Зарево. Оправдание хаоса

Мужчина, за которым следовали остальные, поравнялся со мной и Дортом, и взгляд его был не менее выжидающим и заинтересованным, чем мой собственный. Военный был чуть выше Сэма; от него на каком-то физическом уровне веяло твердостью и уверенностью. Краем глаза я заметила, что в нашу сторону направлено несколько оружейных стволов.

Я бросила быстрый взгляд назад. Военные как военные. Камуфляжный костюм, тяжелые высокие берцы, большие рюкзаки за плечами, куча различных дополнительных карманов на жилетах. На их поясах были ножи, у кого-то была кобура на груди, и кого-то на ногах.

– Как вам удалось пережить эти сутки? – хрипло и отрывисто спросил военный. – Или для вас все происходящее стало открытием сегодняшнего утра?

– Мы не были снаружи со вчерашнего дня, – ответила я резче, чем хотела. – Вчера, около полудня, мы закрылись в книжном магазине с сотрудницей. Цокольный этаж. Окон нет. Нас не видно, и нам не видно. И только сегодня решили выбираться. Мы ждали помощи, но ее не было, и пришлось рассчитывать только на себя. Откровенно говоря, мы вообще не до конца понимаем, что происходит.

–Что ж, тогда скажу, что вам крупно повезло, – с небольшой паузой проговорил мужчина. – Окажись вы на улице вечером или ночью, то, скорее всего, не выжили бы, – мужчина задумчиво махнул головой, а я старалась не поддаваться панике.

– Роберт, – один из группы, высокий темноволосый и темноглазый мужчина, подошел к шедшему рядом с нами военному и что-то тихо ему сказал.

– Делай все, что в твоих силах, – ответил тот, чье имя было Роберт; как я поняла, это был командир группы. Второй военный качнул головой, сжимая губы.

– Слишком много крови, – коротко отрезал он. Роберт помолчал, затем посмотрел на нас.

– Аптека там есть?

– Да, – кивнул Сэм, – прямо у входа. Первый павильон налево.

– Возьми Стэна и собери, что нужно, – Роберт махнул вперед. – Мы будем на цокольном. И, Михаэль, – командир придержал военного на мгновение, – сделай все возможное в нынешних обстоятельствах.

Двое военных устремились вперед. Роберт продолжал задавать нам короткие односложные вопросы, в основном касающиеся того, как мы прибыли в город, сталкивались ли с зараженными, как удалось пережить ночь. На мой ответ, что мы журналисты, и прибыли сюда собирать материал, военный горько усмехнулся, затем внимательно всматриваясь в наши лица. Он ничего не сказал, но я видела, что это информация нашла в нем прямой отклик.

Передвигались быстро. Сэм был будто опьянен, а сама ситуация казалось не более чем разыгранным спектаклем. Военные доверились незнакомым людям, в то время как мы слепо надеялись найти помощи. В голове кавардак. Я сама чувствовала себя не более чем какой-то куклой. Беспрекословно следовала за Сэмом. Не спрашивая, надеялась на что-то и чего-то боялась. И эта неизвестность была хуже всего.

С тяжелым сердцем я вновь входила в магазин. Затем по лестницам вниз.

Один из военных пошел вперед нас, прицелившись в темноту, другие также держали оружие наготове. Все молчали. Гробовую тишину разгоняло лишь гудение мигающих ламп.

А я все думала о том, почему не предпринималось никаких централизованных и обширных действий "сверху". Если весь север погрузился в этот оживший кошмар, этот хаос; если эта зараза, – инфекция, вирус или помешательство, – захватывает с такой скоростью все вокруг: почему никто не старается помещать? Почему затыкают рот прессе? Почему жертвуют здоровьем и жизнями людей? Разве может военное положение и перекрытые внутренние границы сдержать это безумие?

Что за напасть, если выжить ночью в городе было чем-то запредельно возможным?

Опять книжный. Опять жуткий зал продуктового. Опять кровь на полу… А ведь буквально сутки назад все было иначе, я и представить не могла, что попаду в такую передрягу. Еще сутки назад солнечный свет мягко проникал через разноцветные жалюзи в салон трейлера. Я помню, в какой эйфории мы выезжали – очертания нашего города еще даже не скрылись за горизонтом. Впереди нас ждала долгая дорога, но я радовалась ей, радовалась тому, что нас ждет работа. Тем более, такое интересное дело! Уже предвкушала, как буду вести расследование, брать интервью у врачей, у пациентов. Эндрю громко подпевал под радио, находясь в бодром расположении духа. Я сидела на постели и весело болтала с Сэмом. Тот постоянно шутил, отмахиваясь от работы – в его голове были игры, сериалы и тусовки с друзьями.

