Страница 8 из 42
С сумками, переброшенными через плечо, и оружием на поясе охотник направился в очаг.
Так как до захода сола оставалось еще несколько часов, а может, и меньше (точнее не давала определить разыгравшаяся метель), посетителей здесь оказалось не много. Как обычно, пара мужиков местной пьяни да один путник, пережидавший непогоду. Здешние лесорубы завалятся сюда позже, едва стемнеет, а может, и вовсе выберут очаг, что в центре поселения. Поэтому у Тархельгаса еще было время передохнуть и проложить тропу дальше.
Он преодолел весь путь от двери до стойки хозяина, не поймав на себе ни одного взгляда редких посетителей.
– Найдется у тебя, чем заглушить голод внутри да залить его сверху?
– Если не побрезгуешь двухдневным тушеным мясом и самогоном из древесных стружек, то я в состоянии выполнить твою просьбу. – Древний старик, лишь по воле ВсеОтца не умерший еще десять кровавых пар назад, взглянул на охотника, узнав его.
Тархельгас положил металл на стол. Восемь меди, и не больше, прекрасно зная, за что платит.
– Как я понял, лежанки для ночлега у тебя не сыщется.
– Окромя своей, нет. Но ты волен расположиться с краю у печи. Там можно развалиться, а жар сморит тебя – и умять все не успеешь.
Охотнику подобный вариант вполне подходил.
– Что известно насчет вырубок, ведущих на северо-запад? Путь перемело или нет? – Тархельгас продолжил разговор, держа меж пальцев еще один медяк, который старик должен заслужить.
– Насколько поведал сидящий в том углу путник, ветер не менял своего направления несколько ликов, выдувая намоленный снег с вырубок отсюда и до самых Гнутых Ветвей. Дальше он ведет себя странно, но путь не перекрыт. Лошадь должна пройти без проблем.
Тархельгас было собирался вознаградить того за труды, как вдруг задал еще вопрос, не ожидая получить ответа:
– Насколько в этих края обычно поднимается ветер?
– Всегда по-разному. Но этот – свечей на пять.
– Откуда такая точность?
– У моей старухи ногу ломит. Значит, пять. Если сразу две, то около восьми, а коль не встанет с лежанки, то и на лик может затянуться.
Тархельгас прикинул в голове время, на которое он застрял в очаге, приравняв, как и принято в котлах, одну свечу к часу. Выбора у него особо не было.
– Ты и дальше будешь расспрашивать или все же дашь мне заняться делом? Никто другой тебе тут еды не подаст.
Охотник оставил на стойке медяк, честно заслуженный стариком, и пошел к столу рядом с печью, где бросил свои сумки.
Здесь, как и следовало ожидать, веяло теплом, но Тархельгаса волновало это куда меньше, чем факт того, что отсюда он видел едва ли не весь очаг, включая входную дверь и стойку хозяина, в то время как сам оставался укрыт блеклой тенью полумрака.
Расположившись за столом, Тархельгас достал из сумок карту вырубок с поселениями Изрытого котла и свечу, чтобы четко отмерить время, что он проведет в очаге.
Движение руки – и фитиль запылал тоненьким огоньком, начав не спеша плавить свечу.
Проложить маршрут до Лихих Каида с учетом услышанного также не составило труда. Это заняло у него ровно столько времени, чтобы он лишь немного не успел закончить до того, как принесли обещанное тушеное мясо и древесный самогон.
Старик ушел, не проронив ни слова.
Определившись с маршрутом, Тархельгас сложил одну из своих карт, после чего приступил к трапезе. Ел и пил медленно, зная, что торопиться некуда. Лишь наблюдал за мерным, можно сказать, едва заметным трепыханием огня, из-за которого изредка шипел жир и сало.
Покончив с мясом, которое оказалось пусть и не первой свежести, но вполне съедобным, он отставил самогон, решив не испытывать волю ВсеОтца и продолжать травиться сомнительным варевом.
Пяти стопок было достаточно, чтобы согреться и окончательно понять, что грозит ему, если он увидит дно принесенного стариком глиняного кувшина. К тому же жар печи и самогона, наложенные на усталость пути и переход по вырубкам, вымотал Тархельгаса настолько, что он начинал засыпать, с трудом контролируя свое сознание и тело.
