Грешник (ЛП)

Стол был накрыт всего на одну персону, на месте лежали вилка из стерлингового серебра и нож, завернутый в дамасскую салфетку, «Нью-Йорк Таймс» и «Вашингтон Пост» — на подносе с правой стороны. Тарелка в центре огромного блюда из стерлингового серебра была с монограммой, и на ней лежала половина рубинового грейпфрута. Яйцо всмятку стояло в чашке рядом с кофе.

— Джозефина?

Встряхнувшись, она вернулась к реальности и выдвинула один из свободных стульев. Когда она села и положила свой рюкзак на колени, то убедилась, что ее колени были сведены вместе, а лодыжки скрещены под стулом.

— Не хочешь ли поесть? — спросил ее отец. — Я велю Марии приготовить что пожелаешь.

Джо так и не посмотрела на мужчину, даже когда он лично открыл ей эту огромную, хорошо смазанную парадную дверь. И потому его голос звучал как голос призрака. Вот только мужчина был из плоти и крови.

— Нет, спасибо. Я не голодна.

— Хорошо. — Отец выдвинул свой стул на зелено-желтый коврик с коротким ворсом, что был изготовлен по индивидуальному заказу специально под интерьер. — Должен признаться, я удивлен.

— Да. Прости. Я должна была позвонить. Где мама?

— Она в отъезде с Констанс Франк и Вирджинией Стерлинг. Они в отпуске на Бермудских островах на неделю. Ты знала, что Вирджиния и ее муж только что купили там дом? Твоя мать очень хотела там побывать. Они вернутся в воскресенье. Ты уверена, что ничего не хочешь?

Как будто они сидели в ресторане при гостинице.

— Нет, спасибо.

Джо осознала, что повисло молчание, только когда отец прокашлялся.

— Итак… — подсказал он.

— Мне не нужны деньги, — сказала она. — Просто хотела поговорить с тобой.

— О чем? Знаешь, все это выглядит довольно зловеще.

Сделав глубокий вдох… она подняла голову.

При виде Рэндольфа Чэнса Эрли III она сразу подумала о том, что он постарел. В посеребренных волосах сейчас было больше соли, чем перца, и вокруг его водянистых голубых глаз появились новые морщины. Но в физическом плане он остался таким, каким она его помнила. Губы все еще были тонкими, что свидетельствовало о склонности человека к самоконтролю, порядку и абсолютному отрицанию любой страсти, в чем бы то ни было, и одежда была все той же: темно-синий пиджак, серые шерстяные брюки, белая пуговица, и клубные галстуки — так словно он родился в этом комплекте.

Ее второй мыслью было понимание, что отец уже не казался таким страшным, каким она всегда его представляла. Удивительно, как финансовая независимость помогла ей почувствовать себя выше пятилетней девочки, в которую она превращалась всякий раз, когда пересекала порог этого дома. Не то, чтобы она была богатой, разумеется, нет. Но она выживала сама по себе, и ничье безразличие или неодобрение не могли умалить это достижение.

Расстегнув молнию на своем рюкзаке, она достала манильскую папку, которую взяла из своего кухонного ящика. Открыв верхнюю крышку, она достала черно-белую фотографию доктора Мануэля Манелло и положила ее на стекло.

— Ты знаешь этого человека? — спросила Джо, развернув изображение и протолкнув его вперед по гладкой поверхности.

Ее отец промокнул губы салфеткой, хотя не сделал ни глотка кофе и не съел ни кусочка грейпфрута или яйца. Затем он наклонился, удерживая галстук на месте, хотя тот ничего не мог задеть.

С противоположной стороны откидной двери, которую использовали слуги, проникал тихий шум кухни, разбавляя тишину в этой комнате. И когда беспокойство Джо возросло, она цеплялась за мягкие голоса. Прислушивалась к звуку резки овощей. Редкому звяканью металла по металлу, когда переставили кастрюлю на плиту с множеством конфорок.

— Нет, он мне не знаком, — Ее отец поднял взгляд. — А в чем дело?

Джо пыталась подобрать идеальную комбинацию слов, чтобы объясниться, но поняла, что на самом деле их не было. К тому же, от чего именно она пыталась его защитить?

Скорее она искала комбинацию букв и слогов, которая откроет ей прошлое.

