Страница 12 из 14
В комнате незаметно стемнело, читать стало трудно, и я отложила книгу.
Встала с кресла, подошла к окну, чтобы задернуть занавеску, прежде чем включить свет.
За окном была унылая пыльная улица, несколько припаркованных машин. Изредка проходили люди – кто-то спешил по делам, кто-то неторопливо прогуливался. Пронеслась знакомая мне маленькая старушка с кудлатой собачонкой на поводке.
И только один человек был совершенно неподвижен.
Напротив моего окна, прислонившись плечом к стене, стоял высокий сутулый мужчина в длинном черном плаще. Этот плащ, напоминающий средневековую хламиду, и мятая черная шляпа с опущенными полями придавали ему какой-то подозрительный и несовременный вид, который усиливали черные очки с большими стеклами. Из-за этих очков было непонятно, куда он смотрит, но я не могла отделаться от ощущения, что смотрит он на мое окно.
Меня словно окатило волной холода. Я поспешно задернула занавеску, включила свет и остановилась посреди комнаты.
Да что со мной сегодня происходит?
Почему я так испугалась дурацкого клоуна из примитивной музыкальной шкатулки? Почему сейчас так испугалась этого человека? Мало ли что он здесь делает? Может быть, ждет кого-то или просто убивает время…
Я постаралась отбросить все свои страхи. В конце концов, я здесь не одна…
Я вышла в прихожую, открыла дверь на лестницу и окликнула старого продавца:
– Никодим Никодимович!
На мой оклик никто не отозвался.
Тогда я робко, медленно спустилась по лестнице.
Как и прежде, каждая ступенька скрипела своим особенным голосом, но сейчас этот скрип не казался мне уютным и успокаивающим – он казался зловещим и настороженным, словно ступеньки переговаривались между собой, замышляя что-то недоброе.
Наконец я спустилась на первый этаж, прошла по короткому коридору и вышла в магазин.
Там было почти темно. Со всех сторон доносились какие-то приглушенные звуки – шорохи, скрипы, потрескивания. Я догадалась, что эти звуки издают рассохшийся паркет и старая деревянная мебель, но все равно не могла отделаться от смутного беспокойства.
В темноте мне показалось, что в дальнем, самом темном углу магазина сидит в кресле человек. Я снова окликнула его – на этот раз тихо и неуверенно:
– Никодим Никодимович!
Темный силуэт не шелохнулся, не издал ни звука. Тишина стала еще более напряженной.
– Что вы делаете в темноте… – пролепетала я едва слышно. – Вы пугаете меня!
Тут я увидела на стене кнопку выключателя и торопливо нажала на нее.
Магазин залил яркий электрический свет, поначалу показавшийся мне ослепительным. Впрочем, через секунду мои глаза привыкли к этому свету, и я поняла: то, что в темноте показалось мне человеческой фигурой, было всего лишь темным рабочим халатом, небрежно брошенным на спинку стула, а за голову человека я приняла стоявший рядом небольшой медный самовар.
Никодима Никодимовича не было.
Я еще раз позвала его, затем подошла к двери. Она была закрыта, а табличка на ней повернута соответствующей стороной.
Выходит, старик закрыл дверь и ушел домой, ничего мне не сказав? Возможно, он не хотел мне мешать, но что мне сейчас делать? Как выйти из магазина?
Я напомнила себе, что не собираюсь сегодня возвращаться домой, что хочу переночевать здесь, в своей новой (с позволения сказать) квартире, но от этого проблема не делалась меньше, а поведение старика оставалось необъяснимым.
На всякий случай я обошла все закоулки магазина, но никого не нашла и поднялась в квартиру.
Кот встретил меня на пороге и даже потерся о мои ноги – видимо, решил налаживать отношения.
Я заглянула в холодильник и нашла там упаковку молока, кусок сыра и половинку батона. Молоко налила в блюдечко и поставила перед котом, а себе заварила чай.
После чашки горячего чая я немного успокоилась и решила устраиваться на ночлег.
Я разобрала постель.
Простыни оказались совершенно чистыми и даже пахли зимней свежестью и лавандой. Я улеглась, уютно укрылась одеялом и выключила свет.
