Печать смерти

Тем временем к каравану подъехали всадники, оказавшиеся посыльными барона Маледо, чей замок стал виден, как только мы обогнули тот самый лесок, в котором я хотел укрыться. Как я понял из разговоров других носильщиков, пока «готовился к побегу», их оповестили, что свою поклажу мы получим именно там. Эльфийка и ее спутник, в отличие от нас, продолжили путь верхом, а вот освобожденные от груза телеги развернулись у пограничного камня и отправились, управляемые всего двумя возницами, назад в Нильдегоссе. Как два человека способны управиться с пятью лошадьми и телегами, я представлял слабо, но, возможно, они найдут помощь в ближайшей деревне.

Гастон скрючился на тощем соломенном тюфяке, брошенном прямо на пол тюремной камеры. Одна из стен состояла из толстых металлических прутьев, столь частых, что не всякий мог бы просунуть между ними руку. В противоположной стене имелось малюсенькое оконце под самым потолком, ночью она покрывалась изморозью, днем подтаявшая влага сочилась по трещинам между камнями. В дальнем углу под соломой шебуршали крысы.

Арестант подтянул колени к самому подбородку, зябко обхватил руками, заскулил тихонько, пряча лицо. Никто его не бил. Комендант тюрьмы, к которому его провели сразу по приходу в башню, задал всего несколько вопросов, касающихся имени, возраста, сословного положения. Он даже об украденной печати ничего не спросил. А после с Гастоном и вовсе не разговаривали. Утром молчаливый тюремщик, приоткрыв железную дверь, ставил на пол чашку с какой-то бурдой и кувшин, накрытый куском хлеба, и все. Сначала узник списал затишье на Новодень – бурно проводив старый год, каннингардцы обычно сутки отсыпались по домам. Но и назавтра в тюрьму никто не пришел. Однако подмастерье знал, что рано или поздно явится его хозяин, и вот уж тогда… Он вспомнил, как магистр в последний раз испытывал на кошке новый магический раствор. Визг несчастного животного, с которого живьем сама собой сошла кожа, слышен был даже сквозь толстенные стены подвала Серого замка. Парень снова тонко завыл, подскуливая. Где-то в начале коридора, кольцом изгибающегося внутри башни, послышался скрежет засовов, а потом тяжелые шаги. Ученик мага сжался еще сильнее, отчаянно молясь богине, чтобы топающая по коридору стража явилась за кем-нибудь другим. Но в башне нынче не было других арестантов. Один из тюремщиков пнул его под ребра, заставляя подняться, другой схватил за локоть, тряхнул, ставя на ноги, после чего, заведя за спину руки, они потащили вора на допрос.

В хорошо освещенном, но от того не менее мрачном зале, куда его привели, между поддерживающими свод кирпичными арками стоял устрашающего вида деревянный механизм.

Стражники проволокли Гастона к этому механическому чудовищу, время от времени отвешивая оплеухи. Парень не сопротивлялся, но едва перебирал ногами, постоянно повисая на руках у тюремщиков. Когда кисти арестанта оказались привязаны к расположенной под потолком горизонтальной балке, а ноги – к бруску, соединенному ременной передачей с несложной системой ребристых колес и воротов, один из стражей больно дернул Гастона за волосы, заставляя поднять лицо и взглянуть на разместившегося перед дыбой человека.

Взгляд подмастерья заметался, потом с некоторым облегчением остановился на сидящем в складном кресле вельможе. Это был не Траск. Капитан ночной стражи, пришедший для допроса преступника, посягнувшего на имущество герцогского мага, был молод и красив. Может, только лет на пять старше Гастона. Несмотря на свое плачевное положение и холодивший внутренности ужас, подмастерье почувствовал смешанную с завистью неприязнь к разодетому молодчику. Такие легко получают от жизни все, что ни пожелают: богатство, славу, женщин. Они даже родиться умудряются у знатных и наделенных всяческими достоинствами родителей. А ему, бедному сироте, воспитанному при Храме, придется умереть только за то, что возмечтал стать кем-то подобным. Гримаса ненависти на мгновение исказила некрасивые черты бледного лица, но тут же вновь сменилась выражением неприкрытого страха.

