Клад

Повернулся к человеку с пластырем на носу и добавил:

– Большое спасибо. После обеда мы вернемся.

7

Облокотившись на капот машины, трое парней смотрели, что делает за стеклами телефонной будки Херонимо. Набрав во второй раз номер и услышав гудок, он машинально пожал плечами, заткнул пальцем левое ухо и еще крепче прижался правым к трубке.

– Помощника генерального директора, пожалуйста. – Он немного подождал. – Это ты, Пако? Да, Херонимо… Спокойно, ничего серьезного, только все несколько усложнилось… Нет… Нет… Деревня… Явились сегодня утром на холм, явно на драку настроились, нам пришлось уйти… Да, конечно. Грозились нас повесить, и можешь быть уверен, что повесили бы, если бы мы не отступились… Прискорбно, конечно. Этого не описать. В жизни не переживал такого унижения… В остальном все в порядке. Я боялся, как бы ребята чего не выкинули, особенно Фибула, но удалось удержать… Алькальд? Да. И нашим и вашим, ну и все такое… но себя особо не утруждал. Ясное дело, нет на месте, отлучился. Я пошел повидаться с ним после этой истории, а его и след простыл… Они здесь все стакнулись, все повязаны, это точно. Зачинщик – хромой… Именно он. Тот, что нам тогда показал… ну да… Нет, конечно, так не оставим. Потому и звоню тебе. Раскопки сейчас – конфетка, наступила решающая минута. Все потом расскажу не торопясь… К представителю министерства в этой провинции? Карлитосу Пенья? Прекрасно его знаю, еще бы! Неплохая мысль… Не беспокойся, это двадцать минут, а нам все равно делать нечего… Сейчас, естественно, сразу же… За себя нет… боюсь, как бы эта шайка не натворила чего на холме… Нет, сейчас не надо. Если понадобится, сообщу… Что? Гага?… Оставь Гагу, с нею все кончено… Да-да, благодарю за посредничество, но ничего не поделаешь… Потом поговорим обо всем… Хорошо… И тебе тоже.

Херонимо отодвинул дверку кабины и вышел, ребята подошли к нему.

– Ну что?

– Пако считает, что нужно обо всем сообщить представителю министерства в этой провинции.

– Сейчас? – спросил Кристино,

– Как можно скорее. Ведь это всего километров тридцать, и время убьем.

Анхель, не отрываясь от стекла, молча смотрел, как мелькают деревья. Улучив минуту, когда Кристино повернул голову, Фибула, как и Анхель, сидевший сзади, кивнул на соседа:

– Вот, теперь Анхелито не удостаивает нас разговором, плюет на нас.

Анхель выпрямился, его детское личико немного оживилось.

– Я,по правде сказать, больше страха натерпелся, чем стыда. Поминутно говорил себе: «Если Херонимо повысит голос, хромой всадит ему костыль в брюхо». Такого удавить мало. Видали, как этот боров ел грушу?

Фибула ухмыльнулся:

– Разламывал на куски, будто хлеб. Ты заметил, какой у него ноготь?

Кристино наклонился к Херонимо:

– А ты знаешь, где Представительство?

Херонимо улыбнулся. Поговорив с помощником генерального директора, он словно сбросил тяжесть с плеч.

– На Торговой площади, рядом с церковью Святого Андрея. Не волнуйся, не заблудимся. Я не раз здесь бывал.

Фибула опять принялся за свое.

– Уж больно мне хочется повстречаться с этим белобрысым мужиком один на один, – покачал он головой. – Или, если подначишь, даже с самим козопасом. Видали, с какой мордой выбивал он вешки?

– Вот это меня сильней всего прихлопнуло, – признался Херонимо.

– И еще сокровища, все толкуют о сокровищах, Какого черта эти проходимцы не могут понять… это же археологическая находка! Говорят о сокровищах, будто об алмазных россыпях, с ума сойти.

– Не судите их строго, – вмешался Кристино, – Люди они неученые, денег у них нет. Каждый кусок считают. Что посеют, то и едят. И вот, в кои-то веки такой случай – и на тебе! Является какой-то проныра и все хапает.

– Все правильно, – согласился с ним Херонимо, – Но откуда такое настойчивое стремление замешать в это дело дона Вирхилио? Бедняга Полковник уже два года лежит в могиле. Какое, к черту, он может иметь отношение к сокровищам?

