Страница 20 из 25
Цуков, безусловно, из воинства Варвары. Просто Федя уже четко ощущал враждебность тылков (на что он надеялся после ростовщической практики с ДеньДжином? на людскую приязнь? да его возненавидели!). Других вариантов не было. И у его компаньона Тулузы, который тоже вынужден примкнуть к Варвариной стороне. Попробовали бы взбрыкнуть оба компаньона! Дескать, совесть и политические принципы им не позволяют. На них, голубчиков, уже компромат собран – грузовик компромата.
Тулуза вырядился для визита в свет. Пестрая рубашка (на малыханский вкус Гели Веселкиной) старательно отутюжена, все пуговицы застегнуты, что мужчина задыхался из-за тугого ворота. Волосы смочены и приглажены. Разит дешевым одеколоном после бритья. На носу красуется кусок пластыря. Неприветливый, чувствительный к насмешкам взгляд. Новые ботинки хрустят при ходьбе, сжимают ноги как колодки. Компаньоны, оказавшись в зале, внимательно осмотрелись, бухнулись на сиденья возле колонн.
Напротив окна устроились также двое мужиков, но гораздо старше. Считай, уже старики. Мирон Пятнашков и Григорий Жадобин. И заслуживают они, чтобы сказать о них подробно. Первый – седой, благообразный, в добротном темном костюме и голубой рубашке без галстука. М.К. Пятнашков. Проживает с женой в Кашкуке неподалеку от Щаповского наследственного гнезда. В нашей истории Мирон Кондратич уже фигурировал, но не прославился подобно другим персонажам – именно в нашей истории, а не в истории Утылвы. Скромность – достоинство (или недостаток?) советских людей. Вот племянник бабы Лиды не успел приехать, а уже всем известен, и первая местная красотка Ирэн Нифонтова его выбрала, Мобутя на рыбалку пригласил, ворпани похитили, местные оппозиционеры Щапов с Васыром думали привлечь на свою сторону, и даже сказочный корыльбун пометил (больно!). Варвара не сможет долго игнорировать родственника олигарха Сатарова. Максим в Утылве нарасхват! А Мирон Кондратич с современной точки зрения отсталый совок, заурядный обыватель. Не философ, не журналист, не актер не политик, не топ-менеджер, не блоггер и даже не богач – полное ничтожество. Как и все мы (ладно, НЕ ВЫ, полегчало?). Возьмется старик рассуждать про свою серую, скучную жизнь, и такие глупости выходят – родился и прожил в захолустье, отработал на маленьком заводе, детей вырастил, считал, что не ему должны, а он должен, старался быть честным, благодарным, усердным. Разве это достижения?! Для его родного сына, Виктора Мироновича, точно не аргумент, когда сынок – глава коммерческой службы ТыМЗ, молодой способный руководитель. Как злословили в Утылве, особа, приближенная к императору – то бишь, к госпоже Пятилетовой. Нет, Виктор любил отца, но у того все осталось в прошлом. Сейчас семья разделилась – Виктор по своей должности причислен к команде Варвары, а Мирон примкнул к оппозиции – к В. Щапову и Б. Васыру. Смешно и для умных людей заранее ясно, кто победит. А вам ясно?
Второй старик, Миронов приятель – здоровенный, волосатый, мосластый, словно леший из сказки. Рост породил привычку сутулиться, и еще старик постоянно кашлял, на улице сплевывал смачно, но в помещении терпел. В росте Жадобин не уступал Поворотову, но был худым, даже изможденным, изработанным вконец. Ходил медленно, с усилием сгибал длинные конечности. Ступни и кисти огромные. Лицо словно лишено жировой прослойки (да и все тело). Кости черепа легко читались – стоит надавить, и обозначились впадины, которые долго не исчезали. По-видимому, больной человек. Оттого какой-то равнодушный, бестрепетный.
