Страница 65 из 82
Похожая буря ненадолго задержала их у Кадиса, где они ехали по морю, опасаясь отойти близко к берегу и разбиться о скалы. Когда они миновали Балеарские острова, Милро решил рискнуть и позвонить жене. У них было правило: не общаться, когда он уехал по делам, если только он не инициировал это. Он не разговаривал с ней с тех пор, как уехал из Франции. « C’est moi », — объявил он, когда Аннет ответила на звонок. — Вы скучали по мне, ma cherie ?
Обычно она отвечала на его нежности тем же, поэтому он был удивлен настойчивостью в ее голосе. — Послушай, Антуан. Что происходит? Здесь был посетитель.
'Да?' Он был впечатлен, но не удивлен тем, что британцы действовали так быстро. « Английский язык ?»
« Наоборот » . Француз. Кто-то, кого вы очень хорошо знали в Париже. Ваш ближайший коллега…
'Достаточно!' — резко сказал он, перебивая ее. Если британцы уже привлекли Сера для помощи в поисках, дело обстояло серьезно. Сера был хорош и основательен. У него наверняка были бы все углы, а это означало, что телефонная линия в доме Бандоля прослушивается. — Расскажешь мне позже. В остальном все хорошо?
«Немного одиноко toute seule и обеспокоено. Ваш коллега кажется очень решительным.
Бьюсь об заклад, подумал Мильро.
Через два дня после звонка, когда солнце начало садиться, Мильро завел двигатель небольшой, но мощной моторной яхты, пришвартованной на ничем не примечательной верфи в марсельских доках. Он осторожно направил лодку к более крупному и великолепному кораблю, стоявшему на якоре у гавани. На берегу смуглый мужчина помог бледной некрасивой фигуре пересесть с большой лодки на меньшую, которая, в свою очередь, бросила якорь. Большой крейсер медленно и осторожно подплыл к верфи и с трудом встал на свободный причал. Затем двое мужчин на лодке подплыли к меньшей лодке; Шлюпку подняли на борт, и в вечернем сумраке лодка поменьше поплыла на юго-восток, прижавшись к берегу, пока не миновала Тулон.
Двадцать минут спустя Мильро смог различить очертания острова, затем туманный отблеск света от домов в его единственной деревушке на северной стороне, обращенной к материку. Он сидел в кресле пилота, а рядом с ним Пиггот. Когда они резко двинулись на юг, к стороне острова, самой дальней от материка, огни исчезли в ночной тьме. Здесь, на южной стороне, остров был необитаем, его береговая линия состояла из скалистых утесов, отвесно возвышавшихся над морем и лишенных растительности, если не считать причудливой корсиканской сосны, цеплявшейся корнями, которые чудесным образом нашли себе опору. Когда они приблизились к юго-восточной оконечности острова, Мильро включил мощный прожектор лодки и увидел то, что искал — маленькую бухточку, единственное возможное место для посадки, защищенное с каждой стороны скалами. Oustau de Dieu местные жители называли его. Он знал, что у берега у входа в бухту лежит заграждение — деревянная балка длиной с телеграфный столб, предназначенная для того, чтобы корабли не приземлялись. Но он знал, как его перемещать, потому что приземлялся здесь не в первый раз.
— Вуаля , — сказал Мильро, указывая на темную тень маленькой бухты, и пока он замедлял ход лодки до холостого хода, Пиггот вскарабкался обратно на корму, где Гонсалес начал спускать надувную лодку.
Двумя часами позже Мильро сидел на шатком крыльце старого фермерского дома, примостившегося в сотне футов над бухтой, на вершине скалы, возвышавшейся прямо над песчаным пляжем внизу. К дому, единственному на этой стороне острова, можно было добраться из бухты по извилистой тропинке между деревьями. Пигготту и Гонсалесу потребовалось двадцать минут, чтобы взобраться наверх, наполовину неся на руках своего едва находящегося в сознании пленника, в то время как Мильро направил свой моторный крейсер на другую сторону острова и пришвартовал его в небольшой пристани, где он был достаточно хорошо известен, чтобы не привлекать особого внимания. внимание. Затем он пошел обратно через остров по знакомым тропам, руководствуясь факелом.
По обеим сторонам дома росли леса, но на северной стороне, выходящей на сушу, небольшой луг выходил на ныне дикий виноградник, за которым не ухаживали после смерти его владельца. Это был отец Аннет, которому также принадлежали дом и лес; до него имущество принадлежало его семье почти двести лет. Тем не менее, несмотря на то, что это место долгое время принадлежало семье, Аннет утверждала, что никогда не любила его. В детстве она проводила там все каникулы, и Мильро подозревал, что только после нескольких лет, проведенных ею в Париже, это деревенское убежище утратило свое очарование. После смерти отца, когда она получила наследство, Мильро уговорил ее сохранить его, и хотя сама Аннет в настоящее время ни разу не навещала его, имение послужило полезной цели. Он, вероятно, провел в доме менее десяти часов за последние пять лет, из-за чего он еще больше пришел в упадок, но его хозяйственные постройки, в том числе крепкий кирпичный сарай, спрятанный в лесу, оказались отличным местом для хранения вещей, которые никогда не будет выставлен в его антикварных магазинах. Его лодка, обычно хранившаяся на марсельской верфи, хотя и скромная на вид, была обманчиво быстрой и вместительной. Он мог с комфортом вместить дюжину ящиков с разнообразным оружием и так легко сидел в воде, что мог подойти достаточно близко к берегу, чтобы его североафриканские сотрудники могли загрузить и разгрузить его грузы, пробираясь вброд по пояс, неся ящики на головах.
Мильро осторожно взбалтывал содержимое маленького стакана-баллона. Здесь было холодно, но в доме было еще холоднее, а кальвадос приятно согревал. В гостиной была дровяная печь, но он настоял, чтобы ею не пользовались — дым из трубы мог быть виден на другой стороне острова. Он сделал еще глоток, обдумывая свои следующие шаги. Сотрудник МИ-5 был благополучно заперт в подвале; никаких шансов, что он вырвется оттуда. Над ним, в маленькой, продуваемой сквозняками спальне, Гонсалес сидел, играя в пасьянс, без рукавов рубашки и с 9-миллиметровым пистолетом в кобуре под мышкой. Пиггот был в гостиной с открытым ноутбуком и делал бог знает что.
Итак, Мильро вышел сюда, с южной стороны дома, с видом на бухту, где они привязали лодку под кустами на краю небольшого пляжа. Выглянув из-за вершины скального утеса, он смог различить черный колодец Средиземного моря, который тянулся прямо на юг вплоть до североафриканского побережья Алжира. Допив свой напиток, он обдумывал ситуацию. С тех пор, как Гонсалес наставил пистолет на Уиллиса в магазине в Белфасте, он, действуя инстинктивно, справлялся с быстро нарастающим кризисом. Теперь, когда они прибыли в дом, он впервые получил возможность спокойно посмотреть на то, что произошло, и подумать, что делать дальше.
Возможно, если бы Уиллис сразу признался, что он офицер МИ-5, ситуацию можно было бы спасти. Мильро мог бы извиниться за поведение Гонсалеса, списать его на ошибку, заявить, возможно, что они подумали, что он мошенник, пытающийся заполучить незаконное оружие, и отпустили его. Но Уиллис отрицал это, разыгрывая профессиональную, почти убедительную игру. Мильро когда-то работал в той же профессии и узнал дрель. Уиллис преуспел в безвыходной ситуации.