Еще сутки назад трейлер быстро уносил нас от дома в неизвестность. Что было в наших сердцах? Азарт? Да, азарта было много! Хотелось показать, кто мы, на что способны. Хотелось оказаться лучше всех. Хотелось привезти такой материал, который никто не мог раздобыть, который никто еще не мог озвучить и опубликовать. Думали мы о том, что это может быть опасно? Да, безусловно, но далеко не так все представлялось. Мы целый месяц выбивали разрешение у шефа, чтобы он именно нам отдал это дело. Репортаж обещал быть интересным, насыщенным… Мы ехали вперед, передо мной была толстая тетрадь с вырезками из газет и моими собственными заметками по делу. В голове созревает план дальнейшей плодотворной работы. А все обратилось в подобие горячечного бреда.

Я плохо помню те минуты. Вспоминая их потом, не могла вернуть в памяти конкретные образы; может оно и лучше, может мой мозг не позволил мне запомнить все в мельчайших деталях, чтобы я не сошла с ума от постоянного возвращения к этим жутким картинкам. В моей голове и так было слишком многое, что лучше бы предалось забвению.

Единственное – точно помнила, как закрыла дверь в книжный, когда двое последних военных вернулись из аптеки. Тогда я еще раз посмотрела в темноту зала за стеклом и вздрогнула. Пугающе тихо и пусто. Ушла к Сэму, который сидел чуть поодаль; опустилась на пол рядом с ним, пока военные старались спасти умирающую девушку.

Минут через пять-десять после этого, она умерла от потери крови. Роберт что-то проговорил над телом, закрыл девушке глаза; военные тяжело осознавали потерю своего человека, хотя виду не подавали. Разошлись по сторонам в безмолвии. Вторая девушка группы, невысокая блондинка с короткой стрижкой, обняла мужчину с копной вьющихся волос на макушке. А мы с Сэмом… Как бы не страшно это было признавать, это не вызвало во мне ни каких чувств. Внутри было пусто – отрешенность и какое-то коматозное состояние. Я видела за эти сутки слишком много смертей и крови.

А затем к нам подошел Роберт. Он присел на носки напротив нас, сцепив руки в замок и тяжело выдыхая.

– Что ж, у меня есть немного времени побеседовать, – устало сказал он, посмотрев прямо в мое лицо, в то время как мой взгляд замер на виднеющейся под его курткой нашивке. Серебристые змеи нитями расползались в стороны в районе сердца… Глаза мои округлились, я раскрыла рот, – мое имя Роберт Сборт, и я командир группы..

– "Горгона", – проговорила я на выдохе, поднимая глаза на Роберта. – Вы горгоновцы, так ведь?

***

Лампы зловеще гудели над нашими головами. Я вслушивалась, стараясь уловить любой звук. Руки дрожали. Казалось, скажи сейчас кто-то на пол тона громче, и я завизжу от страха и ужаса. Тело девушки лежало на столе кассира. Ее рука свисала со стола. Кровь капала с пальцев на пол.

Это не может происходить со мной. Все это не по-настоящему.

Я смотрела на Роберта, который рассказывал, как его группа оказалась в этом городе, но мой взгляд то и дело подал на небольшую вышитую на его футболке голову Горгоны. Ты мог не разбираться в политике, военной сфере, не слышать новостей и не читать газетных сводок, но о горгоновцах ты не мог не знать. Они посвящали жизнь военному делу, этой группе, отказываясь от своего прошлого и будущего. Самые сложные операции, самые горячие точки боевых действий – и имя "Горгоны" неотложно следовало рядом. И никто не знал, чего больше вокруг этой призрачной группы – правды или сплетен. Имена участников всегда находились где-то в стороне, ведь самостоятельно их будто не существовало, была только "Горгона" и горгоновцы. И уж если ты не военный, то узнать личности этих самых горгоновцев было практически невозможно; разве что с именем "Сборт" я когда-то косвенно сталкивалась, когда готовила репортаж с пару лет назад.