли многое выпытать у неё из её жизни и взять на заметку. Итак. Разузнали всё о ней несколько месяцев назад, а убили вот только. Конечно! Никто и не вспомнит, что приходила какая-то женщина, тихая, приличная. Все будут искать страшного свирепого мужика».