Салават-батыр

Двенадцатого марта во главе двухтысячного войска Салават Юлаев вступил в Красноуфимск, в окрестностях которого обосновался к тому времени в ожидании повстанцев отряд подполковника Александра Папава.

Заночевав у Натальи, наутро Салават Юлаев встретился с местными казаками, чтобы уговорить их присоединиться к нему, и на следующий день три тысячи человек выступили под его началом навстречу карателям.

За конницей неприятеля двигалась пехота. Стремительный натиск повстанцев заставил их ряды смешаться и отойти назад. Однако закрепить первый успех Салавату не удалось. Опытный вояка Папав, осведомленный об отсутствии у мятежников пушек и о недостатке ружей, решил использовать свое преимущество в артиллерии и начал массированный обстрел повстанцев. В таких условиях их уже не могли выручить ни отвага, ни умелые действия молодого способного командира. Не в силах сопротивляться вооруженному до зубов противнику, отряд Салавата вынужден был отступить, рассеявшись отдельными группами по разным направлениям.

О том, что каратели оставят их в покое, нечего было и думать. Предвидя скорое нападение, Салават быстро подтянул свои силы к аулу Бугалыш, где находилась его ставка. Мост через речку пришлось разломать, а въезд загородить, натаскав в спешном порядке несколько возов сена. За ними укрылись люди, готовые встретить неприятеля. Тот не заставил себя долго ждать. Папав со своим отрядом подоспел туда уже на третьи сутки после первого сражения под Красноуфимском.

В этом бою успевший набраться в предыдущих баталиях военного опыта Салават ярко проявил свой полководческий талант, показав всем, что он умеет самостоятельно руководить большим количеством людей, координируя их действия и добиваясь всеобщего подчинения. Обладая безошибочным чутьем и применяя гибкую тактику, он принимал верные решения. Помогали батыру его дерзость и напористость, кипучая энергия, молодой задор и высокая цель.

При таких посылах да при наличии конницы, будь у отряда Салавата пушки и достаточно ружей, он сумел бы, пожалуй, справиться даже с вымуштрованными командами противника. Но воевать против боевой огнестрельной техники с луками-стрелами и чем попало — все равно что плевать против ветра.

Потерпев поражение, Салават-батыр вновь отправился по башкирским волостям, убеждая башкир из родов Тамъян, Бурзян, Тангаур, Табын, Усерган, Катай, Юрматы и Кыпсак идти воевать вместе с ним против войск Абей-батши.

Как-то раз, в разгар набора в свой отряд воинов Салават навестил и старшину Кыр-Таныпской волости. Кулый Балтас встретил зятя любезно, хотя и настороженно.

— Смотрите-ка, кто к нам пожаловал! Кейяу дорогой, какими судьбами? Как сватья поживают, как там доченька моя, Зюлейха? Все ли в порядке? — с ходу забросал его вопросами тесть.

— Алл ага шюкюр, кайным, пока все хорошо.

Остальные тоже шумно выражали свою радость.

— А чего ты у ворот застыл, Салауат, почему не проходишь? — удивленно спросил Балтас.

— Так ведь я не один.

— И тебе, и егетам твоим у нас места хватит, кейяу. А кому не хватит, у других разместим.

— Не то время, чтобы гостить, кайным. Недосуг. Я к тебе по делу заехал.

— Как так, недосуг? — изумился Кулый Балтас, всплеснув руками. — В кои-то веки к тестю заглянул и тут же бежишь, даже чаю не испив? Ну не грех ли это, кейяу?!

— Нет, кайным, не грех! А вот то, что ты Бугасаю помогать отказываешься, о судьбе своего народа не беспокоишься, это и есть самый настоящий грех!

Старшина Кулый Балтас был известен не только своей хитростью, изворотливостью, коварством, но и трусостью. Едва в Башкортостане начались беспорядки, как он тут же, подчинившись приказу императрицы, снарядил отряд и отправил его в распоряжение губернатора Рейнсдорпа. В то же самое время ему не хотелось портить отношения и со своими.

— Куда уж мне в эти дела соваться! Сил нет, поясницу ломит… Думал я людей собрать, так они не слушаются.

— Значит, для губернатора ты сумел отряд наскрести, а Бугасаю твои люди помогать не желают? — с ехидцей спросил Салават.

