Северный приют

Ресторан.

Играет музыка. Перед оркестром танцуют – кто во что горазд: кто шейк, кто цыганочку.

Шеф и Алеша сидят принаряженные за столиком.

– Какая-то, простите, идиотская идея, – сказал Шеф.

– Почему идиотская? – не понял Алексей.

– Потому что мне пятьдесят два года.

– Ну и что. Ведь дальше будет еще больше.

Появляется Нинка – яркая и роскошная. Смотрит по сторонам.

– Вот она! – с гордостью показал Алексей.

– Эта? – ужаснулся Шеф. – Ни в коем случае. Берите обратно ваш проект. – Отодвигает папку.

– Но почему? – не понял Алексей.

– Потому что она молодая и красивая.

Алексей поднялся навстречу Нинке. Нинка села за столик.

Шеф сидел, надувшись, как мышь на крупу.

– Что примолкли? – весело спросила Нинка.

– Познакомься, Нина. Это мой Шеф.

– Комиссаржевский, – представился Шеф.

– Нина. – Нинка протянула свою руку. – А чего вы такой хмурый?

– Он сказал, что не хочет на тебе жениться, – заявил Алексей.

– Да? А почему вы не хотите, позвольте вас спросить?

– Говорит, что ты молодая и красивая, – ответил Алеша за Шефа.

– А вам нужна старая и страшная? – поинтересовалась Нинка.

– Нет… Ну в самом деле… – смутился Шеф. – Какой из меня жених? Я уже старый.

– Мужчина старым не бывает. – Нинка с возросшим интересом глядела на Шефа. – Если бы вы были слесарь-водопроводчик, то, возможно, требования к вам бы повысились. Но если вы Шеф, это меняет дело… А ну-ка… – Она приподняла Шефа за подбородок. Шеф с удовольствием подчинился. – Очень ничего. На Габена похожи. Вас, правда, надо немножко модернизировать.

Нинка достает расческу, причесывает Шефа на свой манер. Челкой вперед.

– Погляди. Совсем другое дело. – Нинка поворачивает лицо Шефа в сторону Алексея.

– Да. Так лучше, – подтверждает Алексей.

– Но учтите, детей я рожать не буду, – предупредила Нинка.

– Ты же хотела, – напоминает Алексей.

– А теперь не хочу.

– И не надо, – обрадовался Шеф. – У меня дочка, внучка, собака, зять скрипач, дома галдеж, сумасшедший дом.

– А сколько у вас комнат?

– Это не имеет значения. Даже если бы у меня было восемь комнат, моя внучка была бы одновременно во всех восьми.

– Значит, так: жить будем у меня. У меня уютно, правда, Алеша?

– А ну пойдем потанцуем!

Алеша взял Нинку под локоть и повел ее в веселую толчею.

Танцуют друг перед другом.

– Тебе не стыдно? – спросил Алексей.

– А чего мне стыдно?

– Вот так сразу. На первого встречного.

– Это не первый встречный. Это Шеф. Твоя рекомендация. Я привыкла тебе верить.

– А может быть, я тебя испытывал.

– Испытывать хорошо самолеты. Они из железа.

Нинка резко поворачивается, возвращается к столику.

– Идем потанцуем, – позвала она Шефа. – Как тебя зовут?

– Алексей Николаевич. Алеша.

– Тоже Алеша? Я это имя слышать не могу. Я буду звать тебя Борисом.

– Но я не Борис.

Шеф с удовольствием уходит за Нинкой. Она припала к его широкой груди, как бы спасаясь, защищаясь. Он обнял ее своими крупными руками. Они медленно качаются обнявшись.

Северный приют.

Островерхий домик в горах глядит на мир тремя окнами. К одному из окон подходит старый осел. На его спине сидит очень старый ворон Яков. Яков стучит клювом в окно. Три раза с равными промежутками. Потом осел делает несколько шагов и перевозит Якова к следующему окну, тот снова стучит три раза. Так они зарабатывали себе на хлеб.

Из домика выскакивают Алеша, Игорь, Сенька и Тенгиз. Моются снегом.

Алексей у себя в комнате. Глядит в потолок.

Поднимается с постели, идет в другую комнату. К жене. Окликает ее:

– Лена, а как ты думаешь, осел и ворон еще там?

Лена поднимает голову. Ничего не понимает.

– Я говорю, Яков и Прошка еще не сдохли?

Лена отворачивается, накрывает голову одеялом.

– Лена… – Алексей хочет что-то сказать. Потом передумал.

По коридору носились подростки, как стадо бизонов, и Алексей боялся, что его собьют с ног и затопчут.

Он нашел дверь с табличкой «Учительская». Вошел.

– Здравствуйте, – поздоровался Алексей. – Простите, а где Антонина Исидоровна?

– В кабинете домоводства.

– Спасибо.

– Вы отец Коржиковой?

