Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 66 из 73

Гарины теснились на узких жестких лавочках, спинами колотясь о гулкие борта – машину шатало и подбрасывало на ямистой колее. Двое «охотников» засели в кабине, а третий делил с Иржи потертое сиденье в будке, карауля пленников.

Немчура развлекался тем, что корчил рожи, пугая девушек, и сам же кис от смеха, наполняя фургон вонью табака да пива.

- Идиот какой-то, - выцедила Настя.

- Не какой-то, - поправила ее Рита, - а полный.

«Охотник», хихикая, привалился в уголку подремать, а Иржи, снисходительно кривя губы, высказался:

- Ваша реакция понятна, но неосторожна.

- Ах, извините! – буркнула Настя.

- Пан Корда, - шевельнулся Петр Семенович, - судя по всему, вы продались не за кроны, а за марки?

- Представьте, нет! – с удовольствием ответил Иржи. – За доллары! Во вторник я вернулся из Москвы - помните? И там на меня вышел один странный тип… Индус какой-то. Завалился в мой номер, и предложил устроить вам лыжную прогулку, хе-хе… Ну, я с перепугу отказался, а этот индус… Или йог, или кто он там, вывалил на стол целую груду баксов! Не считая! Двести сорок две тысячи! – он блаженно улыбнулся. – Я ему тут же: «Да! Да! Согласен!», а этот тип даже расписки не взял. Звонит вчера, и говорит: «Должок!»

- А вы хвастливы, - холодно усмехнулся «пан директор». – И болтливы.

- Да… - деланно пригорюнился чех. – Не изжил до конца тщеславие, - гнусная улыбочка изогнула тонкие губы. - Если честно, то у меня сразу два мотива – деньги и ненависть! Я очень люблю доллары, и терпеть не могу русских свиней!

- Сам ты свинья, - с отвращением вытолкнул Петр Семенович. – Шкурка продажная!

Черты лица Иржи исказились, но парировать выпад он не успел - фургончик остановился, глуша мотор. Неподвижность и безмолвие ударили по нервам.

- Выходим! – резко скомандовал Корда, дергая щекой. – На прогулку!

* * *

Еловая хвоя – колючая, а пихтовая – мягкая. Ритины руки быстро научились распознавать деревья, шумевшие на перевале.

- Шнелле!

Косолапый «охотник» по имени Отто шагал впереди – шатаясь и переваливаясь. Другой, отзывавшийся на «Руди», замыкал череду бредущих заложников. Как звать третьего немца, Рита не знала – он, вместе с Иржи, конвоировал русских, приглядывая с фланга.

Тропы не было – Отто вел группу, ориентируясь по ему одному видимым приметам, забираясь все выше и выше. Снег на склоне лежал плотный, лишь иногда наст не выдерживал, и ноги проваливались по колено в мелкую студеную пудру.

- Ахтунг…

Задыхаясь, девушка выбралась на широкую просеку, вдоль которой тянулся ряд тесно выставленных столбов с перекладинами, густо заплетенными колючей проволокой. Деревянными буквами «Т» они уходили направо и налево, словно отражаясь между двух зеркал, и теряясь в лесу. Граница.

- Соблюдать спокойствие, - раздал Иржи ЦУ, - и не привлекать внимание чешских стражей. Русских они недолюбливают, а в глухом лесу мало ли что может произойти…

Отто свернул к ложбине – руслу замерзшего ручья. Летом вода нарушала запреты, перетекая в ФРГ, а зимой застывала синей наледью. Чертыхаясь, «охотник» пробрался на немецкую сторону, и рукой в рукавице натянул провисшую проволоку.

- Шнелле, шнелле!





- Быстро! – буркнул Иржи, словно переводя. – Сигнализация отключена не навсегда… Ну?!

Ткнув дулом пистолета в спину Мишиного папы, он добился послушания – тихо матерясь, Петр Семенович скользнул под колючкой сам, и помог встать жене, выползшей следом. Рита перешла границу последней, пропустив Настю.

- Вниз! – скомандовал Корда.

Оскальзываясь и зарываясь в снег, семейство Гариных начало спуск. Рита с опозданием ощутила холодок приключения – она в Западной Германии! Шумава позади, вокруг – Оберпфальцвальд, как местные именуют Баварский лес. Однако постоянное ощущение опасности, исходившей от конвоиров, забивало напрочь всякую романтику. Хорошо, хоть пальцы не мерзнут. Евромороз…

- Ой! – Настя проехала на спине несколько шагов, пока не вцепилась в гладкий стволик деревца. – Прямо обрыв!

- Держись! – обронила Рита.

- Да держусь я…

Если бы не заросли, она бы ни за что не спустилась по крутому откосу. Охватывая рукой то одно дерево, то другое, девушка съезжала всё ниже, тормозя ногами и нагребая кучи снега.

Странно она себя чувствовала. Злость будто плавилась внутри, закипая яростью, а вот страха не было. Рита не верила в плохой конец, душа напрочь отторгала траур.

Ей очень не хватало Миши, но росло и понимание – если взялись за них, то уж любимого прессуют по всей программе. И эта тревога рассеивала беспокойство за себя, напрягая до тихого неистовства…

- Осторожно!

Девушка ухватилась за гибкий ствол, наблюдая, как тонны снега тронулись по склону, громоздясь валами, но не вышло лавины – буковая чаща задержала морозящий сход.

Ноги тряслись от усталости, когда Рита спустилась на широкий уступ, наезженный гусеницами и колесами. Схлынувшей волной темной зелени опадал в низину хвойный лес, и в дымке маячили красные шпили церкви. Девушка поежилась.

Это раньше можно было себя уговаривать, а теперь – всё. Они в ФРГ. Четверо граждан СССР, нелегально проникших в капстрану…

Если их не убьют «охотники»… Да с чего бы? Захотели бы перестрелять, давно бы в снег закопали… А если их поймают местные полицаи? Станут они разбираться в провокации? Или сразу состряпают дело о шпионаже? А то еще хуже – выйдет номер какой-нибудь «Зюддойче цайтунг» с аршинными заголовками: «Советский директор выбрал свободу! Семья камарада Гарина бежала из соцлагеря!»

И все, не отмоешься, хоть век кисни в мыльной воде…

- Туда! – грубо направил ее Иржи, пихая в спину.

Впереди тускло переливался лаком синий микроавтобус с трехлучевой звездой на решетке радиатора. Солнце просвечивало стекла насквозь – внутри никого.

- Занимаем места, – весело скалясь, объявил чех, - согласно купленным билетам!

- Зетцен зи зих, битте! - рокотнул Отто, усаживаясь за руль, и загоготал, очень довольный своей изысканной шуточкой.

Валко шатаясь, «Мерседес» покатился под горку, аккуратно вписываясь в поворот. Настя плотнее притиснулась к Рите.

- Держись, - шевельнулись Ритины губы.

- Держусь…

Попетляв, «микрик» выехал на автобан в предгорьях, и плавно набрал скорость. Долго ли, коротко ли, а у дороги зареял щит, гордо возвещавший: «Zwiesel».