Страница 44 из 86
Он повернулся к Лиз, снова серьезный. «Первое, что я должен сделать, это позвонить генеральному директору — это слишком важно, чтобы ждать. Думаю, можно с уверенностью предположить, что он захочет, чтобы я поговорил с Лэнгли. Это должно быть лично, учитывая обстоятельства.
Он указал на фотографию, и Лиз еще раз посмотрела на нее. На нем был изображен Коллек с опущенной головой на трибунах Овала, слушающий своего соседа. Когда Уолли Вудс впервые показал ей фотографию, она знала, что уже видела лицо соседа, но какое-то мгновение не могла его припомнить. Потом она вспомнила, и в ее голове возник образ — мужчина средних лет, лысеющий и плотный, склонившийся над столом переговоров на Даунинг-стрит и гнусавым голосом американского Среднего Запада объявляющий: «На сегодняшний день у нас есть никакой конкретной негативной информации относительно конференции не поступало».
Лиз повернулась к Чарльзу. — Вам придется ехать в Вашингтон? — спросила она, внезапно вспомнив о Джоанне. Ей казалось, что сейчас неподходящее время для одиночества.
— Не вижу большого выбора. Он криво улыбнулся. «Я не могу говорить с главой резидентуры ЦРУ здесь о том, работает ли он на Израиль».
Чарльз встал со скамейки. «Почему бы мне не показать вам реку? Тогда мы сможем войти внутрь. Джоанна хочет, чтобы ты остался на обед.
ТРИДЦАТЬ ТРИ
Уэзерби решил не привлекать внимания к своему визиту в Вашингтон, поэтому, что необычно, никто не встретил его в аэропорту. После обычного длительного ожидания иммиграционная служба приняла его за того, кем он себя назвал: Эдвард Олбрайт, лондонский бизнесмен, приехал в город на пару встреч и остался всего на одну ночь.
Он выбрал отель в Вирджинии, в аэропортовой части города, недалеко от Лэнгли, куда должен был прибыть утром. Если повезет, он успеет на вечерний рейс обратно в Лондон на следующий день.
Его отель, принадлежащий обширной американской сети, был удобным, чистым и совершенно бездушным. Он позвонил домой и поговорил с Джоанной, которая через пять часов уже готовилась ко сну. Затем он съел ранний ужин в ресторане отеля — пережаренный стейк и стакан калифорнийского каберне. Вернувшись в свою комнату, он ненадолго прилег на одну из двух больших двуспальных кроватей и лениво прокрутил, казалось, несколько тысяч телевизионных каналов.
Он с удивлением подумал, как он мог втиснуть всю семью Уэзерби в эту просторную комнату. Когда мальчики были маленькими, они часто останавливались в более тесных помещениях во время своих каникул в Европе. Мальчиков рано превратили в ходоков, и он с любовью вспоминал, как тогда еще здоровая Джоанна посрамила их всех, когда дело дошло до выносливости на холмах Тосканы или в Пиренеях, куда они отправились на две недели в августе. Теперь, с грустью подумал он, у нее закончились пуховки после двадцати минут в их саду.
Утром он совершил короткую поездку в Лэнгли, остановился у поста охраны, затем припарковал нанятую машину, где ему было указано, возле здания штаб-квартиры. Директором контрразведки ЦРУ был Тайрус Оукс, давний ветеран Агентства, не имевший никакого публичного статуса, но известный в залах Лэнгли. У него было много причуд, в первую очередь привычка делать объемные заметки даже на самых скучных встречах, собранные в желтых блокнотах, которые американские адвокаты в докомпьютерные времена использовали для составления своих сводок.
Физически он тоже был необычным — маленький, худощавый человек с острым как бритва носом и большими ушами, которые торчали по бокам головы, как спутниковые тарелки. Своим друзьям, в основном старшим офицерам, он был известен как Тай; для тех, кто знал его только понаслышке, он был Птицей.
С годами Уэтерби понял, что разные реакции, которые он иногда получал от Оукса, не имели ничего общего с положением Уэтерби как офицера разведки иностранного государства, а только с тем, в какой степени он разделял взгляды Оукса на обсуждаемый вопрос. Это вызвало у Уэтерби небольшие предчувствия предстоящего разговора, поскольку он не мог поверить, что Оукс будет очень доволен тем, что он скажет.
— Чарльз, очень рад тебя видеть. Оукс вышел из-за стола.
— А ты, Тай.
— Присаживайтесь, — сказал Оукс, указывая на стул перед своим столом, и отступил за него. Он сказал: «Должно быть, это важно для вас, чтобы вы пролетели».
'Это. Я думаю, у нас могут быть серьезные проблемы.
Уэтерби изложил последовательность событий так кратко, как только мог. Говоря это, Оукс быстро выбросил свой желтый блокнот и выудил из кармана маленькую записную книжку в спиральном переплете, в которой он быстро что-то мелким почерком записал, время от времени поднимая голову, чтобы взглянуть на Уэтерби.
По крайней мере, он не перешел к ноутбуку, подумал Уэтерби, продолжая рассказывать о переданном Фейном сообщении от Джагира, что два мошеннических элемента действуют против сирийских интересов в Лондоне и угрожают саботировать надвигающуюся мирную конференцию.
Глаза Оукса расширились при этом, а затем расширились еще больше, когда Уэзерби рассказал о попытке сбить на машине одну из своих женщин-офицеров. Он на мгновение перестал писать, затем снова начал яростно строчить, опустив голову, хотя, когда Уэтерби объяснил, что Джагир был убит неделей раньше на Кипре, Оукс вообще перестал писать. На этот раз он даже отложил ручку.
Уэзерби сказал: «Вот тут и начинаются трудности. Вся эта информация об угрозе держалась очень плотно. В МИ-5 индоктринацию прошли менее полудюжины офицеров, и Джеффри Фейн сказал, что на его службе это было строго «необходимо знать». Но нападение на моего офицера, а теперь и убийство Джагира создает впечатление утечки информации. Единственными остальными были двое ваших офицеров на Гросвенор-сквер.
Оукс снова поднял глаза, но ничего не сказал.
— Я ничего не предлагаю. Просто констатация фактов. И я уверен, вы понимаете, что мы должны были разобраться в этом. В конце концов, одного из моих офицеров чуть не убили.
Оукс кивнул. Уэзерби продолжил: «Фейн разговаривал там с двумя вашими офицерами. Энди Бокус и Майлз Брукхейвен.