Чаша отравы

— В этой системе — нам и не надо, конечно... Так ты думаешь, всё же официально ничего не предъявят?

— Скорее всего, всё обойдется, и скандал тихо замнут. Мученики за народ по такому поводу им не нужны. В самом крайнем случае подключим наших юристов, коммунисты из Думы могут запросы послать... Но, уверен, до этого не дойдет. Тебе сейчас надо просто без лишнего скандала уйти, забрав чистую и незапятнанную трудовую, и не более того... По собственному, по соглашению сторон, или как там... Так что обязательно выдави там слезу, ну хотя бы представь в этот момент, как маме плохо...

— Ну хорошо, поплачу, раз так надо...

— А я утром попрошу нашего партийного смм-щика, расшарим уже по всяким левым и профсоюзным пабликам, пойдет волна.

— Спасибо, Мишенька... — Оля приподнявшись на локте, вгляделась в лицо лежащего рядом с ней любимого человека, провела пальцами по его левой щеке и задержалась на широком шраме в районе скулы. — Кстати... а это ведь у тебя оттуда, да? С войны?

— Дебальцево. Февраль пятнадцатого, — лаконично ответил Миша.

Лужайка перед виллой Всеволода Захарова, директора ведомственного НИИ финансовой и бюджетной политики, была полна высокими гостями. Владелец поместья, человек весьма благородных кровей, приходился сыном отставному генерал-полковнику, отвечавшему за сферу экономической безопасности. Молодой начальник, пошедший по семейной стезе — правда, всё же в гражданском секторе, — расценивал «совершенствование пенсионного законодательства» как свою личную победу, сулящую самые радужные перспективы для карьеры. Ведь именно он лично и его учреждение досконально разработали и просчитали все детали реформы, принимаемой сейчас парламентом. Соответственно, требовалось отметить успех ярким, броским и запоминающимся, каким-нибудь совсем необычным мероприятием, которое помогло бы и установить в неформальной обстановке нужные связи, и освежить, укрепить уже когда-то ранее завязанные. И вот в изобретательном мозгу Захарова, находящегося в состоянии, близком к полной эйфории, родилась идея устроить так называемую «пенс-вечеринку», или «пенс-пати». Сценарий действа продумал он же, вплоть до мелочей.

На приглашение, посланное явно перспективным, породистым и подающим большие надежды чиновником, охотно откликнулись представители различных слоев российской знати. На виллу Захарова съехались бонзы Старой площади и генералы из силовых структур, депутаты Госдумы и сенаторы, министерские и ведомственные тузы, высокие чины из правительств Москвы и Подмосковья, научный, медийный и культурный бомонд, крупнейшие бизнесмены, руководители госпредприятий и госкорпораций. Гостевые парковочные площадки как на территории поместья, так и за ее пределами были тесно заставлены автомобилями самых элитных моделей, с мигалками и без.

Дворец, лужайка и парк в этот теплый субботний вечер ярко освещались переливающейся иллюминацией. Официанты в белых перчатках разносили дорогие напитки и деликатесы, проворно лавируя между гостями. Оркестр вдохновенно наяривал бравурные мелодии.

Гости были облачены, как и требовал дресс-код, в дорогие смокинги и вечерние платья. Женщины вовсю щеголяли золотом и бриллиантами, а их кавалеры — наручными часами ценой, измеряемой миллионами. Практически все присутствующие демонстрировали превосходное настроение — лучились широкими белозубыми улыбками, остроумно шутили, счастливо и беззаботно гоготали по самым различным поводам и без повода.

Наконец, на искусственном холмике — декоративном ландшафтном элементе, игравшем на сей раз роль импровизированной сцены, появился виновник торжества — пухлогубое кудрявое существо в очках, за стеклами которых виднелись глаза навыкате с нездорово расширенными зрачками, светящиеся каким-то злобно-торжествующим, фанатическим, чуть ли не инфернальным, блеском.

Оркестр проиграл короткую торжественную отбивку и замолк.

— Дамы и господа-а-а! — приветствовал Захаров своих гостей широкой улыбкой и раскинутыми в стороны руками. — Приве-е-ет! И спасибо всем, кто зашел ко мне на огонек! Добро пожаловать!

