Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 14



Правда, по дороге на секундочку задержалась возле комода и подергала средний ящик. Тот, в котором ночью рылся человек из моего сна. Как и вчера, ящик оказался заперт.

Это окончательно убедило меня, что ночное приключение мне приснилось.

Правда, когда я встала под душ, меня ждал маленький, но неприятный сюрприз: на ноге чуть ниже колена я заметила свежую ссадину.

И тут же вспомнила, как ночью, бегая в темноте, зацепилась ногой за стул. Тогда я почувствовала боль в этом самом месте…

Но ведь я убедила себя, что это был сон, а разве сон может оставлять после себя такие отметины?

Не буду, не буду думать об этом! Может быть, когда-нибудь потом… И я повернула краны на полную катушку.

Душ был сильный и горячий, после него я окончательно приободрилась и забыла ночные страхи. Достала банку молотого кофе, поставила на плиту красивую медную джезву и подумала, что нужно сходить за продуктами – на одних сухариках с кофе долго не продержишься.

Тут явился Казимир и принялся, громко мурлыкая, тереться о мои ноги. Намек был понят, и я налила ему молочка.

Так мы с ним уютно завтракали.

Стояло чудесное утро, солнце ярко светило в окна, и я никуда не торопилась – в общем, жизнь была если не прекрасна, то вполне терпима.

И тут в дверь квартиры кто-то деликатно постучал.

Я вздрогнула. В первый момент мне полезли в голову какие-то страхи, снова вспомнился ночной человек… но в этом солнечном настроении не было места ночным страхам. Я здраво рассудила, что, скорее всего, это Никодим Никодимович, и открыла дверь.

Я не ошиблась, это действительно был старый антиквар.

– Ну, как вы спали на новом месте? – осведомился он, оглядев меня с ног до головы.

– Спасибо, все замечательно! – ответила я почти искренне.

В самом деле, не рассказывать же ему о своем ночном приключении, которое то ли было, то ли просто приснилось мне.

– Выпьете со мной кофе? – предложила я.

– С удовольствием! – старик сел за стол напротив меня, заметил кота, который улегся возле моих ног, и проговорил: – Я смотрю, с Казимиром вы уже подружились!

– Да, он замечательный котик…

Я хотела что-то еще сказать про Казимира, но вдруг у меня с языка сами собой сорвались совсем другие слова:

– Никодим Никодимович, а сюда ночью никто не может войти?

– Что вы, Тосенька! – он взглянул на меня удивленно. – Перед уходом я запираю магазин на все замки, да и дверь вашей квартиры тоже заперта. А что – вас что-то беспокоит?

– Да нет, ничего… просто одной здесь ночью немного неуютно. Но это так, ерунда… вот еще что хотела у вас спросить. Вы не знаете, как открыть средний ящик этого комода?

– Понятия не имею, – он пожал плечами. – Хотя сейчас припоминаю, что Валерия Львовна иногда открывала его ключом, но где этот ключ, я не знаю. А вас что-то интересует?

– Да вот думала, что найду там какие-нибудь вещи или документы, которые помогут мне лучше узнать, каким человеком была Валерия Львовна, то есть тетя… я ведь ее совсем не знала!

– Она была замечательной, удивительной женщиной! – старик поставил свою чашку, чтобы она не мешала ему жестикулировать. Лицо его порозовело, глаза засияли, он даже, кажется, помолодел. – Знаете, как настоящий, подлинный старинный артефакт отличается от дешевой современной поделки – так Валерия Львовна отличалась от большинства женщин!

Осознав собственные слова, он смутился и постарался исправить впечатление:



– Извините, Тосенька, я не хотел сказать о вас ничего плохого. Вы ведь, в конце концов, ее родственница… Я только хотел сказать, что в ней был такой настоящий аристократизм, который не встретишь в наше прагматичное время…

«А ведь старичок-то, пожалуй, был влюблен в мою тетушку!» – невольно подумала я и тут же отметила, что впервые – пусть только мысленно – назвала эту женщину, которую не видела ни разу в жизни, своей тетушкой.

Да, он так оживился, заговорив о ней, что я убедилась: он и правда был в нее влюблен. А значит, не расскажет мне о покойной тете ничего интересного.