Фибула, расслабившись после минувшего напряжения, паясничал и давал пояснения:

– По ним, так Полковник с Пелайей прекрасно ладили, спал этот тип с Пелайей.

Херонимо дважды пожал плечами,

– Надо было видеть эту Пелайю! – засмеялся он, – Она стряпала для Полковника, пока тот жил в Гамонесе, но от этого до постели еще далеко… Да и слишком приличный человек был Полковник, чтобы так п?шло… А кроме того, кто поверит, будто он знал, что клад у него под ногами, и рассказал одной этой женщине и больше никому. Да никто, кому была известна страсть Полковника к археологии, в это не поверит. Просто абсурд.

Поворот по склону, и перед ними предстал городок, раскинувшийся по обоим берегам реки. Херонимо проскочил мост и уверенно углубился в лабиринт улочек. Машина дважды задержалась у светофора, пересекла широкий проспект и выехала на Торговую площадь. Херонимо поставил машину на стоянке Представительства. С ключами в руке подошел к ребятам,

– Выпейте по стаканчику-другому здесь, а ровно в два – в «Прогресс». Прошлый раз нас там хорошо покормили. Если хотите, можем повторить. Не думаю, чтобы представитель министерства надолго задержал меня.

Лифта он не признавал и помчался наверх, прыгая через две ступеньки. Вошел, не стучась, в дверь с соответствующей табличкой.

– Дон Карлос у себя?

Немолодая сеньорита провела его в приемную, но не успел он присесть, как двери раздвинулись и появилось улыбчатое, розовое лицо Карлоса Пеньи.

– Прости, милый, прости, – сказал он и сердечно похлопал его по спине, – Майте, хоть я и сказал, кого жду, все равно тебя не узнала. Для настоящей работы она уже не годится. Садись же, рассказывай. Несколько минут назад звонил помощник генерального директора. По-моему, чем-то был раздражен, но ни о чем не захотел говорить до тебя, – И он снова похлопал Херонимо по спине и усадил напротив себя за стол, наполовину заваленный бумагами. Дон Карлос Пенья улыбался, и, когда он улыбался, становились видны золотые зубы, а светлые усы раздвигались. Все в нем было красиво и правильно: брови, лоб, нос, уши, белые, немного приплюснутые пальцы, с крупным бриллиантом на безымянном, сияющие стеклами очки в золотой оправе… Так же и движения его, и жесты, и речь – все было красиво и правильно, хотя, возможно, несколько нарочито, как немного нарочиты были его сердечность и предупредительность.

– Рассказывай, – добавил он, – Что тебя привело ко мне? Ты здесь среди своих, Херонимо, ты и сам это знаешь. Ты здесь не чужой.

Херонимо вытащил из кармана карамельку и положил в рот. Спохватился, что поступил невежливо, и протянул через стол целлофановый мешочек:

– Хочешь? Никто из знакомых не разделяет моего пристрастия, вот я иногда и забываю о вежливости.

Представитель министерства улыбнулся.

– Спасибо, я не сладкоежка. Странно, конечно, но, по правде говоря, не припомню, чтобы я и в детстве ел конфеты. Ну, рассказывай, дорогой, что у тебя случилось? Помощник генерального директора сказал мне, что ты прибыл сюда из-за этого клада. Ну и находка! Этот клад и твоя археологическая карта сделают нашу провинцию более знаменитой, чем Афины в век Перикла.

Херонимо нервно пожал плечами и принялся рассказывать. Представитель министерства слушал, и розовое, безразлично-спокойное лицо его мрачнело, а усы становились гуще – улыбка сбегала с губ. Его белая рука, короткопалая, с безупречными ногтями, взяла с письменного прибора пачку египетских сигарет; предложив из вежливости закурить Херонимо, он щелкнул золотой зажигалкой и закурил сам. Удобно опершись затылком о спинку кресла, он через определенные интервалы медленно выпускал кольца дыма и не отрывал полуприкрытых глаз от Херонимо. Когда рассказ был окончен, он с озабоченным видом оперся о стол.

– То, о чем ты рассказываешь, дружище, это бунт, самый настоящий бунт.

– Ты слишком драматизируешь. Типов этих хорошо подогрели, оно и понятно. Прими во внимание, что клад нашел побладурец, или, говоря их языком, чужой. Они не дают делать раскопки, защищают, по их мнению, свое добро.