Ответом ему были аплодисменты и овации:

— Ура-а-а-а! Привет-приве-е-е-т!

Захаров немного успокоил публику и, блестя очками, продолжил:

— Дамы и господа! Это пора навсегда войдет в анналы новой России, нашей с вами России. Законы этой страны, которая всё дальше и дальше отдаляется от царства всеобщей халявы для хамов и скотов, становятся всё более и более гармоничными и совершенными. И сейчас мы празднуем нашу очередную победу над всей этой чернью. Проходим ключевую веху на великом пути необратимого разделения общества — да, именно ключевую, настаиваю как специалист в этом вопросе! Наконец-то началось совершенствование одной из важнейших социальных основ, экономических скреп страны — пенсионной системы! Совершенствование в наших интересах, господа!

Раздались аплодисменты и крики «гип-гип, ура».

— Все вы знаете, сколь долго откладывалось это назревшее решение. Хотя, я убежден, его надо было принять еще много лет назад! К этому было всё готово! И чего ломаться, кого стесняться, спрашивается? Серой скотинки, простейших? Не смешите мои часики! — он воздел вверх левую руку, на запястье которой золотом сверкал элитный хронограф. — У нас же вся власть в руках! — воздел вверх и правую руку. — Мы можем произвольно сформировать абсолютно любой госорган — на любом уровне, в любой точке страны, как захотим! — сжал обе руки в кулак и начал ими потрясать. — Мы не должны ориентироваться на мнение какой-то биомассы! Как мы пожелаем, так и будет! Ни один жалобный писк снизу не должен приниматься во внимание! Нам, — он обвел рукой присутствующих, — рай и неземное наслаждение, а им, — он показал куда-то в сторону, — ад и скрежет зубовный! Только наша воля имеет значение, воля элиты, воля хозяев, воля правящей партии!

— Ура! — снова раздались крики и аплодисменты. Кто-то, уже явно навеселе, начал громогласно скандировать: — Единая Россия — сильная Россия! Единая Россия — сильная Россия! — многие подхватили, и несколько раз слоган был повторен.

— На самом деле, что бы ни мололи языком, но такова суть власти во всех нормальных государствах, различается только форма! — продолжал Захаров, когда все утихомирились. — Дамы и господа! Во всех цивилизованных странах уже давным-давно принято это непопулярное решение. Да, я убежден: все ключевые, касающиеся распределения благ внутри общества, решения должны быть не-по-пу-ляр-ны-ми! Мы, грубо говоря, должны сосредоточиться на том, чтобы забрать как можно больше у низов и распределить среди нас, верхов. Простейших надо активнее обезжиривать — и консолидировать все блага в наших руках! Только такие законы должны приниматься! И никакие другие!

— Откровенность этого мальчика подкупает, — усмехнулась, обратившись к своему коллеге по администрации президента Илье Каткову, начальник правового управления Раиса Чебыкина.

— Да он просто вслух говорит то, что и так само собой разумеется, — ответил Катков. — А мы должны на публике скрывать суть. Недавно я утвердил темники, которые пошли во все СМИ, о том, как всемерно лакировать это «совершенствование».

— Да уж, горячие были недели, надо было успеть именно сейчас, после президентских выборов и под чемпионат. Все содержательные выкладки по «пенсионке» поступили из его института, а к нему самому — от МВФ, насколько я знаю, — ответила Чебыкина. — А я и мои люди всё это время, пока готовился законопроект, облекали в официальные юридические формулировки.

— Вот, я и говорю — мы все делаем одно дело. У тебя лично рождаются все требующие принятия законы, которые потом вносятся в Думу от имени правительства и отдельных депутатов. Я инструктирую пропагандистов, чтобы они правильно это освещали для биомассы, — произнес Катков.

— Да, именно так всё и работает, — согласилась начальница управления. — Помню, еще в вузе меня успели научить тому, что право — это возведенная в закон воля господствующего класса. Так что для меня ничего нового в этой теории нет. Что касается практической работы, то, надо признаться, она довольно-таки скучна и рутинна, в ней нет этого... юного задора и огня. Все подобные пламенные императивы я просто перевожу в предельно сухие формулировки на птичьем языке. И я согласна с тем, что мы, каждый на своем месте, только этим и занимаемся. И занимаемся ради нашего общего блага, ради России...