Но не всегда Григорий Алексеевич Жадобин был больным и не всегда был старым. Да он моложе столетнего Мобути! И жизненные обстоятельства его складывались собственным независимым образом. В давнишние времена его дед (ну, или брат деда) – молодой человек из семьи хлеборобов Жадобиных, честный и упрямый тылок – вступил в отряд красногвардейцев, не выгадав ничего от новой власти – убит в первом же бою на Шайтанке, похоронен под звездой с лучами (там же значатся имена других аборигенов – не одного лишь Кирилла Солина). Отец погиб на фронте. Сам Григорий благодаря природной смекалке (тылкам свойственной) обучился на шофера. Отслужив в армии, домой не вернулся. Всегда испытывал волнительную тягу к перемене мест и удовлетворил ее сполна. Подался на Север. Повидал людей, скитался, попробовал разные профессии. Работал в геологических экспедициях, на буровой, гонял карьерные самосвалы, занимался промысловой охотой в тайге на дикого зверя. Охота стала его подлинной страстью, и с ее целью он выбирался на лодке в глухие дебри. Людского присутствия там не ощущалось, разве что крайне редко можно было натолкнуться на остатки лесопунктов, где на заготовке древесины раньше трудились заключенные. Лагеря давно закрыты, зэки вывезены, лесосеки заросли зеленым молодняком. Однажды на Северном Урале, в самом что ни на есть медвежьем углу Григорий Жадобин повстречал интересного деда, который давно не выходил из тайги, жил в охотничьих срубах и умудрялся обеспечивать свои скромные потребности, не испытывая нужды в человеческом обществе. Звался оригинал дедом Мобутей (да, да! именно он). Жадобин с Мобутей перекинулись словами, выяснили, что оба из одних мест – с Южного Урала, из степи. Григорий и рассказал отшельнику, что мир перевернулся – нет больше СССР, партию распустили, прошлое объявлено тягчайшим преступлением, и теперь полная свобода. Кто пострадал от коммунистического режима, чисты как ангелы, могут жить совершенно спокойно. После таких разговоров у обоих – у Жадобина и Мобути – проклюнулась под темечком одинаковая странная мысль – снова очутиться в Утылве. В удивительном месте под названием Пятигорье, где льются потоки красного света, находятся первозданная степь, прозрачное озеро Виждай и пять сказочных вершин. Неплохо, если жив исток, начало всего – достижений и ошибок. Есть куда возвращаться. И будь, что будет… Известно, что Мобутя не сразу преодолел свою недоверчивость. Не сразу пошел к тылкам, а несколько лет обретался на заброшенном хуторе, но переломил себя. Теперь он успокоился.
У Жадобина, конечно, не такая ноша на душе. Он не терял рыбу на странном кладбище (Мобутя поведал земляку любимую байку). Синеглазая старуха не напророчила Григорию его судьбу. Все не столь драматично. Ничего не препятствовало возвращению – ни тоталитарный режим, ни его крах. Ничего не удерживало. Годы в общагах и ведомственных квартирах. В поселках нефтяников, в вагончиках и времянках, и в избушках промысловиков. Ничего, по сути, нет – или все же есть? В жизни всегда ИЛИ. Женщина родила Григорию сына, но не привязала к себе – не остепенился он. Продолжил ходить в тайгу, а деньги на ребенка присылал, не скупился. Произошло несчастье – умерла мать, осиротив парнишку. Как раз перед встречей с Мобутей Жадобин терзался над вопросом – что делать? Вырисовывался один путь. Перестать кочевать. Брать сына и ехать домой, садиться на родное Жадобинское место и жить. Есть все-таки судьба, о которой вещала синеглазая старуха. И если не узел с рыбой – так кровный наследник имеется. Все пути ведут в Рим – ой, в Утылву… По возвращении отец с сыном поселились в Кашкуке. Вдовая сестра Григория приняла блудных родственников, даже обрадовалась. Взяла на себя заботу о двух мужиках – брате и племяннике. С тех пор много воды утекло в Виждай. Паренек Климка стал Климом Григорьевичем – лейтенантом Жадобиным в МО МВД РФ «Тылвинский». Важной фигурой в городе. Он женился и сейчас в семье двое детей – падчерица Устина и младший отпрыск Артем. У Жадобиных все хорошо, не считая того, что у деда Григория здоровье пошаливает. Но старик не сдается, хотя от прежней его страсти осталась лишь рыбалка. Он часто рыбачит вместе с Мобутей.
Сегодня Пятнашков, прихватив соседа Жадобина, пришел в управу на собрание по причине, о которой умалчивал. Варианты ответа – из любопытства или желая собрать для заговорщиков (для Щапова с Васыром) информацию, что Варвара замышляет. Или в стремлении защитить сына Виктора – Мирон знал, что народ тех, которые начальство, растерзать готов. Или то, другое и третье одновременно. Старого Пятнашкова, конечно, пропустили в зал – все же отец топ-менеджера ТыМЗ (или не топ? не настолько же Виктор туп). В зале Пятнашков выбрал кресла у окна, никому не навязываясь. И подальше от сцены, чтобы Жадобинский кашель не слишком донимал публику. Тылки дружно приветствовали кашкукских патриархов. К ним поспешил еще такой же – председатель городского Совета ветеранов Цыбин. Он приготовился выступать со сцены с докладом, но время до начала имелось. Как все Цыбины был мелкой породы. Одет ярко, фасонисто – в молодости слыл пижоном. Коричневая замшевая куртка – китайская, конечно, но качественная, мягкая, с трикотажными вставками. Черные джинсы. Зашнурованные ботинки. Кожа – не на ботинках, а на лице – бледная, тонкая, как бы скрипит от сухости. Глаза водянистые. Во рту ослепительно белые искусственные зубы. Волосы сильно поредели, кое-где лысинка светит. В вороте куртки виднеется сухое куриное горло. Застывшее недовольное выражение. Беседа с участием этих людей была интересна. Послушаем? Сегодня многое придется выслушать…