Страница 1 из 12
Северный приют Повесть в диалогаx
Инженер-строитель Алексей Коржиков все время мерз и хотел есть. Жена предложила сходить к врачу: может быть, такое состояние – результат психического расстройства. Или сбой в эндокринной системе.
Врачи ничего не находили, говорили: практически здоров. Даже поразительно для своих сорока лет. Сердце как у двадцатилетнего, и все остальные системы – тоже.
Любовница Алексея Нинка посоветовала не пользоваться блатными врачами, а обратиться в районную поликлинику, поскольку блатные врачи за больного не отвечают. Их интересуют только деньги. А районная поликлиника отвечает.
Алексей пошел к своему участковому врачу Кире Владимировне. Она оказалась молодая и въедливая, исследовала Коржикова рентгеном и ультразвуком, взяла биохимический анализ крови и просидела над ним всю ночь.
В шесть утра она еще не ложилась. Вошла ее мама – низенькая и широкая, как кабинетное пианино, и сказала недовольно:
– Ну что ты возишься с этим Коржиковым, Коврижкиным, подумаешь, инженер, кроссворды на работе решает. Работал бы в фирме «Заря», так его можно было бы позвать полы отциклевать…
– Икс, игрек, зет, один к двум… – задумчиво сказала Кира Владимировна, глядя в биохимический анализ.
– А что это такое? – спросила мама.
– Ген обреченности.
– Как? – переспросила мама.
– Это болезнь реликтового происхождения. От нее вымерли мамонты.
– А от чего вымерли мамонты?
– От несоответствия индивида и окружающей среды, – ответила Кира Владимировна.
– Это опасно?
– Это очень опасно. Ты видела хоть одного живого мамонта? Они вымерли все до одного.
– Бедный инженер, – посочувствовала мама.
– Он будет темой моей диссертации, – сказала Кира Владимировна. – Мое научное открытие.
– Лучше бы ты замуж выходила, чем диссертации писать, – посоветовала мама.
– Одно другому не мешает…
Кира Владимировна гибко потянулась, не вставая со стула. Жизнь обретала ясность и перспективу.
Алексей Коржиков, не подозревая, что является носителем редкого гена, сидел в кабинете своего Шефа по фамилии Комиссаржевский.
Перед Шефом лежал строительный проект Коржикова.
– В самолетах – это понятно, – сказал Шеф. – Не будет же говно лететь людям на головы. В самолетах нужны химические туалеты, они все растворяют. А в квартирах зачем?
– Такие дома можно ставить на пустующих землях, – объяснил Алексей. – Вода из скважины, туалеты химические. Не надо тащить коммуникации.
– Пустующие земли потому и пустуют, что там нет дорог, – сказал Шеф. – Не с вертолетов же строить твои дома.
– А вы возьмите и постройте дороги. Люди придут и будут жить. И осваивать земли.
– А вы садитесь на мое место и руководите, – предложил Шеф. – Давайте, вы на мое место, а я на ваше. Хотите?
– Нет. Не хочу, ни на свое, ни на ваше.
Зазвонил телефон. Шеф поднял трубку:
– Да. Кого? А почему вы его здесь ищете? У него свой телефон.
Видимо, там извинились.
– Подождите. Раз уж вы позвонили… – Шеф протянул трубку Алеше: – Вас.
– Меня? – удивился Алеша и поднес трубку к уху. – Да…
– Привет! – сказала Нинка, как мяукнула. У нее был голос капризной кошки, которую случайно и не очень больно защемили дверью. – А я тебя ищу-ищу все утро, – сообщила Нинка.
– Да.
– Что «да»? Знаешь, зачем я тебя ищу? Чтобы сказать, что ты мне надоел.
– Да.
– Ты сегодня придешь?
Алеша молчит.
– Даже говорить не можешь. Как крепостной при барине.
– Да. – Алеша положил трубку.
Шеф внимательно на него посмотрел.
– Вы на машине? – спросил Шеф.
– Да.
Алеша и Нинка лежали в Нинкиной кровати. У Алексея было мало времени, следовало поторопиться с основным занятием. Но Алексей не торопился, смотрел в потолок, что совершенно не соответствовало моменту.
– Им ничего не надо, – сказал Алексей. – Знаешь почему?
– Какой ты красивый, Алеша! Как Мцыри.
Нинка не могла отвести глаз от любимого лица.
– Потому что временщики, – продолжал Алексей. – Придут, наворуют и уйдут.
– Знаешь, за что я тебя люблю? – спросила Нинка.
