Тропа небытия

Вышел с приятелями-собутыльниками, они же лучшие товарищи по пьяной драке. А возвращаться под гостеприимную крышу пришлось одному. О судьбе тех, с кем недавно и выпивку делил, и драку, ничуть не переживая. Свою бы шкуру спасти.

«Вот потому такие как я господствуют над такими как ты, — мысленно обратился к этому, последнему из шайки драчунов, сэр Андерс, — потому вы обречены нам служить… и служить будете. Что ни чести воинской в вас нет — друг за друга жизнь отдавать не готовы, ни настоящей смелости. Только похваляться и умеете. Куражиться… когда на грудь приняли, и вас больше».

Что до Освальда, то ему, как уже говорилось, повезло больше, чем спутникам. Противников на пути не встретилось, так что площади он достиг первым. И первым же испытал разочарование, вскорости настигшее остальных.

Конечно, нельзя было сказать, что путь к сердцу деревни прошел для него гладко и без задержек.

Да, стычек с местными бывший вор успешно избегал благодаря собственному проворству, в сочетании с чутьем, которое только и обретешь, якшаясь с лихими людьми. Замечая среди сновавших по улице жителей деревни кого-то явно недружелюбного и достаточно боевитого, Освальд предпочитал скрыться с его глаз, нырнув за угол или затерявшись в толпе.

Однако путь тогда становился уже не слишком прямым. Это задерживало. Вдобавок, пару раз Освальду пришлось продираться сквозь толпу крестьян, торопившихся, видно, на выручку очередной подожженной Равенной постройке.

Запрудив улицу, крестьяне толкались, ругая друг дружку, и больше мешали, чем оказывали кому-то помощь.

И никто не был рад, что в это скопище народу пытается вклиниться кто-то еще. Разок Освальду даже двинули локтем в бок, пока он пробивался и просачивался сквозь толпу. Да несколько раз наградили короткими возмущенными возгласами. Но это всяко лучше, чем махаться с задиристыми пастухами или пахарями, распознавшими в тебе чужака, а в себе, любимом — доблестного защитника родной деревни.

Еще разок путь бывшему вору успело преградить стадо… настоящее, кстати, не человеческое. Пусть и не слишком многочисленное — пара коров, с десяток овец, чуть большее количество свиней. Но держать строй эта живность (спасенная, не иначе, из хлева, которому грозил пожар) даже не пыталась. Едва ли вообще хотя бы понимала происходящее. И уж тем более не числила в своих добродетелях расторопность.

Мальчишка, гнавший скот, пытался поторопить их или хотя бы заставить двигаться всех в одном направлении, нужном ему. Но когда в арсенале твоем только хворостина да собственная глотка, сделать это было трудновато.

Терять время, ожидая, пока малец управиться, Освальду не хотелось. Понимал он и что ни обойти стадо, ни проскочить между кем-нибудь из питомцев скотного двора, скорее всего, не получится. И потому сделал единственное, что с ходу пришло в голову. Достал кинжал, вонзил его в кол ближайшего забора. И используя оружие в качестве лишней точки опоры, вскарабкался на забор, про себя радуясь, что верхушки кольев не были заточены.

— Вор! Сюда! — вякнул мальчишка-пастушок, на миг отвлекшийся от свиней, коров и овец, да заметивший, как Освальд штурмует забор.

Но никто из односельчан даже не повернулся. Если вообще кто-то услышал этот не слишком звучный, к слову сказать, выкрик. И справедливо, надо сказать. Когда собственному дому грозит сгореть заодно со всей деревней — кому какое дело до всего лишь воришки, под шумок пробравшегося на чужой двор.

В конце концов, вор — не пожар. Вреда от него всяко меньше.

Что до самого Освальда, то он, разумеется, и не подумал тогда отвлечься от своего задания, чтобы чем-то поживиться в чужом доме. Время было дорого. С высоты забора он успел глянуть в сторону площади. И приметил столб огня и дыма, поднимающийся к небу.

Едва ли тот огонь был сотворен волшбой Равенны — она-то в сердце деревни носу не совала, на окраине огненными шарами бросалась. А значит, костер, который должен был отправить на тот свет ведьму (да очистить, если верить инквизиторам, ее грешную душу), крестьяне успели-таки развести.

