Страница 17 из 36
Они еще некоторое время помолчали.
Наконец, Беляков произнес официальным тоном:
— Генерал-майор Скворцов Владислав Андреевич на днях будет назначен моим заместителем. А когда я через четыре года уйду в отставку, он станет моим преемником на посту начальника Комитета. Так что будешь, Леша, подчиняться ему.
— Эх, ты... Ну, зачем ты, глупышка моя, это сделала? И даже со мной не посоветовалась... Хотя, нет, конечно, не надо, меня ведь пасут и читают, — Миша ласково обнял сзади за плечи сидевшую перед компьютером Олю. Как хорошо, что рабочая неделя закончилась, и ей не надо наутро вставать на работу — а у него самого окно в графике совпало с общими выходными. Значит, сегодня им можно лечь спать попозже.
Они старались говорить тихо — Зинаида Ивановна, выпив лекарства, легла и уснула еще до прихода молодого человека. Утром у нее был врач, выписал больничный.
— Не могу, просто не могу ничего не делать. Зачем? Ты не знаешь, зачем они так решили? Почему обязательно надо повышать возраст? Почему нельзя просто ужать выплаты до минимума, если, как говорят, денег не хватает — зачем заставлять больных и немощных пахать и пахать до гроба?
— А вот именно затем, чтобы заставлять пахать. Чтоб держать на максимуме предложение на рынке труда — ведь без пенсии люди вынуждены будут оставаться на рабочих местах, если, конечно, их не выкинут. А тогда работникам, причем всех возрастов, зарплату можно спокойно фиксировать на минимуме — раз за воротами есть куча стариков, которым пенсию не платят и которые, соответственно, вынужденно готовы горбатиться за копейки... И вообще это стратегия такая, как мне видится, — жестко и без колебаний продемонстрировать всему народу силу и непреклонность, дать понять, что последних оставшихся от социализма благ впредь не будет ни в каком виде. Провозгласить новые — в смысле еще дальше ужесточить — правила и принципы построения общества: раньше, до перестройки, все граждане были хозяевами, а теперь хозяева — лишь узкая прослойка, а остальные рабы. Сознательно, специально, сверху, волей власти, оглушить, развеять иллюзии, подавить у всех волю и убить надежду. Показать, кто сейчас господа. Вот для чего. И то, что денег не хватит, наглая ложь. Они-то у государства есть — только не про нашу честь.
— Миш, получается, они нас за людей не считают. Ведь не просто так они хотят сделать пенсионный возраст, как в Германии или Японии при продолжительности жизни, как в недоразвитых странах Африки.
— Согласен, Олечка, мы для них не люди, а быдло.
— Ужас. Ну ладно, наши родители пожили, но как же мы, как наши дети-то жить будут?
— Бороться надо. Не опускать рук, даже если ситуация кажется безнадежной. Но бороться организованно и обдуманно, с пониманием идеи и законов общественного развития, без наивной партизанщины. Вот что ты сегодня... — Миша глянул на часы в углу экрана... — точнее, вчера... учудила? Даже не знаю, что это — протест, акция, перфоманс? Или просто ребяческий выпад? Что и кому ты хочешь доказать?
— Слив... Наподобие «Викиликс». Хочу показать людям, как всё это организовано. Меня до глубины души возмутило это вопиющее нарушение принципов журналистики, требований всё освещать объективно и непредвзято. Ведь в наших инструкциях подчеркивается, что всегда нужно представлять противоположные точки зрения, а тут...
— Ну, так СМИ угодничают перед теми, в чьих руках собственность и власть. А не служат истине, — сказал Миша.
— Да, это так! Когда им надо, они сразу все правила забывают. Какая же это подлая, трусливая, бездушная машина подавления, перемалывания богатыми и властными простых людей. Таких, как я, ты... моя мама.
— Умница, всё правильно говоришь. И неравнодушна к тому, что творится вокруг. За это и люблю тебя... — он поцеловал Олю. — Ну, а если маме инвалидность оформить?
— Нет, в лучшем случае третья группа. Да и то не факт. Если только еще хуже не станет, если совсем не свалится...
— Ну, ладно, ладно... Всё будет хорошо, — сказал Миша и погладил подругу по голове.
