Страница 65 из 75
Глава 18
Следующие два месяца я только и делал, что раздавал “лохтинские” деньги. Сначала Менделееву и Мантышеву на вторую экспериментальную колонну в Баку и на опыты по каучуку. Потом Вернадский выбил из меня средства на экспедицию в Джезказган. Кто-то из его учеников согласился отправиться по "степям". В общинах иоаннитов открывали стрелковые клубы — это тоже потребовало значительных расходов. А еще специальной “проповеди”, которую пришлось даже напечатать в типографии “Слова” и разослать по всей стране. В ней я напоминал “пацифистам от христианства”, что апостол Петр явился в Гефсиманский сад с мечом и даже отсек ухо рабу первосвященника. Да, Христос остановил его, но заповедь про “подставить щеку” — она про духовное прощение. А со злом надо бороться вполне материальным методами. Пулями там, можно шрапнелью… “Не мир я принес, но меч” — кто сказал? То-то.
Партия “небесников” также приняла на этот счет специальный декрет и даже кто-то придумал слоган “Одна мишень — много призов”. Пришлось выделять деньги на серебряные кубки, а потом и вовсе народ загорелся всероссийским соревнованием. Благо я подкинул идею стрельбы по “летающим тарелочкам”. А что? Стендовая стрельба уже была на Олимпиаде в Париже семь лет назад, построить будки на стрельбище и сделать простенький механизм выкидывание прессованных из битума тарелок — труда не составило. И все это под флагом предвыборной кампании. Хочешь в наши тиры и на наши стрельбища? Вступай в Небесную Россию. Это нашло очень хороший отклик в душах многочисленных российских охотников. Численность партии перевалил за двести тысяч, что стало большим сюрпризом для властей и для “конкурентов”. Милюков на последнем съезде хвастал, что кадетов в стране уже семьдесят тысяч — ну так мы меньше чем за год обошли в три раза.
Коалиционные переговоры сразу же ускорились и мы приблизились к подписанию конкретных документов. Тут тоже пришлось потратится. Напрямую взятки я, разумеется, главным октябристам и кадетам из ЦК не давал, но банкет за банкетом и прием за приемом шли исключительно за мой счет.
На фоне этого почти незамеченным прошел суд над Коковцевым и скандал с “черногорками”. Последних уже выслали не просто от двора, а из страны — с запретом въезда. Ну как говорится, бабы с возу — кобыле легче.
Я и правда все больше и больше ощущал себя эдакой кобылой, впряженный в неподъемный воз. Тащишь, тащишь, а толку нет. То Николай напивается и лыка не вяжет перед важной встречей с австрийским послом. То Аликс впадает в очередной мистический экстаз, ни на секунду не отпускает меня от себя, заставляет читать Библию и не просто Писание, а самую мрачную часть — Екклесиаста. Думаешь, удрал из Царского, отдохнуть бы — зовут в Зимний. Столыпину не нравится кандидатура Янжула. Тот “слишком независим”. Начинает мотать нервы. Опять приходится убеждать, пугать, проталкивать. Круглое носи, квадратное катай, бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит.
Разве что ближе к сентябрю стало полегче с деньгами. Во-первых, еврейские банкиры просчитали наш рывок — передали через Полякова триста тысяч “пожертвований”. Под благое дело отмены черты оседлости. Ну от обещал — никто не обнищал, правильно? Пообещал, как Дума соберется — сразу запустить законопроект в дело. Тут же зашевелились старообрядцы. Причем почему-то их женская часть. Несколько купчих-вдов из первой сотни собрали сто пятьдесят тысяч, торжественно вручили прямо в моем новом дворце. Не поленились приехать в Питер! Уж очень большое впечатление на них произвела женская фракция. Которая прямо сказать поредела. Елена в Сызрани, Лохтина так и вовсе покинула партию…
Спасло мое сладкоголосье. Про святых великомучениц, про право голоса для прекрасного пола. Где капитал — там всегда желание власти. А идея выборов все больше и больше проникали в сознание масс.
Наконец, пришел перевод выигрыша Щекина в казино Монте-Карло — в пересчете больше трех миллионов золотых рублей. О нем написали все газеты — отечественные и европейские, в княжество тут же началось паломничество игроков со всего света. Георгий Спиридонович же сразу выбился в главные русские “тузы” — я щедро поделился с ним капиталом. Кроме денег — дал долю в “Военпроме” и “Распутин и сыновья”. Варженевского поощрил процентом в ЦРБ.
Приближалась дата выборов, эсеры объявили бойкот, накал борьбы за Думу все нарастал и нарастал. В Охранном отделении тоже шла возня за пост начальника. И в этот ответственный момент заявляется капитан:
— Надо ехать в Сызрань! Срочно. Рабочие бастуют.
— Хватай мешки, вокзал отходит. Нет, давай-ка, Никодим Николаевич, распиши мне подробненько, что да как. С чего они бастуют?
Капитан только руками развел. Информацию и него как клещами тянул, что для Стольникова было весьма необычно. И только под конец всплыло, почему он так себя вел — он все передавал со слов Лены.
А Лена, столкнувшись с первым, так сказать, организованным выступлением пролетариата, запаниковала. И вместо того, чтобы приструнить горлопанов и договориться с лидерами, попыталась горлопанов задобрить, а лидеров изолировать. Но ввиду бездействия уездной полиции не вышло, так что лидеры только обозлились, а горлопаны почуяли слабину. Вот все и пошло по нарастающей, эдак они мне сроки пуска заводов сорвут.
— Так, Николаич, давай-ка зазря полошиться не будем. Первым делом отправим в Сызрань Илью с Андреем, потом отобьем телеграммы в Сызрань, кое за какие ниточки дернем, подготовимся и только тогда поедем.
Первую послал Лене — пусть объявит, что разбирать заваруху приедет сам хозяин. Так скать, “ждать царева возвращенья для законнова решенья”. Самой закрыться, с рабочими и властями не общаться, в тихую собирать информацию, боевикам помогать.
Вторую — Ксенофонту Виноградову, самому толковому из иоаннитов. Поглядел он на меня, походил рядом и, похоже, твердо решил стать “небесником”. А раз так — пусть впрягается, возьмет пяток своих людей, да едет “наниматься” на стройку. Причем засланцы должны налево и направо хвастаться, что раньше работали на меня, а на расспросы отвечать, что хозяин суров, но справедлив. Пустой бузы не терпит, но о рабочих заботу имеет, да получше многих.
Третью — Мартеньяну Чернухину, местной власти. Со всем вежеством, с просьбой уделить часок-другой для беседы. По хорошему, с этого и надо было начинать, да все на бегу, наскоком, давай-давай…
После чего помчался к Столыпину, вытрясать из него самую главную бумагу. Он же у нас, помимо премьерства, еще и министр внутренних дел? Вот пусть и отпишет своему подчиненному, уездному исправнику.