Дело в том, что я давно заметила: если мужчина неровно дышит к какой-то женщине, он ее совершенно не видит, у него на глазах розовые очки, и все, что он может сказать о предмете своей страсти, что она – само совершенство, лучше ее нет никого на свете. А попробуйте спросить у него хоть какие-то подробности – и он онемеет, как рыба. Иногда даже цвет глаз не сможет вспомнить.

Женщины в этом плане совсем другие: они хорошо видят своего избранника и могут много о нем рассказать…

Впрочем, что-то я отвлеклась.

А Никодим Никодимович все разливался соловьем, расхваливая покойную. Валерия Львовна то, Валерия Львовна се… и одевалась-то с удивительным вкусом, и в людях разбиралась как никто другой… надо же – и правда любви все возрасты покорны!

Улучив паузу в его восторженном монологе, я задала важный вопрос:

– А вы когда-нибудь видели кого-то из ее родственников?

Старик на мгновение задумался, должно быть, этот вопрос поставил его в тупик.

– Да нет, пожалуй… не видел и не слышал, чтобы она о них говорила. Только в самое последнее время, незадолго до смерти, – он печально вздохнул. – Она сказала, что у нее есть племянница, то есть вы, и что вам она завещает все свое имущество… – Он недолго помолчал, затем снова заговорил: – Вообще, последние годы Валерия Львовна жила очень замкнуто, почти не покидала квартиру и магазин…

– При упоминании магазина он взглянул на часы и всполошился: – Ох, уже без пяти десять, пора открывать! Спасибо вам за кофе…

Я помыла посуду и от нечего делать тоже спустилась в магазин.

Не знаю, почему уж Никодим Никодимович так спешил его открыть – возбужденные покупатели не ломились в двери. Честно говоря, в магазине, кроме него самого, не было ни души. Старик сидел на высоком табурете за стойкой и рассматривал через лупу какую-то монету.

– Взгляните, Тосенька, – проговорил он, увидев меня. – Это настоящий австрийский грош конца восемнадцатого века. И в очень неплохом состоянии.

Старые австрийские гроши меня не очень интересовали. Впрочем, новые тоже.

От скуки я еще раз обошла магазинчик и убедилась, что ничего интересного ни на полках, ни в витрине не наблюдается. Так что на неожиданный наплыв покупателей рассчитывать не приходилось.

А вот интересно, на что жила моя тетка, если этот магазин не приносит никакой прибыли? А ведь за него наверняка приходится платить какие-то налоги и коммунальные платежи, да и Никодим Никодимович работает здесь не за красивые глаза…

За время своей недолгой – и неудачной – работы бухгалтером я успела понять, что существование коммерческой фирмы, будь то магазин или оптовая контора, стоит довольно больших денег, независимо от того, приносит фирма доход или только расходы. Так что позволить себе владеть убыточной фирмой может только обеспеченный человек.

В общем, загадочная история…

Мне уже надоело слоняться по магазину, и я хотела уйти, но тут Никодим Никодимович оторвался от своего австрийского гроша и обратился ко мне:

– Тосенька, не могли бы вы побыть в магазине? У меня есть кое-какие дела, и я хотел на часик отлучиться.

Я собиралась ответить, что у меня тоже есть дела, но что-то меня удержало. Ведь, как ни крути, этот магазин теперь мой, и Никодим отнесся ко мне очень душевно, так что я должна хоть чем-то его отблагодарить.

– Хорошо, – согласилась я против своей воли. – Но если появится покупатель, я ведь даже не знаю, что ему предложить.

– Ну, Тосенька, вы, наверное, заметили, что покупатели у нас появляются нечасто, – он деликатно усмехнулся. – Если же такое чудо случится – пусть покупатель походит, посмотрит. Если ему что-то понравится – пусть покупает, ценники на каждой вещи имеются. Вы умеете обращаться с кассовым аппаратом? Чек пробить сумеете?

Вот уж что-что, а пробивать чеки я умею отлично. Иногда по ночам мне снятся кассовые аппараты разных моделей – современные электронные и старые электромеханические. Так что на этот счет я успокоила Никодима Никодимовича, и он отправился по своим делам.