Он молча некоторое время глядел на экран и думал. Наконец, сказал:
— Эх, будь по-твоему. Но ты точно этого хочешь? Пока это твое озорство не заметил, видимо, никто. Но если тему раскрутить, ты же и под ударом окажешься... Как я понимаю, любое действие по редактированию протоколируется, и можно поднять логи, кто в какой момент что сделал. Так ведь?
— Конечно.
— Ну, тогда предупреждаю, это — увольнение, сразу же, в тот же день. В лучшем случае — по собственному...
— Да мне там не особо-то и нравится, — подумав, сказала Оля. — Знаешь, не лежит душа. Для меня ведь это фактически первое попавшееся место, я и не выбирала, просто туда сунули на практику, вот и осталась после выпуска. С моими дипломами, со свободным английским, немецким и французским я могу найти работу и получше.
— Да и нам такие люди нужны, пусть и на общественных началах... — Миша, тепло улыбнувшись, снова ее поцеловал. — Ладно, Олечка, как знаешь. Давай подумаем, как это лучше оформить. Прямо сейчас хочешь?
— Да, а чего тянуть? Надо отрабатывать повод, пока он горячий. Первое правило оперативной журналистики, — уверенно произнесла девушка. — А главное то, что пока еще Гугл, как видишь, помнит именно то, что с указивкой. Обычно он самую первую выпущенную версию и хранит некоторое время, но не всегда. Так что теперь будет ссылка на кэш, а то бы только фоткой довольствовались, я ее как резервный вариант сделала.
— Ладно... Ты точно этого хочешь? Подумай хорошенько, Оль. Обратного пути уже не будет.
— Точно, точно!
— Ну, тогда в бой, моя амазонка...
— ...А ты плакать умеешь? — вдруг, казалось, не в тему спросил Миша спустя два часа, когда всё было завершено и они просто расслабленно отдыхали перед сном. — Ну, в смысле, произвольно вызывать слезы, когда реально нет повода и не хочется, но всё же надо? Будь ты актрисой, не спрашивал бы, но ты журналистка.
— Хм... Что ты имеешь в виду?
— Когда вызовет начальство... очевидно, это будет уже в понедельник, хотя позвонить могут и в выходные... главное — давить на жалость. Убедить, что это не умысел. С одной стороны, если всё очень тщательно проанализировать, провести расследование, сопоставить — любой умный человек однозначно поймет, что это было нарочно. С другой стороны, если сама не признаешься, то это как раз легко представить как ошибку, но не вредительство. Главное — стоять до конца, упирать на неопытность, нерасторопность, невнимательность и всё такое прочее... — наставлял Миша.
— ...Да, сейчас только пришло в голову, — продолжил он, немного подумав. — То, что мы прикрепили фотку экрана, сделанную со смартфона, а не скрин, косвенно указывает на то, что ее сделала ты и сделала там. Любой другой пользователь компа именно скрин сделал бы и прикрепил — какой смысл экран-то фоткать?
— Если бы я сделала скрин, то при передаче файла с рабочего компа куда-нибудь вовне или при записи на флешку эту операцию, если бы начали всё поднимать, по любому запалили бы, — пояснила Оля.
— Да, разумеется, я и не спорю. Но для нашего-то дела скрин мы могли бы и тут легко сделать. Хоть взяв тот же кэш Гугла, хоть сохранив на диск страницу с новостью и подправив код в текстовом редакторе.
— И ведь верно!.. Что ж мы только задним числом догадались... Досада какая!
— Ладно, в любом случае, юридически, подчеркиваю, юридически это принципиально недоказуемо. Выяснить что-то, теоретически, сможет лишь айти-экспертиза, хотя бы по всему тому, что мы только что сделали вот тут, с этого компа. Но ее могут назначить только в рамках уголовного дела. На уголовку это не тянет, не станут заморачиваться, слишком скандально и резонансно выйдет, чтобы и тут обострять. Хотя те, кому надо, наверняка это отследят в оперативном порядке, раз за мной следят, — и занесут в свою базу нелояльных не только меня, но уже и тебя, вопрос только, в какую степень оценят, будем надеяться, что некритично для карьеры. Я же и сам, хоть и активист, но по-прежнему тружусь, всё так же вожу составы по уральским и сибирским просторам. Но в любом случае начальниками в крупных конторах, связанных с государством, нам с тобой уже точно не стать. Не при этой власти.