Бубновый туз

Кирьян был знаком с Кузей еще по сибирской каторге. Кузя происходил из потомственных каторжан, каких в Южной Сибири всегда было много. На эти отдаленные территории на протяжении двух столетий ссылали своевольный люд, который сумел выработать свои нормы поведения. Именно в этих местах выкристаллизовывались такие характеры, какие нечасто можно встретить в городах. Поэтому, оказываясь в городе, такие люди становились паханами, сколачивая вокруг себя столь же бесшабашных, как и они сами. Оттого их опасались и уважали, зная, что данное им слово следует держать, а слово «товарищ» для них значило несколько больше, чем обычно. В первую очередь «товарищ» – это человек, которому доверяешь и знаешь, что он не подведет; если надумаешь подаваться к «зеленому прокурору», не сдаст надзирателям и на равных вынесет с тобой тяжкую ношу; это – человек, с которым ты и сам обязан делиться последним.

Кузя с малолетства был карманником, а повзрослев, неожиданно проявил страсть к электротехнике, столь не свойственную его кругу. Всюду, где бы он ни находился, стремился раздобыть литературу по электричеству, проявляя невероятное усердие в учении. Скоро он настолько поднаторел в электротехнике, что его стали приглашать разбираться с электричеством как в государственные, так и в частные дома. Электричество тогда являлось редкостью, на которую могли раскошелиться только самые зажиточные граждане. В этом-то и был весь секрет его промысла. Где-нибудь через полгода, когда удобства цивилизации окончательно стирали воспоминания о толковом электрике, Кузя проникал в квартиру и без особых проблем выносил из нее все самое ценное.

Кузю жиганы любили.

Его ремесло было новое, во многом непонятное и приносило немалый приработок. А кроме того, по широте душевной он щедро делился награбленным.

Порой казалось, что в квартиру он проникал ради собственного удовольствия да еще из-за молодецкого куража.

– Здравствуй, дорогой мой друг! – мял Кузя в могучих руках плечи Кирьяна. – Я-то все «Вечерние известия Московского Совета» читаю...

– Там, где списки расстрелянных? – догадался Кирьян.

– Во-во! А там тебя нет. Значит, живой, думаю. А тут ты появляешься собственной персоной. Как же тебе удалось слинять?

В углу, покуривая папиросы, сидели три женщины. Самой старшей из них, маханше, было лет сорок, звали ее Варвара Степановна, именно она держала блатхату. В прежние времена она была маруха известного «ивана», сгинувшего где-то на Байкале. Однако девка не растерялась и после года одиночества завела собственное дело – привела с десяток девочек, которых, используя почасовой тариф, сдавала жиганам. Девки были деревенскими, ядреными, взращенными на молоке и масле, а потому пользовались немалым спросом, что позволяло числиться Варваре в зажиточных дамах.

Маханша и сама не была лишена очарования – пышные формы и блеск в глазах находили не одного почитателя. Имелся в этом некий жиганский шик – попользовать хозяйку притона.

Две другие были значительно моложе маханши, одной из них было лет двадцать пять, другой – от силы восемнадцать. Первая была очень грудастой, милое личико портили разве что пухлые, ярко накрашенные губы. В ее пристальном взгляде чувствовался опыт, да и внешне она была далеко не майский цвет – кожа на скулах слегка обветшала, покрывшись мелкими морщинками, и потеряла упругость, свойственную молодости. Другая совсем юная. Эдакий невинный птенчик, выпорхнувший из родительского гнезда. Плечи угловатые, худенькие, между пальцев зажата наполовину выкуренная папироса, и тонкий дымок кривой танцующей струйкой поднимался к потолку, где и рассеивался.

Но смотрела барышня зорко, будто опасалась какого-то подвоха.

Кирьян подошел к девушке.

– Как зовут тебя, крошка?

Растерянно улыбнувшись, барышня пискнула:

– Люся.

Чем-то эта девочка напомнила Фартовому Дарью.

– Узнаю Кирьяна, – воскликнул Кузя, – не успел порог переступить, как тотчас кралю охмурил. Мы тут копытами бьем, в грудь себя кулаками стучим, пытаемся девку за занавесочку затащить, а ему стоило войти, как девка сдалась. Кирьян, давай сначала с нами за встречу выпей. Эй, Степановна! Гони первач!

