Страница 10 из 16
Ищут дружбы гордец и подлиза –
Бьются в тот, что высок, как чертог,
Гладят тот, что доступен и низок.
Берега, берега, берега!
Не привык я к ликующей тризне.
Мне не собственно жизнь дорога,
А лишь те, с кем проплавал по жизни.
Жаль, что больше проплавать не смог,
Ведь во мне только странника – призрак:
Один берег высок, как чертог,
А другой – непонятен и низок.
Жизнь – как речка, быстра и долга.
Годы лижут привычное ложе,
И у ней берега, берега
Друг на друга совсем не похожи.
И когда поседеет висок,
Моря рокот почудится близок,
Вспомнишь берег, который высок,
И забудешь про тот, что низок.
Берега, берега, берега…
ТИХИЕ САПКИ
«…Мы сапы. Мы самые тихие сапки.
Мы скромные стланики – ниже всех трав.
Мы выползли в люди, в картонные лапки
Бумажные душки безбольно собрав.
Зато нас не бьют по хребту,
И нами не травят пигмеев,
И мы не сгорим на лету,
Поскольку гореть не умеем.
Мы сапы, мы самые тихие сапки.
Наш стол под портретом, и мы – за столом.
Мы в чистых перчатках храним свои лапки
И к сроку квартальный отчёт подаём.
Зато нас не бьют по хребту,
Не мучат презренья почётом.
Что делать кротам на свету?
Светло, да ещё – горячо там…
Мы самые тихие сапки. Мы сапы.
Нас в тысячах комнат не отыскать,
В блестящих калошах храним свои лапы –
За нами не надо полов протирать.
Зато нас не бьют по хребту,
И нами не травят пигмеев,
И мы не сгорим на лету,
Поскольку летать не умеем…»
Ты спаси меня, спаси,
Погаси старенья пламя,
Выстрой Спас-на-ереси
С вороными куполами.
То не омут глубяной –
Это храм вниз головой.
Ты спаси меня, спаси!
Заговором, силой ратной,
Упаси и упроси,
Вороти меня обратно!
То не небо вверх ногами –
Это ангелы с рогами.
Ты спаси меня, спаси,
Дотяни до Воскресенья,
По крови Руси рыси
До спасенья, до спасенья.
Ты спаси меня, спаси,
Умоли и упроси!
…Нас поздно хватятся
Слова хорошие.
Земля укатится
В дымы горошиной
Исчезнет в мареве,
А как не хочется
В белковом вареве
Остаться отчеством,
Остаться плесенью
Гранитов тёсаных…
А кто-то с песнями
Гуляет плёсами,
А кто-то парусом
За ветром гонится –
В грядущих зарослях
Ничто не вспомнится.
Но лишь не вздохами
Над строчкой писаной,
Пусть мошкой-крохою
Над почкой тисовой,
Пусть дым рассеется,
И там, за пологом,
Любым растеньицем
Поднять бы голову.
Пускай без милостей
Генеалогии,
Но только б вылезти
Из геологии!
В асфальт не стукнуться,
С огнём не встретиться,
Листком аукнуться,
Цветком ответиться,
Пыльцой развеяться
Речными поймами –
Как не надеяться,
Что будем пойманы?!
Пусть перескажется,
Пусть хоть подопытным!
Вот только б саженцем
Не быть растоптанным,
Вот только б семечком
Не быть проглоченным,
Не сунуть темечко
Косе отточенной,
Сплестись с похожими
Руками нежными –
Ночь толстокожую
Тогда прорежем мы.
Асфальт вскоробится
От наших плечиков.
Земля воротится –
Ей делать нечего…
Из книги
«Этот век нам только снился»
А на кухне у поэта сто гостей.
То молчат, а то все сто наперебой.
Тот гитару взял, а этот снёс крестей,
Повезло, что он играет не с тобой
А на кухне у поэта сто друзей,
Сто тостов – лихой гранёный бенефис,
Сто раскатов в теснокухонной грозе,
Сто рассказов, сто походов на карниз.
А на кухне у поэта сто врагов,
Черновик, что ёж, в занозах запятых.
Чуть замри – и изо всех углов
Захихикают хитиновые рты.
А на кухне у поэта круглый год
По горшкам с дерьмом рассажены стихи.
Хорошо в дерьме разумное растёт,
И у доброго побеги неплохи.
А на кухне у поэта из окна —
В небоскрёбе боковой полуподвал —
Площадь Красная немножечко видна,
Долька неба и помоечный завал.
А на кухне у поэта сизый чад,
Ведьмы носятся на мётлах папирос,
Рожки крученые в зеркале торчат
Так, что в зеркале под кожею – мороз.
А на кухне у поэта бел огонь
Выгрызает красный мак из синих льдин.
А на кухне у поэта – никого.
Он на кухне целых сорок лет один.
Камышами рек
Кровяных шурша,
В закудыкин век
Заплывёт душа,
В запредельный миг,
В запотомный плёс,
Ни имён моих,
Ни моих волос,
Ни в расцветке глаз,
Ни в раскрое лба
В сумасшедший раз
Не узнать себя.
Эта синь в руке
В небеса – жур-ша!
По строке-реке
Всё плывёт душа…
Я сам себе не ровен – хоть похож.
Когда узнать захочешь – узнаёшь,
Как ловко в Бога спрятался подлец.
Я сам себе не ровен.
Не водолей, не овен.
Я – близнец.
С каждой песней нудней и тоскливей,
Что за пенье под клёкот команд?
Думал, буду, как утренний ливень,
Только стал, как вечерний туман.
Замутился над брошенным полем,
И с рябого его лица
Эту песню я выпел запоем,
Словно жизнь перешёл до конца.
Владелец звёзд больших и эполет
Спросил: "А сколько этой песне лет?"
Как объяснить запевшему генлею,
Что песня срока не имеет?
Она имеет жизни некий срок.
Но это – разное.
Да взять ли ему в толк?..
Я не пишу стихов длинней семи.
Восьмого не найдёте чуда света.
Ответ – за семь. Залезешь до восьми -
Потребует Всевышний два ответа.
Стихи, как молитвы, должны быть похожи,
Стихи, как молитвы, должны быть о том же.
Совсем несерьёзны. Вообще – несуразны.
Но только – о том же, о том же. О разном.
Октябрь стекал – куда? Хотя б река
Тогда застыла поскорей, потвёрже,
Чтоб в омутах не сгинула строка:
"Октябрь истекал погибельно-восторжен".