– Да, – растерялся Алексей. – А как вы узнали? Я ведь никогда не был в школе.

Алексей сидел за партой, а Антонина Исидоровна за своим столом.

– Она на истории списывает алгебру, на алгебре – физику и в результате не знает ни истории, ни алгебры, ни физики.

Алексей молчал, будто это он списывал на уроках.

– Мало того что она сама ничего не делает, она еще возвела это в принцип и презирает тех, кто хочет учиться. Может быть, есть смысл перевести ее в ШРМ?

– Куда? – испугался Алексей.

– В школу рабочей молодежи. Там меньше требования. У нее будет лучше аттестат.

– А зачем хороший аттестат при плохих знаниях? Это же неправда.

– Я забочусь не о себе, а о вашей дочери.

– Если вы действительно о ней заботитесь, если вам небезразлично ее будущее, то я хочу попросить вас об одном одолжении.

– Я слушаю вас…

– Поставьте ей в четверти двойки по истории, алгебре, физике.

– То есть как… три двойки? В четверти?

– Вы же только что сказали, что она не знает этих предметов.

– Да, но… она сразу потянет класс на последнее место. Наша школа имеет лучшие показатели в Гагаринском районе.

– Значит, вы поставите ей тройки?

– Тройка – это тоже, в общем, плохая отметка. Три – это посредственно.

– Отчего же, – возразил Алексей. – Три – это удовлетворительно. Все удовлетворены. Она и дальше будет жить по принципу: «сойдет». Я вас очень прошу, я требую, чтобы вы поставили ей двойки. В противном случае я буду жаловаться в роно.

– Ты с ума сошел… – тихо, потрясенно проговорила Лена. – Как же Наташа теперь будет там учиться?

– А она не будет там учиться, – спокойно сказал Алексей.

– Ты хочешь, чтобы она ездила в школу рабочей молодежи вечерами и возвращалась ночью?

– Она будет учиться в Южногорске.

– Что?

– Собирайтесь. Обе. Берите самое необходимое. Остальное я вышлю контейнером.

– Ничего не понимаю, – растерялась Лена. – Ты что, с ума сошел? Куда собираться?

– Я же сказал: в Южногорск.

– Зачем?

– Вы будете там жить. У моего брата. Я договорился.

– Ура! – обрадовалась Наташа. – Я очень люблю дядю Вову. Папа, я возьму кассетный магнитофон.

Наташа выходит вприпрыжку.

– Ничего не понимаю. Что случилось?

– Я от вас ухожу.

– Ты нас бросаешь?

Алексей молчит. Ему трудно говорить.

– Алеша, я все понимаю. Мы живем уже семнадцать лет. Со временем сексуальные связи слабеют, а человеческие крепнут. И еще неизвестно – какие сильнее. Мы не просто муж и жена. Мы – глубокие родственники. А родственников не бросают. И не меняют на других.

– Я вас не бросаю. Вы будете жить у моего брата. Он о вас позаботится.

Лена подставляет табуретку. Влезает на нее. Открывает антресоли.

– Ты куда? – растерянно спросил Алексей.

– Как куда? За чемоданом. Не повезу же я свои платья в авоське.

– А почему ты так быстро согласилась? – растерялся Алексей. – У тебя же здесь работа. Студенты. Ты же кандидат.

– В Туркмении, между прочим, чем выше у невесты образование, тем меньше калым. А кандидатки вообще бесплатно. Еще сами приплачивают.

– Ты же не в Туркмении живешь.

– Все равно. Надоела европейская эмансипация. Кандидатская… потом докторская. Мне бы шальвары с бубенчиками и в гарем…

– Но ты же потратила на свой девятнадцатый век столько лет…

– Я и на тебя потратила семнадцать лет. Так что теперь делать? Вешаться?

– Но учти, Южногорск – это не Москва. Это провинция.

– Где этот чертов клетчатый чемодан? Матрас зачем-то лежит, выкидывать жалко…

– А я?

– Что «я»? Это же твоя идея разъехаться. И учти. Обратного хода нет. Как сказал, так и будет.

– Я, откровенно говоря, не ожидал, что ты за это ухватишься.

– Жалко терять шанс.

– Какой шанс?

– Последний. А вдруг еще что-то будет… Японцы, между прочим, заключают брачный контракт на десять лет, а потом расторгают или продолжают. А мы тянем до упора. Боимся одиночества под старость лет, боимся, что стакан воды подать будет некому, и ради этого стакана воды…

– А помнишь, какая была любовь…

– Была, а теперь нет… Теперь наш брак – как вот этот матрас, который жалко выбросить. А вдруг для дачи пригодится, хотя никакой дачи у нас нет и не будет никогда. Надоела вся эта приблизительность. Где второй чемодан? Ах да… на секретном объекте. Теперь понятно, что это за секретный объект. Придется взять старый.

Лена дергает на себя старый, затрапезный чемодан. На пол падает пыльный Дед Мороз.