Страница 66 из 75
Петр Аркадьевич даже не упирался — я сразу с козырей зашел. Моторы, радиозавод, химзавод, оптическое и капсюльное производство под угрозой! Намекнул на долю в прибыли, но больше давил на важность дела для державы.
— Смотри, Григорий! не запустишь свой “Военпром” в срок — получишь в моем лице большого врага.
Оппаньки, а с чего это Петру Аркадьевичу так “Военпром” сдался? неужто ставку на него какую сделал? Нет, это неплохо, надо бы его посильнее привязать… Ладно, пойдет продукция и прибыля — впишем в долю, а сейчас низко кланяемся, хватаем бумагу и бегом на вокзал.
Бумагу Столыпин выправил — загляденье. Не ришельевское “То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства”, но близко. Вполне хватит исправника урезонить. Вот с ней, а еще с группой поддержки в виде нескольких новообращенных небесников, я и тронулся в Сызрань. По дороге распределили роли — в основном, местный бомонд уговаривать. Потому я и сопровождение выбрал в основном, по солидному внешнему виду. Кое-кто ехать не хотел, но раз партия сказала “Надо!”, то надлежит ответить “Есть!”
— Считайте, господа, что это первое ваше партийное поручение. И своего рода испытание. Просто числиться в “Небесной России” ни у кого не выйдет, нужно работать и приносить пользу. А уж как вы ее приносить будете — посмотрим. Кто участием, кто поддержкой, а кто и на разных постах.
По приезду сразу отправился к Чернухину и, несмотря на то, что внутри аж свербело от желания закончить все побыстрее, неторопливо и обстоятельно беседовал с ним аж четыре часа. С перерывом на обед — купец сподобился пригласить меня домой. Рассказал я и о “небесной России”, и о “Военпроме”, и даже на вопросы его жены об императорской семье ответил. Если уж взялся оказывать уважение, то приходится.
— Как хотите, Григорий Ефимович, а зря вы тут заводы затеяли. Город у нас тихий, провинциальный, стоит на зерне да мельницах, а вы его перебаламутили.
Обедали мы степенно, как полагается купцам. Из закусок подавались икру, сардинки, семгу, копченый сиг, колбасу с языком и селедка с луком. Разумеется подовые пироги с капустой и яйцами. Куда же без них? На второе слуги притащили запеченного целиком поросенка с яблоком в пасти и длинного осетра. Так сказать на выбор — мясное или рыбное. Осетр был обложен грудой горячих пунцовых раков. И как это все съесть? Даже попробовать — уже проблема. А не попробуешь — обидишь хозяев.
— Не я, так другой кто, Мартеньян Васильевич! Уж больно у вас место удобное, Волга да мост железнодорожный. Вон, Нобель свои склады построил — думаете, он на этом остановится? Не-ет, будет и переработка.
Лидер местного бизнес-сообщества только крякнул.
— Можно, конечно, сычами по домам забиться, — продолжил я увещевания, — все “по старине” делать, да смотреть, как другие новые заводы ставят и прибыля увеличивают. А можно и самим в эту струю влиться. Тем более, что вам, почитай, весь город после пожара заново строить надо. Весь мир, Мартеньян Васильевич, меняется, нельзя сиднями сидеть — обгонят, да еще и затоптать могут!
Рассказал я о чудесах техники, виденных в Европе, о телефонах, о беспроволочном телеграфе. Младшее поколение Чернухиных впилось в меня с вопросами о полете через Ла-Манш — ну что же, рассказал и об этом. И о друзьях в высших сферах. И о многом другом.
Две вещи сыграли больше всего — то, что новое дело отечеству на пользу, а затеявшим на выгоду. Причем не просто стырить с казенного подряда в карман, а построить действительно нужные и важные заводы. И что я, который за ручку с императорами здоровается, прямо скажем, к отнюдь не первого ряда купцу, отнесся со всем уважением и на равных.
— Вот если бы вы, Григорий Ефимович, с этого начали… Уж больно у нас нравы старинные, без уважения никак нельзя. А смутьянов ваших приструним, приструним…
— Все на бегу, времени в обрез, столько всего успеть надо. А насчет смутьянов — так они тоже уважения желают. Сколько бунтов началось когда с рабочими обращались по-свински? Вот то-то. Порой и денег не надо, только веди себя с людьми по-людски.
Мысль эта, похоже, была для Чернухина внове, задумался он сильно. И даже на последующем банкете для столпов местного общества сидел молча, в своих мыслях. А мне подходили объясняться в любви, уважении и вечной дружбе, даром что целоваться не лезли. Впрочем, цена этой дружбе — цена банкета, завтра будут за спиной шептаться, а то и вслед плевать. Но без того, чтобы “проставиться” тоже нельзя.
Вечером мы собрались “узким кругом” в снятом Леной доме. Она все больше молчала, изредка подавая реплики и дулась. Ну ясное дело, кто виноват? Не тот, кто ситуацию упустил, а тот, кто послал руководить. Не без этого, конечно, но сама-то она куда смотрела?
Аронов с Дрюней доложили первые результаты — работяг науськивают мелкие лавочники, причем не всех, а зачинщиков. Стали искать в чем их интерес и почти сразу вышли на “кооперативную” торговлю. При нашем строительстве я приказал завести не “заводскую лавку”, а именно что “кооперативную” — членам дешевле. Рабочие же пока к такой заботе непривычные, вступают в кооператив медленно, а назначенные рулить “кооператоры” сразу размахнулись на весь списочный состав. Вот и начудили, не имея опыта — яиц, например, запасли “на всех”, а покупателей оказалось втрое меньше, чем рассчитывали. Ну и “выкинули” яйца, пока не протухли, на городской рынок чуть ли не по закупочной цене. И так с несколькими продуктами — то сало, то мясо. Понятное дело, как это лихорадило городскую торговлю. Понятное дело, что все это устоится, но пока это как в болото здоровенный булыжник кинули, вот местные лягушки и заквакали.
— Ладно, голуби, понял. Выясняйте, кто у лавочников застрельщиком, кто остальных подбивал и кто больше всего рабочих соблазнял. Потом подумаем, что с ними делать. Завтра же будем с людьми говорить, потому готовьте одежду победнее.
Соратники криво усмехнулись.
— И рожи тож сделайте попроще!