Страница 24 из 89
Он был озадачен, но еще не встревожен. Затем в грязи с внутренней стороны ворот он увидел странные дыры. Они выглядели как куски земли, извлеченные из поля для гольфа, чтобы проветрить его. Он закрыл ворота и снова посмотрел на отверстия для пробок — они шли вверх по тропинке к дому, и он пошел по ним, то теряя тропу там, где трава все еще стояла на своем месте, то снова находя ее в странном пятне обнаженной грязи.
По мере того, как он приближался к самому дому, цепочка странных отметин внезапно отклонялась, направляясь к солярию. Теперь их было легко проследить, и они привели его к двери в одном конце длинной низкой постройки. Необычно это было открыто; он никогда не видел ничего, кроме закрытого.
Кевин помолчал, соображая, что делать. Вход в солярий был строго воспрещен; он никогда не видел, чтобы даже служанка входила в святилище. Но выглядело так, как будто этот незваный гость вошел — почему еще дверь была открыта? Вероятно, ему следует поднять тревогу и вызвать подмогу из дома, но если он позвонит в офис службы безопасности или позвонит Рейли по мобильному телефону, и окажется, что там никого нет (кроме любящей уединение Нины), Кевин будет в шоке. в глубокой беде. Однажды он предупредил дом, что это была ложная тревога, и Рейли взорвался, обвинив его в том, что он запаниковал и напугал всех без всякой причины.
Так что он никого не предупредит, но должен ли он войти внутрь? Кевин хотел хорошо поработать. Это было то, за что ему платили, и в чем он был хорош. Что, если прямо сейчас кто-то напал на Нину, или украл ее сумку, или разрушил бассейн?
Он вошел в здание, оставив дверь открытой, думая, что это послужит оправданием его действиям. Он оказался в маленьком атриуме. С одной стороны была стеклянная дверь, и через нее был виден бассейн: около двадцати метров в длину, в четыре дорожки шириной, с водой цвета аквамарина. Нины не было видно. Из атриума вели еще пара дверей — раздевалки, одна отмечена затененным силуэтом мужчины, другая — женщины.
Он уже собирался войти в мужской туалет, когда услышал шум из-за другой двери. Это звучало как женский голос. Он колебался, думая, стоит ли ему идти туда. Что, если на Нину напали? Что, если злоумышленник грабил ее или того хуже? Кевин отстегнул маленькую чепуху от пояса и нащупал банку с мейсом, которую Рейли дал ему в первый день. Но потом он понял, что женщина не казалась испуганной, и через мгновение услышал низкие басовые голоса мужчины. Вздрогнув, он узнал голос — это был голос Карписа. Кевин сразу захотел уйти оттуда. Но это не мог быть Карпис, вышедший из ворот. Так где же был злоумышленник? Что бы ни задумали Нина и Карпис, это не касалось Кевина, но он не мог уйти, не убедившись, что здесь больше никого нет.
А потом он услышал другой шум, на этот раз из мужского туалета. Это было какое-то шарканье и щелканье, как будто кто-то ходил в туфлях на жесткой подошве. Он глубоко вздохнул, напрягся и толкнул дверь. У него была Булава, а в руке карабин, и первое, что он увидел, была кобура, висевшая на крючке рядом с черной кожаной курткой. В кобуре был курносый пистолет 38-го калибра, автоматический.
Раздался еще один шаркающий звук, и Кевин обернулся. Именно тогда он увидел незваного гостя примерно в футе ниже линии его глаз. Это был мальчик лет десяти, ростом максимум пять футов, в джинсах и флисовой куртке с капюшоном. На ногах у него были футбольные бутсы — от них остались странные отметины в виде пробок. Мальчик повернулся к Кевину, выражение его лица было одновременно любопытным и испуганным.
'Что ты здесь делаешь?' — прошептал Кевин. Он засовывал кош обратно за пояс и чувствовал себя очень глупо.
— Вы мистер Кашель?
'Что?'
— Вы знаете… мистер Патрик Каф.
Патриков. Кевин вздохнул с облегчением. — Пойдем со мной, — сказал он шепотом и вывел мальчика из комнаты, потом обратно через атриум, пока они не оказались у входа в здание. — Я не мистер Патриков, — сказал он мальчику. — Что ты вообще хотел от него?
Мальчик полез внутрь своего флиса, и на мгновение Кевин снова напрягся. Но это было безобидно – просто рубашка. На самом деле футбольная форма в цветах «Манчестер Юнайтед»: красном и белом.
Мальчик сказал: «Мой папа сказал, что собирается купить «Юнайтед». Я хочу, чтобы он подписал мне футболку».
Кевин кивнул, но был озадачен. — Как вы попали на территорию? он спросил.
Мальчик пожал плечами. — Я прошел через ворота сзади.
— Но для этого вам нужен код. Вы знаете, номера, которые вы набираете, чтобы войти.
— Я этого не сделал. Ворота были открыты.
Кевин на мгновение задумался. Он не видел смысла сообщать об этом или, что еще хуже, вести мальчика в дом. У Рейли был бы припадок; у мальчика будут проблемы, и Кевина, вероятно, уволят.
— Тебе лучше пойти со мной, — сказал он, и глаза мальчика расширились. Но постепенно он расслабился, пока они шли мимо теннисного корта вдоль лип. Он сказал Кевину, что его зовут Брайан, что он поддерживает «Манчестер Юнайтед» (сюрприз, сюрприз), и его отец указал на дом «Патрик Каф». Парень добавил, что его велосипед спрятан в кустах на дороге и что он живет в поместье менее чем в миле отсюда.
Как только Кевин открыл ворота, мальчик выстрелил. Кевин смотрел, как он исчезает в лесу, чувствуя себя озадаченным. Было достаточно плохо, что ребенок так легко попал внутрь, хотя это казалось достаточно невинным. Однако присутствие Карписа в домике у бассейна вовсе не казалось невинным — Кевин вспомнил одежду в мужской раздевалке и звуки разговоров, доносившиеся из женской. А еще он вспомнил кобуру и пистолет, висевшие на крючке рядом с одеждой. Была ли у Карписа специальная лицензия министерства внутренних дел на его ношение? Кевин считал это невероятным. Владение пистолетом в Великобритании могло привести к его аресту. Чего он так испугался, что решился на такой риск?
17
Он не то чтобы солгал Пегги Кинсолвинг, размышлял Майлз Брукхейвен; он просто не сказал ей всей правды. Он отправился на Ближний Восток, как и обещал, но только до международного аэропорта Дубая. Там он провел три часа, бродя по терминалу, разглядывая побрякушки в огромном количестве магазинов. Он мог бы купить разные часы на каждую минуту года, не повредив выставленные на обозрение запасы. Не то чтобы он вообще интересовался часами. Он использовал зеркала и прилавки из отражающего стекла, чтобы посмотреть, не проявляет ли кто-нибудь к нему особый интерес. Это было практически невозможно – в постоянно движущейся толпе самых разных рас, одетых во все, от джинсов и футболок до хандуры и кефии; от мини-юбок и туфель на шпильке до абайи, сари и паранджи — чтобы обнаружить узор или запомнить лицо. Но после часа или около того наблюдения он почувствовал себя достаточно уверенным, что остался один.