– Царь оставлял страну своему сыну, поэтому он заботился о том, что он оставляет. А этим плевать, после нас хоть потоп.
– А тебе-то что? – спросила Нинка.
– То, что мы – соучастники.
– Почему это? Мы – честные люди. Ты – инженер, я – актриса. Мы – интеллигенция.
– Раз молчим, значит, соучастники.
– Да ладно. – Нинка обняла Алексея всем телом, руками и ногами. – Не бери в голову.
– Жизни жалко. Еще десять лет, и жизнь прошла…
– Я всегда буду любить тебя.
– За что?
– Сказать?
– Ну конечно.
– Если бы ты был тогда там…
– Когда? Где?
– Под горой Машук во время дуэли Лермонтова с Мартыновым, дуэли бы не было. Ты бы предотвратил.
– Ненормальная.
– Жаль, что тебя не было на той дуэли.
– Ничего, я успею на другую.
Алексей смотрит в потолок.
– Плюну на все и уеду на Северный приют.
– А что это за Северный приют? Тоже твой проект?
– Высоко в горах стоит домик с островерхой крышей. Утром выйдешь, воздух звенит от чистоты. Снеговые вершины искрятся на солнце, как сколотый сахар. Небо густо-синее, как на японских открытках. И кладбище альпинистов есть.
– Поехали…
– В этом домике останавливаются туристы, которые пешком идут на Северный перевал. Раньше, в древности, это была дорога к морю. Они идут маршрутом древних.
– А откуда ты все это знаешь?
– Я там инструктором работал в студенческие годы. Деньги зарабатывал, горы изучал.
– А горы изучают?
– Привет. Горы – это знаешь что? Аккумулятор влаги. Они на климат влияют и на людей.
– А почему ты там не остался?
– Из-за женщины. Женщину полюбил.
– А где она сейчас?
– Дома. Жена.
Нинка притихла.
– У меня есть мечта, – сказал Алексей. – Я хочу купить гору.
– Какую? – отозвалась Нинка.
– Казбек. Или Машук. Все равно.
– А зачем?
– Подняться выше облаков и смотреть.
– Ну, посмотрел, а дальше что?
– Ничего. Это остается в тебе навсегда. Ты потом по-другому живешь.
Нинка молчит.
– Ты думаешь, я сумасшедший? – спросил Алексей.
– Нет. Я чувствую в тебе эту высоту. Поэтому я тебя люблю.
Тянутся друг к другу.
– Ай! – вскрикивает Алеша. – Ты меня за волосы тянешь.
– Это волосы на кольцо намотались…
– Не трогай меня. У тебя вечно что-то случается: то в глаз пальцем ткнешь, то оцарапаешь.
Алексей встает и начинает одеваться.
– Ты уходишь? – упавшим голосом спрашивает Нинка.
– Не могу же я на Басманной торчать пять часов…
– Скажи, что попал в аварию.
– Дура.
– Ну хорошо, скажи своему Шефу, что ты был у любовницы. Он тебе поверит.
– Нина…
– Ну что «Нина». Забегаешь на сорок минут, как на бензоколонку. Лучше вообще не приходи. Или приходи на неделю.
– О чем ты говоришь? Какая неделя? Ты же знаешь: днем я на работе. Вечером дома.
– А ты возьми бюллетень. На работе скажешь, что заболел, а дома скажешь, что едешь в командировку.
Алеша раздумчиво:
– Да?
– Ну конечно! Тебя никто не хватится. Поживем спокойно. Как на Северном приюте.
Алеша стоит в нерешительности. На одной чаше весов – риск. На другой – счастье.
– У тебя ничего не болит? – спросила Нинка.
– Абсолютно. Я только все время мерзну и хочу есть.
– Это потому, что ты худой. Дефицит веса. Скажи, что у тебя радикулит. Это проверить невозможно. Скажешь: ни согнуться, ни разогнуться. Они тебе назначат уколы, форез. А ты не ходи. Проверять никто не будет. Кому мы нужны, кроме самих себя.
Чаша весов со счастьем стала медленно идти вниз.
– А ты не будешь занята эту неделю? – спросил Алеша.
– Я в простое. Наверное, в твоем строительстве, когда простаивает какой-нибудь кран, – это ЧП. Чрезвычайное происшествие. А тут простаивает целый человек. Пропадает даром моя красота. – Нинка задумчиво варит кофе. Наливает в чашку.
Алеша обнимает свою красивую Нинку. Она обливает его горячим кофе.
– Ой! – смущается Нинка. – Куртка…
– А, черт с ней…