Успели! А вот спасение в лице Освальда и его соратников, похоже, запаздывало.

Снизу, со двора, до бывшего вора донесся яростный лай. Скоро показался и его источник. Здоровенный пес — грязный, кудлатый, весь в репьях. А главное, никакая цепь его не держала.

Перемежая лай злобным рычанием, пес буквально кинулся на забор в том месте, где на него забрался Освальд. Врезался, подпрыгивая, в плотный ряд кольев передними лапами. Клацнул острыми зубами в широко раскрытой слюнявой пасти. И… достать чужака, покусившегося на владения его хозяев все равно не смог. Росту не хватило. Или, если угодно, забор оказался слишком высок.

Тем не менее, определенного успеха в обороне двора пес достиг. Напрочь отбив у Освальда желание спускаться с внутренней стороны забора, дабы продолжить путь на твердой земле.

Так что пришлось бывшему вору, словно бывалому акробату, пройтись по узенькой тропинке из вершин кольев, слагавших забор. Вместо одобрительных хлопков и восторженных криков зрителей слыша лишь лай и рычание. Что не очень-то ободряло.

Так что, миновав кусок улицы, заполненный спасаемой скотиной, на землю Освальд спрыгнул с видимым облегчением. Напугав еще при этом ближайшую свинью — та возмущенно захрюкала да засеменила, пытаясь обойти товарок. Приветствовавших ее порыв опять-таки хрюканьем да повизгиванием.

— Вор! — снова выкрикнул пастушок. — Ловите его!

Но в этот раз его не слушал даже сам Освальд. Не удостоив бдительного мальчишку и взглядом с пол-оборота, он что было сил, припустил к площади.

Достиг ее, миновав несколько дворов…

И остановился как вкопанный. Нет, не потому, что там его ждали, причем с недобрыми намерениями. Напротив, народу осталось всего ничего: стайка детишек да пара стариков.

А дело все было в костре. Он уже разгорелся, пылал вовсю, разгоняя сумерки и словно грозя небу дымным столбом. Вот только никакая ведьма в нем не горела, не корчилась. Вместо несчастной женщины пламя охватило лишь чучело из соломы и деревяшек. Чучело, на человека похожее разве что отдаленно. Освальд, по крайней мере, не спутал бы даже в сумерках.

Бывшему вору вспомнился обычай, сохранившийся с языческих времен, и на который даже церковники в таких вот небольших поселениях смотрят обычно сквозь пальцы. Сжигать чучело в честь какого-нибудь праздника — провожая зиму или после уборки урожая.

Бытовал он и в родной деревне Освальда. И к стыду своему бывший вор припомнил, что сбор урожая там праздновали примерно в это же время.

А ведьма… была ли она вообще? Существовала ли?

«Неужели Дедуля нас обманул? — промелькнуло в голове Освальда. — Или ошибся просто… даже мудрые колдуны могут иногда ошибаться».

А следом посетила другая мысль: «Надо бы остальным сказать. Хотя… подойдут — сами увидят».

3

— Проклятье, мастер! — выкрикнул сэр Андерс, выходя из портала. — Ты обманул нас. Никакой ведьмы не было.

— Поосторожнее в выражениях, сэр Андерс фон Веллесхайм, — невозмутимо, но строго молвил мастер Бренн, разумеется, имея в виду первое из слов, произнесенных рыцарем по возвращении, — вы можете этого не знать, но даже простому человеку… не являющемуся колдуном, под силу проклясть. По-настоящему. Более того… неумело наведенное проклятье, да будет вам известно, способно вернуться к тому, кто попытался его наложить.

Рыцарь немного стушевался от этой отповеди. Но немного. Не говоря о том, что спутники его тоже пребывали от последнего задания отнюдь не в восторге.

— Как твоя ученица, мастер, я знаю цену словам, — начала Равенна, чье недовольство прорывалось даже сквозь почтительный тон, — но и я не понимаю. Ты послал нас в эту деревню… ради чего? Мне пришлось устроить пожар, да не один. Пострадали невинные…

— Один только я четырех человек зарубил, — вторил сэр Андерс.

— …но оказалось, что никакую ведьму те крестьяне не жгли. Даже не собирались. Тогда зачем потребовалась эта вылазка? Неужели ты ошибся местом? И если это так… выходит, и смерть ведьмы на нашей совести… всех нас.