Страница 11 из 16
Был груб красой косой его эскиз.
Идти! А я завяз в опавших думах.
От правки почерневшие листки
Гнал ветер стервенело и угрюмо.
Тот – прятался за чёрный воротник.
Тот – примерял жабо. Тот – шею.
Тот – песню перековывал на крик,
Орал про меч двусмертного Кащея.
А я всё ударялся в грязь лицом,
Валился в колею, живым колея,
Я был гонцом, я был пути концом,
Не возвратившейся кометою Галлея.
Октябрь… ох, тебя б в тиски!
Содрать драчнёй угрюмую личину!
Да поздно: почернелые листки -
Мой реквием – лежат на пианино.
Двурукая моя душа:
Одною крошит лёд,
Другой сгребает жар.
Она – паук.
Она – гарпия,
Затем, чтоб докторам околовсяческих наук
Не показалась смертью энтропия.
Законов нет,
Есть неуменье слов
Прорезаться в забожье зазаконье.
Спермодинамика живых костров
От неуменья слов – в загоне.
Да, мы – ловцы,
Но более – улов.
Мы и письмо,
Но – и сургуч конверта.
А смерть жива от неуменья слов
Поведать повелительно о смерти…
Как иные, признаваясь
В прегрешеньях зова всуе,
Как иные, приземляясь
Привиденьями за край,
Я спасаюсь, приблокнотясь,
Я рисую
На банкнотах,
Что из листиков блокнотных,
Лики Бога,
Чтоб хватило на билетик -
Дорога туда дорога! -
На один билетик в рай.
Всё бывает, всё бывает -
В песне не солгать!
Но бывает – песни забывают
Новые слагать.
Всё бывает, всё на свете.
Буря без следа.
А бывает – самый тихий ветер
Рушит города.
Всё бывает, всё – ей-богу!
Гром с пустых небес.
А бывает – не найти дорогу
К самому себе…
– Откройте мне примету, по какой
В цветном развале этом
Сумел бы я не прозевать
Рождение Поэта.
– Не прозеваете, родной!
Поэт – на мне проверьте -
В стране великопречудной
Рождается со смертью…
Главные нытики – пришлые орды.
Всё не так: давка, лавки в грязи…
Души их, опылённые городом,
Облетают без завязи.
Человекозвучащиегордо,
На Спасский фонарь слетевшееся поэтьё,
Я и сам невесёлая морда,
Но ненавижу ваше нытьё!
Своего нытья вы только и стоите,
Но, как за самый поэтский грех,
Не люблю вас за то, что ноете,
Когда шапки бросаете вверх.
Важна не школа, а душа.
Не карандаш, а то, невидимое глазом,
Что с угольных темниц карандаша
На волю прорывается алмазом.
Я долгожитель.
Потому что время у меня – своё.
Всерьёз.
Я выращиваю его
В кефирном пакете,
Удобряю навозом проз,
Поливаю стихами
Под обычный мусорный ветер.
Я больножаден.
Потому что жадность у меня – своя.
Она, как боль,
Не бывает чужая,
Особенно, когда чужая
Боль.
Я многоженец.
Правда, жёны мои все – чужие…
Вот блажь: за два стихотворенья
Отдать два года коромысл:
Не та мечта, тропа не та,
Не тот фасон на хмель и мысль,
В пустое
Дня пустое рвенье,
Пустое ночепровожденье…
Пустое ли?
Пуста ли наша пустота?
Как знать…
А может быть – отдать?..
Со словами так бывает –
Хоть кричи их, хоть пиши -
Понапрасну заплетают
Тонну в тощий колос лжи.
И бывает – залпы тают,
Пустоухих оглушив.
А простая запятая
Зал питает – не дыши…
Вы мне не верьте – вчера была поза.
Поза – вчера,
А вот позавчера
Я был настоящий.
На слове стоящий,
Как сильная проза,
Кормящая ящик,
Долгий и тёмный,
Что ночь без наркоза -
Позавчера.
А вчера была поза.
Сочиняем в стол
Будем сочинять в стол,
И слышать из стола стон.
Р. Рождественский
Сочиняем в стол,
Из стола – стон,
Из стола – ствол:
"От стола – вон!
Сочинили сказь,
Что в столе – тишь,
А в столе – казнь,
Мрак, мороз, мразь -
Трёхглавая мышь.
Жрёт одна – строк мощь,
Другая жрёт – строк меж,
Третья пьёт кровь-новь. Мы ж
Кормим их, не смыкая вежд!"
Вон ещё один погиб стих.
И другой за ним стих – стих.
Не настанет их черёд.
Стол есть стол,
А "встол" есть – стул,
Мышиный престол.
Помёт.
Два разностранных, два хромых изгоя,
В двух храмах, в двух неспасах-на-крови,
Мы все-таки стоим пред аналоем
И даже объясняемся в любви.
Но далеко ль уйдешь одной ногою?
Одним крылом не умахать от тьмы.
Мы стали друг-от-дружние изгои.
Слепы, глухи, немы. Совсем не мы…
Вы меня забыли.
Были заняты другим.
Были "за",
Но вот – забыли,
Спряталась любовь за были,
И потухли – только дым -
Огнестрельные глаза.
А я помню, как я ждал и как я жил,
Помню, как по джунглям жил
Прокралась – вы были "за"! -
Саблезубая гроза.
Вы – не помните,
Вы мните.
Мнёте шляпку. Наказанье.
Есть судьба: был просто Витебск,
Оставайтесь.
Не шагайте.
Тень свою оберегайте.
Не волчок придет, а волк -
Будет белка и свисток…
Открывается камера. День – заключенный с ярилом на шее -
Совершает свой круг по меже. Мужея,
Как свойственно солнцу, в зените.
Но круг – это круг. Ухожу. Извините.
И мы все чужее.
Может, жидкий кофей заварила в этот раз ворожея?
Стали белые полосы уже. Уже я
Не верю в декадный прогноз:
"Ни ненастий, ни гроз – вёдер воз!"
Только мы все чужее…
Вытекает любовь. Зря наймешь сторожей ей.
Стало озеро лужей. Лужее
Лишь слюнявый фильмец на чужом языке.
Полслезы миража на песке, вдалеке
И все дальше, все суше, чужее…
Подойду к бессонному ручью –
услышу мать.
Пол ночи свечою освечу –
увижу мать.
Закричу от боли, замолчу –
и слышу мать.
В зеркало случайно залечу –
и вижу мать.
Дочку разговаривать учу –
а слышу мать.
Строчкой одиночество лечу –
и вижу мать…
Дети мои – завязь моя.
Логос.
Голос Лен.