– Зачем ты украл печать? – с ленивым любопытством рассматривая беспомощно распятого на вывернутых руках воришку, спросил смазливый капитан. Повинуясь жесту холеной руки, тюремщик прошел к вороту, приводящему пыточный механизм в движение. Арестант скосил глаза, пытаясь проследить за его действиями, а рассмотрев, судорожно сглотнул. Наблюдавший за ним вельможа провел пальцами по тонкой полоске усов над верхней губой, пряча усмешку. Усы были ухоженными, совсем короткими. И никакой бороды на гладко выбритом, с мужественной ямочкой подбородке. Капитан Иринг презирал излишнюю волосатость. «Чувство меры и стиль – вот чего не хватает нашему времени», – говаривал он, встречая неумелых подражателей. Редкий фасон его усов шел не каждому.

– Так зачем ты обокрал своего учителя? – повторил он вопрос.

– Х-хотел продать, – заикаясь от страха, проблеял арестант. – Магистр был скуп, он почти не платил мне.

Скучающий взгляд вельможи ненадолго остановился на лице вора.

– Ты уверен, что не было другой причины? – все в том же чуть насмешливом тоне продолжил он, а рука между тем сделала замершему у ворота тюремщику знак приготовиться.

Кадык на тонкой шее воришки снова задергался.

– Какой еще причины? – Мысленно Гастон пообещал себе, что еще одно движение унизанных перстнями пальцев, и он расскажет обо всем. Как ни велик был ужас прогневить богиню, страх перед пыткой его пересиливал. Но кажется, милостью Ифет, допрашивающий его брюнет не обладал даже зачатками проницательности.

– Вот и хорошо, – отпуская обоих стражников, протянул тот. Слегка озадаченные тюремщики скрылись за дверью. Капитан дождался, когда дверное полотно захлопнется. Кому-то могло показаться, что он поглощен изучением маникюра на собственных ногтях. Но, несмотря на вид изнеженного пустоголового фата, Иринг был закаленным воином с умом гибким и отточенным, как сарбаканская сабля, украшавшая его перевязь. Три года назад богиня Ифет по достоинству оценила эти его качества, сделав командиром каннингардского отряда «Насаждающих любовь». Теперь его кожу на левой груди украшал раскрытый цветок лотоса – тайный знак воинства Прекраснейшей.

– Вот так и скажешь, когда Его Светлость или любой другой спросят тебя о том же, – поднимаясь и подходя к дыбе, с улыбкой произнес капитан. – Мол, украл печать корысти ради. Хозяин-сквалыга чуть не голодом тебя морил, и ты решил стянуть ценную вещицу, заодно и за обиды отомстить. Не так ли?

Неожиданно жесткий взгляд вперился в глаза Гастона, и тот закивал, забормотал поспешно:

– Так, так.

– А если тебе захочется рассказать другую историю, вспомни о том, что богиня умеет воздавать не только за заслуги, но и за предательство.

– Я буду помнить, – заверил подмастерье. Однако Иринг ни секунды не сомневался, что достаточно лишь поводить под носом у неудачливого вора пыточными щипцами, и тот выложит все, что от него потребуют.

– Не бойся, – снова становясь «добрым дядюшкой», постарался успокоить он Гастона. – Прекраснейшая не бросает в беде тех, кто ей верен. Видишь, она прислала меня. Я начальник ночной стражи. Комендант Роковой башни подчиняется мне, он проследит, чтобы с тобой хорошо обращались.

– Но магистр Траск, он придет за мной! – захлебываясь от вновь нахлынувшего при упоминании этого имени ужаса, выпалил арестант.

– Конечно, он придет. – На лице капитана появилась многозначительная улыбка. – И очень важно, чтобы он услышал то же, что и я. Что ты всего лишь хотел обогатиться за его счет. Обещаю, в этом случае тебе не будет грозить пытка. Иначе… – Иринг выразительно замолчал.

– Я сделаю, как вы сказали!

– Сдержи свое обещание, и Ифет не оставит тебя в застенке, можешь не сомневаться! – заверил капитан, после чего вроде бы совсем негромко щелкнул пальцами. В зал тут же вбежали давешние охранники. – Отведите парня назад в камеру. Да поаккуратней с ним! – бросил он, проходя к двери.