Я думала, что на новом месте не смогу заснуть, однако усталость и обилие впечатлений сделали свое дело, и я почти сразу провалилась в глубокий, черный колодец сна.
В этом колодце мелькали какие-то цветные пятна, яркие искры света, иногда они складывались в незнакомые лица. Чаще других возникало грубо размалеванное лицо клоуна с влажными ярко-красными губами…
И вдруг так же неожиданно, как провалилась в сон, я вынырнула из него.
В первый момент я не могла сообразить, где нахожусь.
Незнакомая, непривычно мягкая кровать, рядом не раздается самодовольный храп мужа…
Ах, ну да, вспомнила, я ведь осталась ночевать в квартире над магазином…
События минувших двух дней разом нахлынули на меня, я вспомнила и посещение нотариуса, и жалкий магазинчик, доставшийся мне в наследство от несуществующей тетки, и старого продавца, и черного человека за окном…
В эту минуту я услышала какие-то странные звуки и осознала, что именно они и разбудили меня.
В комнате, совсем рядом со мной, кто-то был. Кто-то тихо переступал по рассохшимся половицам, потом что-то осторожно передвигал, переставлял. Затем раздался негромкий скрип, словно повернули ключ в замочной скважине.
Я затаила дыхание, похолодев от страха. И хотя я действительно похолодела – меня мгновенно покрыл липкий пот. Я хотела подать голос, окликнуть того неизвестного, кто хозяйничал в моей комнате, но от страха лишилась голоса.
Тогда я осторожно, стараясь не скрипнуть старыми пружинами, спустила ноги с кровати, встала, шагнула вперед, выбравшись из темной пещеры алькова…
Комната была слабо освещена льющимся в окно неверным лунным светом. При этом свете, искажавшем все пропорции, она казалась куда больше, чем днем.
И при этом неверном свете я увидела человеческую фигуру.
Какой-то человек, повернувшись ко мне спиной, рылся в ящике комода.
Как ни была я испугана, краем сознания отметила кое-что важное: он выдвинул средний ящик, тот, который я не смогла открыть, потому что он был заперт.
Я застыла, закусив губу, чтобы не закричать, чтобы не выдать себя невольным возгласом.
Но тот человек все же почувствовал мое присутствие: он выпрямился, задвинул ящик комода и начал медленно поворачиваться в мою сторону. В самой его позе, в том, как медленно, неторопливо он оборачивался, чувствовалась угроза.
Мне стало страшно, так страшно, как бывало только в далеком детстве, когда в темной комнате мерещилось какое-то невидимое и неведомое зло…
Я вскрикнула, попятилась, заметалась по комнате, споткнулась, зацепившись ногой о ножку стула, и упала лицом вниз.
Так и лежала, боясь пошевелиться, и только всхлипывала от страха. А ночной незнакомец приближался ко мне, и я слышала его шаги, слышала тяжелое, хриплое дыхание…
И эти тяжелые шаги, и это дыхание внушали мне ужас.
Вот он остановился надо мной, наклонился…
Я вжалась в пол, зажмурила глаза, как в детстве, как будто это могло помочь от всех ужасов ночи.
И это действительно помогло.
Я провалилась в бездонную черноту беспамятства, как будто укрылась там от ужасной реальности.
Скоро, совсем скоро я пришла в себя.
В комнате было светло, давно наступило утро. Я лежала в своей постели – точнее, в постели своей загадочной тетки. В комнате, кроме меня, никого не было.
Я вспомнила ночной кошмар, вспомнила хозяйничавшего в комнате незнакомца.
Что это было – удивительно реальный сон или действительность?
При свете дня комната казалась милой и уютной, и мне хотелось верить только в хорошее. Наверняка это был сон, страшный, неприятный, но всего лишь сон.
Действительно, если бы ночное происшествие было на самом деле, а не приснилось мне, как бы тогда я оказалась в своей (точнее, в теткиной) постели?
Убедив себя в этом, я бодро спрыгнула с кровати и прошлепала босиком в обнаруженный накануне закуток, чтобы принять душ.