— В том-то и дело, что не желают, кейяу. Никак не могу их уговорить… — прикинувшись простачком, промямлил Кулуй и развел руками.

— Ну уж коли твои люди тебе подчиняться не хотят, какой же ты старшина после этого? Скажу-ка я Питрау-батше, пускай указ напишет…

Кулуй Балтас затрясся от злости.

— Не имеешь права меня моего чина лишать!

— А я тебе покажу, что имею! И не вздумай противиться, не то я тебя в острог свезу, а заместо тебя другого человека старшиной поставлю.

Кулуй Балтас понял наконец что с Салаватом шутки плохи, и принялся лебезить перед ним.

— Ладно, ладно, кейяу, сделаю все, как велишь. Ты только подскажи, чем мне Бугасаю пособить.

— Чем пособить, говоришь? Привези часть скотины, которую ты в лесу прячешь. Вырой золото и серебро, что на берегу Карыша[78] закопал!

— Такого богатства у меня отродясь не водилось, — пролепетал Кулуй Балтас, чуть не плача.

— Не прикидывайся бедненьким, кайным. Не отпирайся, я ведь знаю, что ты все припрятал! Мне твои люди доложили.

— Пустое болтают, говорю тебе. Если не веришь, то сам…

Но Салават, не желая больше слушать, лишь досадливо от него отмахнулся.

— Ну хватит! Если не привезешь к утру то, что я требую, тогда уж пеняй на себя, кайным, — пригрозил он и, увлекая за собой свой отряд, припустил коня.

Выехав за околицу, всадники проскакали еще несколько верст и у подножия небольшого холма устроились на привал. Здесь Салават написал от имени царя Петра Федоровича манифест и разослал по окрестным аулам гонцов.

Наутро в лагерь повстанцев один за другим потянулись со всех концов Кыр-Таныпской волости люди. Только старшины не было видно. Салават послал за ним группу верховых. Те очень быстро вернулись и сообщили, что Кулуй Балтас бежал в расположение отряда Михельсона. Салават был вне себя от ярости.

— Вот тварь продажная! Перевернуть все его хозяйство вверх дном, найти припрятанные ценности и отправить их в ставку Питрау-батши, — приказал он сотнику.

В стан Салавата прибывали не только молодые джигиты, но и вызвавшиеся участвовать в восстании пожилые мужчины. Когда вокруг отряда собралась целая толпа, он обратился к войску с воззванием.

— Акхакалы, агай-эне, соратники мои! После восстания Батырши прошло без малого двадцать лет. Надеясь на посулы Абей-батши, мы все это время держались, не выступали. Делали то, что приказывали нам русские турэ. Требованиям их не противились, отдавали последнее. Но жадность урысов не убавилась, они притесняют нас так, что дальше некуда. Русские баи, пользуясь нашей беспечностью, заполонили весь Башкортостан. Сотнями, тысячами они угоняли наш скот. Не проходило и дня, чтобы они не убивали наших мужчин, не глумились над женщинами, не отправляли детей на чужбину… Один только майор Бахметов с трехсотенной командой сколько аулов дотла спалил, а проживавших там башкортов расстрелял вместе с ребятней. Нет больше сил терпеть зверства царевых прислужников. Поэтому мы поднялись против них. Мы не имеем права сложить оружие, пока не добьемся полного освобождения!..

— Правильно!

— Смерть — за смерть, кровь — за кровь!

— Пока мы, башкорты, не избавимся от гнета урысовых баев, воли нам не видать! — шумели люди.

Салават перевел дыхание и продолжил:

— Преступлений карателей не счесть… Еще раньше, до этого бунта, они утопили в Яике ни за что ни про что почти три тысячи башкирских парней. Таких отважных батыров, как Ал дар, Кильмет, Алыпей, Юлдаш, Амин, пытали и казнили в Мензелинском остроге, а в Шлиссельбургской темнице погиб, бросившись на штык, Батырша. Мы должны отомстить людям Абей-батши за страшную смерть наших батыров и с помощью Бугасая, Питрау-батши, очистить наш священный Урал от карателей!..

Едва он закончил, из толпы раздался чей-то голос:

— А верно ли говорят, будто Бугасай ялган батша?

Салават не осмелился дать прямой ответ на заданный ему вопрос.

78

Река в нынешнем Балтачевском районе.