— Вполне вероятно, что это мой брат.

Чэнс Эрли нахмурился.

— Это невозможно. Мы с твоей мамой удочерили только тебя.

Джо открыла рот. Закрыла. Сделал глубокий вдох.

— Нет, есть вероятность, что это мой брат по крови.

— О, — Ее отец выпрямился в своем кресле. — Извини, но я ничего об этом не знаю. Информация о твоем удочерении было засекречена. У нас нет записей о женщине, которая родила тебя.

— Ты помнишь название агентства, услугами которого вы пользовались?

— Мы все сделали через католическую церковь. Местную епархию. Но я уверен, что она закрыта уже много лет. Откуда ты знаешь, что он твой родственник?

— У меня есть друг, репортер. Он выяснил это в больнице, в которой я родилась. Поговорив там с людьми, он обнаружил, что у моей матери был псевдоним, и что женщина с таким же именем родила этого человека, которого тоже впоследствии усыновили. Его зовут доктор Мануэль Манелло.

— Ну вот, ты уже знаешь историю. Зачем тогда спрашивать меня об этом?

Джо перевела взгляд на окна. Снаружи, на холоде, мужчина в темно-зеленой форме ландшафтного дизайнера работал тяпкой.

— Я просто подумала, что, возможно, вы с мамой могли бы что-то вспомнить.

Ее отец взял серебряную чайную ложку, что лежала рядом с ножом. Погрузив его в грейпфрут, он снова нахмурился, а затем положил кусочек в рот.

— Боюсь, мой ответ «нет». И зачем тебе разбираться во всем этом?

Джо моргнула.

— Это моя история.

— Но это не имеет значения.

Она снова перевела взгляд на садовника.

— Для меня имеет.

Когда она поднялась с места, он сказал:

— Ты уходишь?

— Думаю, так будет лучше.

— Хорошо. — Ее отец промокнул рот той же салфеткой. — Как пожелаешь. Хочешь что-то передать своей матери?

— Нет. — По крайней мере, не приемной. — Спасибо.

Забрав со стола фотографию, Джо понятия не имела, за что благодарит его. За то, что она дожила до зрелости? Наверное, только за это.

Вернув папку в рюкзак, она снова застегнула молнию, кивнула и отвернулась. Выйдя из столовой, она остановилась перед портретом своей матери, который висел над сервантом. Миссис Филомена «Филли» Эрли была красива как Грейс Келли, платиновая блондинка с аристократическими скулами.

— Джо.

Она посмотрела через плечо. Ее отец стоял в арке с салфеткой в руке, его тонкие пальцы беспокойно теребили ткань.

— Прости меня. Я всегда понимал, что плохо справляюсь с этим вопросом. Всегда чувствуешь себя неудачником, когда не можешь подарить своей жене ребенка. Я уверен, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Мне жаль, — сказала Джо из вежливости.

— Я могу дать тебе контакты нашего адвоката, который работал у нас в то время. Я так понимаю, он больше не ведет практику, но, должно быть, он знал настоящее имя женщины, когда работал с документами в епархии. Даже если в больнице ее записали под другим именем, по закону ей пришлось использовать настоящее, чтобы отказаться от родительских прав. Возможно, это поможет тебе?

— Но она умерла.

— Нет, насколько нам сказали.

Джо отпрянула, не понимая, в какую из историй ей верить. Но потом снова взяла себя в руки.

— Да, пожалуйста, мне нужна его контактная информация.

Ее отец кивнул и подошел.

— Все в моих записях в кабинете.

Джо последовала за ним через отполированное фойе в комнату с деревянными панелями, которая всегда напоминала ей шкатулку для драгоценностей. Подойдя к столу, отец низко наклонился над столешницей.

— У тебя есть свой файл.

Словно она была машиной, а он вел записи об обслуживании, пока длилась гарантия.

Вытащив толстое портфолио, перевязанное ремешком, Чэнс Эрли сел и погрузился в документы, и она удивилась тому, как много их было.

— Я сохранил все твои школьные отчеты и результаты тестов, — сказал он так, словно прочитал ее мысли.

Зачем? — хотела она спросить. С другой стороны, возможно, он думал, что они могут понадобиться им, если им придется вернуть ее в больницу, в которой она родилась.