– Первач денег стоит.

– Не поскуплюсь, Степановна! Такой гость!

– Не надо, жиганы, – великодушно высказался Кирьян. – Я вас сам угощаю. Сегодня день у меня удачный. Вот тебе за постой, Степановна, – бросил он на стол пяток золотых монет. – Тащи все, что у тебя есть.

– Принесу, милые, здесь и на закусь хорошую хватит. – Варвара проворно смахнула со стола монеты.

Через минуту на белой скатерти стояла бутыль с первачом, мелко нарезанная селедочка с репчатым луком, икорка, насыпанная горкой в глубокую тарелку.

Все, как полагается!

– А барышня пить будет? – кивнул Кирьян на Люсю.

– Она у нас не пьет, – сердито сказала маханша. – Вот разве только наливочку.

Разлили самогон в стаканы.

– Ладно, будем живы!

Длинные пальцы Кирьяна обвили граненый стакан с мутноватым самогоном.

– По нынешним временам это не так уж и плохо.

Выпив горькую, жиганы от души крякнули. Сдержанно похвалили хозяйку за хлопоты и весело заработали челюстями, поедая выставленный на стол харч.

– Что дальше думаешь делать? – спросил Кузя.

– Не переживай, сидеть долго без дела не стану. Отдышусь немного и на дело. Вкусная жранина хороших денег требует, – посмотрел Фартовый на Варвару Степановну. – Ведь не в кредит же хавать, хозяйка-то заругает.

Разрумянившись от наливочки, маханша с нежностью посматривала на Кирьяна. Достаточно только дать бабе повод, и может завязаться трогательный роман, который обещает продлиться целую ночь. Людмила сидела рядом и крохотными глотками потягивала наливку. Юное неискушенное существо, по воле случая оказавшееся на блатной хате. А ведь только за одно знакомство с жиганами ее могут упрятать на кичу.

– Женщина она с пониманием, шибко ругаться не станет.

– Ты что-то хотел предложить?

Егор Копыто сидел рядом и, увлеченный трапезой, в разговор не вступал.

– Есть кое-что интересное, – неопределенно протянул Кузя.

– Давай колись, обмозгуем!

– Хорошо, – после некоторого колебания сдался Кузя. – У меня один человечек есть на примете, очень толковый! Голова варит, как у тебя!

– Спасибо за комплимент. Только я ведь не барышня, давай к делу!

– Ну так вот... Он предлагает взять ювелирный магазин на Дмитровке.

– Это тот, что на углу? – не скрыл своего удивления Курахин.

– Он самый, – широко улыбнулся Кузя.

Кирьян негромко рассмеялся:

– Мне казалось, что я один такой сумасшедший, а, оказывается, в Москве нас трое таких набирается... Вместе с тобой. Замки на дверях видел?

– Не слепой.

– Ты же знаешь, что к нему не подойти!

– Это как сказать.

– Магазин этот не хуже Кремля охраняется. И не забывай, если шухер поднимется, так менты через минуту на точку прибегут!

– Знаю, их отделение как раз за углом.

– Так что же ты хочешь?

Прохладная девичья рука легла ему на колено. Кирьян почувствовал, что его обожгло от неожиданного прикосновения. Тепло мгновенно распространилось по всему телу, быстро достигло грудной клетки, и теперь пожар грозил сжечь его изнутри. Экое будет зрелище, только дымок пойдет!

Фартовый невольно сглотнул слюну, потом перевел взгляд на девушку. В зрачках плутоватый огонек – а она не такая уж и невинная, как кажется.

– Не горячитесь, вам это не идет, – мило улыбнулась Люся.

– Хм... А что, по-твоему, мне может подойти, детка? – с интересом посмотрел на девушку Кирьян.

– Любовь.

Жиганы, сидевшие за столом, дружно рассмеялись. Даже Егор Копыто.

– После того, что со мной произошло, барышня, мне только любви не хватает. Знаешь, не везет мне с бабами!

– Это потому, что женщины, с которыми вы встречались, вас не любили. А вот когда вы повстречаете такую, которая отдаст вам себя всю, то поймете, что любовь – это главное.