Лимб

Поистине, она была необыкновенной.

Внезапно Рон Уизли решил коснуться Гермионы, и на секунду Драко показалось, что проклясть этого идиота — не худшая из его идей.

Гермиона, как Драко и предполагал, съежилась и отодвинулась от них обоих. Малфой практически ощущал, как растет её тревога.

— Тебе пора, Уизли, — сквозь зубы выдавил он, и Рон, уже осознавший свою ошибку, недовольно кивнул.

— Мы скоро навестим тебя еще раз, Гермиона, — он слабо улыбнулся и, похоже, поборол в себе желание обнять её. Неловко переминаясь, пошел к выходу, хромая на левую ногу.

Драко внимательно следил за реакцией Гермионы. Заметив хромоту Уизли, она нахмурилась и погладила левую ногу, задумчиво глядя на закрывшуюся за другом дверь. Спустя некоторое время она взглянула на Драко вопросительно, и он сразу понял, что её волнует.

— На финальной битве в Уизли попало проклятье, но ногу удалось восстановить и осталась лишь легкая хромота, — как можно спокойнее произнес он, стараясь не напугать её, но на лице её всё-таки мелькнула печаль. Она по-прежнему молчала, и это было еще одной загадкой для Малфоя, ведь никаких физиологических причин для её немоты не существовало…

Значит, ему придётся преодолеть ещё один барьер в её сознании.

Словно догадавшись, о чем он думает, Гермиона взглянула на него и, кивнув каким-то своим мыслям, свернулась калачиком и снова заснула.

Комментарий к Часть 14

Мне хотелось показать в своей работе адекватного Рона, потому что я не люблю это клише, где Гермиона влюбляется в Драко, поскольку на фоне истеричного Рона кто угодно выглядит, как приемлемый вариант ???? у нас не так. Мне бы хотелось, чтобы чувства наших героев были естественными, выросшими, а не навязанными отсутствием выбора.

Пишите о впечатлениях)

========== Часть 15.1 ==========

Комментарий к Часть 15.1

Мои дорогие читатели, как видите, глава вышла большая, и даже после её деления на две части, она всё равно осталось как чей-то полноценный миник :D

Пишите свои комментарии, если вам есть, что сказать. Вы - мои мотиваторы

— Ну как дела, Грейнджер? Готова к новым рыжим приключениям? — Драко не нашел лучшего способа вернуть Гермиону к жизни, чем привычное для них обоих взаимодействие.

В её палате было по-прежнему светло и пахло успокаивающими травами, но с пробуждением (хоть и переменным) Гермионы стало как-то теплее и нежнее. Хотя Малфой отдавал себе отчет, что все дело, конечно, в его восприятии. Она словно что-то меняла в атмосфере вокруг.

Драко поднял голову от истории болезни, которую взял только для собственного успокоения: чтобы было чем занять руки. Он знал историю ее болезни наизусть. Все их истории.

Гермиона лежала на кровати и задумчиво рассматривала стоящую возле тумбу. Исхудавшие руки выглядели нездорово бледными, а длинные пальцы рисовали узоры на боку мебели. Казалось, её практически не интересует мир вокруг, так она была сосредоточена на том, что рисует. Однако Драко видел, как она напряглась, стоило ему зайти в палату. Но Грейнджер по-прежнему молчала, и это начинало тревожить его всё больше. Вчера вечером, когда она снова уснула, он провел еще одну диагностику, которая лишь подтвердила его предположения: не было ни единой физиологической трудности для её речетворения. Она молчала, потому что что-то в её голове не давало ей говорить. Или ей просто нечего было им всем сказать.

Но Драко знал, что это не так. Ей было что сказать — как минимум ему. Она задолжала ему пару проклятий. Но сейчас он бы даже не возражал.

Осторожно присев на стул у кровати, он про себя отметил, что руки Гермионы теперь подрагивают, пусть и едва заметно. Ей было тяжело доверять ему.

Драко понимал, что ей потребуется время для полного выздоровления — благо оно едва ли будет таким затяжным, как многолетняя кома, — но не собирался ее торопить. Весь магический мир с трепетом ожидал возвращения Золотой Девочки, и он не был намерен разочаровывать их или себя еще раз. Он с этим отлично справился еще в школе.