Положив топор на колени и успокоив себя отсутствием людей в очаге, охотник позволил себе ненадолго закрыть глаза.
Странно, но последним, что услышал Тархельгас, был не разговор пьянчуг и не вой ветра за стеной, а грохот разразившихся аплодисментов.
1349 з. н.н. Северная граница Теламутского леса. Столица государства Лагигард
Представление Высших окончилось грохотом разразившихся аплодисментов, чего никак не понимал Тархельгас, выказывая свой восторг сдержаннее остальных, но не так, чтобы выделяться из общей толпы.
Он не мог отрицать, что постановка Высших была сделана со вкусом, на достойном уровне, при этом терпима или, как стало модно говорить, толерантна по отношению к другим народам, включая государство Лагигард. Но рукоплескать тем, с кем не так давно они воевали, отстаивая законные границы родных земель, Тархельгас считал в лучшем случае неуместным. На полях особо жестоких сражений от пролитой крови до сих пор отказывались расти всходы, а на спорных землях и по сей день-то случаются набеги.
Конечно, отношения с соседним народом после долгих зим переговоров решено было объединить шатким миром, но сейчас все стали забывать, чего им это стоило. Даже представители каст не видели в Высших угрозу, продолжая развивать дипломатические отношения и торговлю. Дали разрешение на постройку посольства в столице и вот уже как около десяти зим радовали себя и других жителей Лагигарда пьесами, постановками и спектаклями.
Юный Тархельгас не был ярым противником такого союза и все же видел в открытости Высших некую фальшь и лицемерие.
Неужели это замечал только он один?
Или же в этих бурных овациях актерам и всей труппе, чем одаривали их касты со своими приближенными, скрывалась лишь необходимость поддержания мира между двумя столь разными народами? Своего рода правило, в которое мало кто вкладывал изначальный сакральный смысл.
Тархельгас хотел верить, что увиденное им обожание – не более чем игра, однако порой он замечал гораздо больше, чем хотел видеть на самом деле. В глазах лагигардцев он читал нескрываемое восхищение и благодарность за столь яркое, или, лучше сказать, шикарное, представление, которое они, словно избранные, увидели первыми из всех.
Неужто все они забыли? Ведь еще каких-то две сотни зим назад народ, который сейчас кланялся на сцене и принимал поздравления, называл себя неприметным словом «эльф». Когда же начались первые стычки двух государств, те вдруг провозгласили себя «Высшими» ссылаясь на древние труды своих летописцев, хотя на деле просто заявляли о своем превосходстве над людьми и, как следствие, правах на земли Лагигарда, богатые золотом и серебром.
Почему все забыли об этом?
Лагигард не мог позволить себе расслабиться, и на страже должны были стоять двенадцать каст.
Почему же они так изменились, забыв о долге и учении кодекса?
Почему…
Голоса в сознании не успели задать следующий вопрос, когда аплодисменты почти затихли и глава касты Сэтигас повернулся в сторону Тархельгаса, направившись к выходу.
– Нужно выказать свое восхищение игрой достопочтимой Лититау Ориеранской лично. – Статный, коренастый мужчина пятидесяти зим стал удаляться из ложа на балконе, не скрывая своего желания как можно скорее попасть за кулисы.
Слова, произнесенные им, никоим образом не касались юноши.
Однако Тархельгас последовал за ним, как того велел кодекс и Ахора Крамего.
– Господин Бхайн, – обратился он, – если нужно, я договорюсь о встрече.
Тархельгас не стал напрямую напоминать, что кастам не рекомендуется встречаться вне посольства с представителями знати Высших, кем являлась Лититау Ориеранская, несмотря на ее актерский род занятий.
– Тибурон Тархельгас, вы можете быть свободны. На сегодня ваше служение окончено. – Бхайн из касты Сэтигас поправил парадные одежды и, лишь на секунду задержавшись у дверей, ведущих прочь с балкона, бросил еще одну фразу: – Мы, как представители каст, должны первыми налаживать и укреплять отношения с Высшими. Для процветания каждого из народов.