Страница 40 из 93
Он, конечно, тоже с подозрением относился к Халлеку. Этот человек хотел, чтобы ему помогли его люди, и Виктор отклонил это предложение. Не то чтобы это было предложение. Халлек ясно дал понять, что не доверяет Виктору, и был прав. Так что имело смысл, что он тоже поставит своих людей на поле боя. Но Виктор не знал об их великих намерениях. Они были у него на хвосте только для наблюдения или у них были другие приказы?
Фургон держался на расстоянии двух длин автомобиля от учебника. Виктор ехал минут пятнадцать, сворачивая наугад и меняя полосу движения, когда ему хотелось. Форд оставался с ним все время. Он въехал в гараж, чтобы проверить их заказы. Это было бы самое подходящее место, чтобы напасть на него так, как они собирались, но они не последовали за ним туда. Они подождали, пока он снова не уедет, и продолжили преследование. Тогда просто наблюдатели. По крайней мере, на данный момент.
Он не сделал ничего, чтобы показать, что он их создал, и если бы они были людьми Халлека, они бы подумали, что он осуществляет рутинную контрразведку.
Но он не мог быть уверен, что их послал Халлек. Халлек был прав, когда дразнил Виктора его прошлым. Было множество людей и организаций, которые хотели его головы. Он никогда не удивлялся, когда кто-то выслеживал его. Его было так же трудно загнать в угол, как и любого другого, но если он не жил за счет земли в каком-нибудь далеком уголке ниоткуда, то всегда оставался риск разоблачения. И он не был готов отказаться от всего, лишь бы оставаться в вертикальном положении.
Через несколько кварталов он бросил Импалу. Ему не нравилось ограничивать себя в транспортном средстве без необходимости. Кроме того, он хотел узнать больше о своих тенях. Были ли эти двое в фургоне общей суммой или они были частью большой команды?
Он отправился на север, потому что ему нужно было на юг. Фургон проехал мимо него и исчез вдали. Он прошел пару кварталов, когда пошел дождь. Он упал прямо и тяжело. Автобусы проезжали по улице перед ним, посылая волны по затопленной дороге, которая разбивалась о бордюр. За ними следовали машины, некоторые с включенными фарами, у всех дворники изо всех сил пытались справиться с ливнем. Пешеходы без зонтов сгорбились и торопились, уворачиваясь от тех, кто спланировал заранее и мог идти с самодовольной медлительностью. Такси, подошедшее слишком близко к бордюру, подняло струю, которая осыпала несчастных прохожих.
Виктор шел медленным шагом. Дождь помял его пальто и пригладил волосы. Ему понравилась погода. Он любил дождь. Он всегда был. Дождь помог ему остаться в живых. Это помогло идентифицировать наблюдателей и тени. Под дождем люди шли быстрее, либо не шли вообще, либо оставались дома. В результате улицы были менее загружены, что создавало меньше потенциальных угроз для оценки. Почти никто не слонялся под дождем, даже если ждал кого-то особенного. Люди искали укрытие, а не лучшие точки обзора. Тот, кто не ютился под навесами или в дверных проемах, выделялся, а наблюдатель, который сам хотел оставаться сухим или хотя бы хотел казаться таким, ограничивал свою способность наблюдать и следовать при этом.
Виктор шел медленным шагом, несмотря на ливень, потому что, если кто-то еще шел в том же темпе, что и он, это было равнозначно указанию на его или ее намерения. Зонт спас бы от дождя, но только за счет связывания одной руки и ограничения обзора. Пропитанный дождевой водой всегда предпочтительнее, чем пропитанный собственной кровью.
Некоторые туристы были застигнуты врасплох и представляли собой комичное зрелище, раздетые и неподготовленные. Виктору было бы их жаль, но они улыбались и смеялись над своим несчастьем и над тем, как нелепо они выглядели, и Виктор вспомнил, когда он был мальчиком, и дождь был не чем иным, как забавой.
В детстве лужи просили его поплескаться по ним. Пропитанный до нитки, нужно было чего-то добиться, а не избежать. Наблюдение за струйками пара, поднимающимися в помещении, вдохновило его воображение на мысли о волшебниках и заклинаниях.
Мимо прогрохотал грузовик, и Виктор мысленно захлопнул дверь. Если бы он мог, он бы стер все воспоминания о своей юной жизни. Воспоминания о том времени были отвлечением, с которым ему приходилось бороться. Думать о прошлом означало не обращать внимания на настоящее. У него было слишком много врагов, чтобы рисковать предаваться ностальгии.
Каждую секунду на дорожное покрытие и тротуары падают тысячи капель дождя. Он задавался вопросом, есть ли в этом закономерность, какая-то формула, какой-то ритм — алгоритм, известный только природе. Перемежающийся ветер разметал узоры сквозь дождь. Фары светились на поверхности дороги.
Молодая женщина использовала пластиковую сумку в качестве защиты от дождя, когда бежала по тротуару. На ней было платье, тонкое и белое. Из вежливости он отвел взгляд, пока она не прошла.
Когда он оглянулся, то увидел, что на тротуаре напротив стоит человек, расположившийся рядом с бордюром, не прикрытый ни навесом, ни дверным проемом, его волосы были приглажены ливнем.
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ
Мужчина был испанцем. Невысокий, с аккуратной черной бородой. Он был одет в кожаную куртку до бедра и шапку-бини. Около тридцати пяти. Мужчина отвернулся, когда взгляд Виктора достиг его. Затем мужчина сделал несколько шагов, выудил из кармана кожаной куртки телефон и потрогал экран.
Он выглядел знакомым. Виктору пришлось исходить из предположения, что совпадений не бывает, что каждое знакомое лицо было тенью, наблюдателем или убийцей. Он не мог позволить себе думать иначе. Он не позволял себе верить в обратное.
Может быть, он видел этого человека в аэропорту и за ним следили здесь, или, может быть, Виктор видел похожего мужчину в кожаной куртке и шапке-бини. Память у Виктора была превосходной, но запомнить каждое лицо было невозможно. Ни у кого не было подлинной фотографической памяти.
Виктор пошел дальше. Он шел до конца квартала, замедляясь, чтобы убедиться, что он не доедет до бордюра, пока горит светофор, чтобы, когда он остановился, у него был предлог подождать и осмотреться. Испанец не последовал за ним. Виктор вообще не мог его видеть.
Что могло доказать, что он был никем. Нет угрозы. Или он отступил, чтобы избежать подозрений.
Виктор направился в кофейню и встал в очередь, чтобы заказать американо. Кофе принесли в прекрасной фарфоровой чашке на блюдце. Оба были покрыты декоративной глазурью. Он отхлебнул из чашки. Кофе был восхитительным, крепостью близкой к эспрессо, но почти сладкой. Лучшее, что он пробовал за последнее время.