— Сегодня тебя навестит Уизлетта. Она же Джиневра Поттер. Я буду рядом всё время. С тобой всё будет хорошо. Она уже навещала тебя много раз, думаю, ты помнишь её. Такая буйная и рыжая, — Малфой говорил негромко, внимательно всматриваясь в лицо Гермионы. Казалось, её черты слегка смягчились, но потом она снова вернулась к узорам, которые кончиками пальцев чертила на тумбе, и Драко понял, что на этом их «диалог» завершен.

Еще пару мгновений он позволил себе полюбоваться ее спокойствием и, поднявшись, вышел из палаты.

Сегодня у него был непростой день. И хотя Гемиона занимала почти всё его внимание и время, он понимал, что пациентов у него гораздо больше, чем одна упрямая красивая героиня войны.

Он направлялся вдоль по коридору к архиву, куда практически ни у кого не было доступа. Эта комната чем-то отдаленно напоминала Отдел Тайн, разрушенный гриффиндорцами на пятом курсе. Драко бывал там с отцом на третьем, когда тот плел сеть вокруг одного из невыразимцев.

Так же как в Отделе Тайн, в архиве целителей было прохладно и сумрачно. Небольшая комната была заполнена пробирками: те стояли на полках, а голубоватое марево окутывало их от пола до потолка. Драко нечасто посещал архив, но каждый раз, когда был здесь, он словно касался чего-то запретного, чересчур личного. Он двинулся вдоль стеллажей, рассматривая пробирки, внутри которых танцевали воспоминания врачей о проведенных этапах лечения, сведения о больных, полученные от непосредственных свидетелей. Архив служил своего рода доскональной историей лечения (или «нелечения», как в случае его отдела).

Малфой остановился у большого стеллажа, заполненного пыльными воспоминаниями. Сверху нечетко выделялась запись «Алиса Лонгботтом», а снизу стояли три ряда пробирок. Малфой взамахнул палочкой, забирая три из них в отдельную коробку, и покинул кабинет. Архив не располагал к работе, возможно, из-за холода, или отсветы от пробирок вселяли в Драко ощущение пустоты и неотвратимости. Взмахнув палочкой еще раз, он левитировал в свой кабинет омут памяти вместе с воспоминаниями.

Алиса Лонгботтом была второй по значимости пациенткой Драко. Она считалась потерянной для общества уже долгих два с половиной десятка лет, но, в отличие от своего мужа, реагировала на лечение не так однозначно. В её лечении присутствовал недолговременный прогресс, правда регресс тоже наблюдался почти постоянно. Однако Драко был не из тех, кто мирится с поражением, по крайней мере не сейчас. Он помнил свой страх за мать во время войны. У Лонгботтома не было даже этого. На выжженой земле его надежд ничего не росло уже много лет, и Драко не понимал, как при этом Невилл умудряется не закапывать себя в этой пустоши одиночества.

Малфой уже несколько месяцев изучал лечение Алисы Лонгботтом и сделал достаточно оптимистичный вывод о том, что большая часть целителей разума, работавших с ней до него, была на редкость консервативна, глупа и ленива. Изучение истории болезни шло к завершению, и Драко уже наметил несколько подходов к лечению Алисы, надеясь хотя бы на какой-то эффект. Говорить об этом Невиллу он пока не собирался, поскольку за время нахождения родителей здесь тому и так приходилось несладко. В конце концов, сколько еще раз гриффиндорскую надежду можно тушить?

Судя по Поттеру и Лонгботтому, бесконечно.

Драко не знал, сдался бы он сам раньше или боролся бы до конца. И он не хотел узнавать это: видит Мерлин, он достаточно сжевал дерьма и во время войны.

Малфой подошел к омуту, вылил в него одно из последних воспоминаний и мгновенно нырнул в светлую глубину.

Он практически сразу почувствовал неприязнь к доктору, сидевшему в кабинете, который сейчас принадлежал самому Драко. Долговязый морщинистый колдомедик с пузом — такое точно не должно быть у кого-то столь тощего во всех остальных местах, где тощим быть просто постыдно, — и в квадратных очках покачивался на стуле напротив Невилла Лонгботтома, держа в руках новенький синий блокнот. Невилл выглядел так, словно его заставили съесть все отвратительные вкусы драже Берти-Боттс разом.