Маша

На минуту вдруг представилось, что бы было, если бы дожил дед. Он, наверно, и в свои девяносто тоже не усидел бы, собрал бы рюкзак и поехал в Севастополь. В город, где лежит его старший брат…

– Чёрт! Всё-таки надо поспать. Ладно. Десять минут ничего не решат, – устало проговорил он вслух, в очередной раз проваливаясь в тугую вязкую массу сонливости. – Десять минут, и поедем работать. – Он воткнул кнопки блокираторов дверей, откинул кресло, положил на лицо кепку, вытянул руки вдоль тела и тут же отрубился.

Привычку моментально засыпать и просыпаться ровно через то время, которое сам себе установил, он вырабатывал с детства, с момента первого просмотра «Семнадцати мгновений весны». И теперь знаменитую закадровую фразу Ефима Копеляна «Штирлиц спал. Ровно через десять минут он проснётся и поедет работать» можно было произносить не только о Максиме Максимовиче Исаеве, но и о его тезке Максиме Викторовиче. Это выработанное умение, отшлифованное затем в армии, а потом и годами последующей службы, всегда повергало в шок не только друзей, но и вроде бы уже ко всему привыкшую жену. Она раз за разом вопрошала:

– Максим, это поразительно! Как можно спать при таком шуме?! Как ты это делаешь вообще?! Ты робот, что ли? Нажал кнопку – и заснул?

Он мог заснуть, уткнувшись в стену, которую в тот момент долбил перфоратор, заставляя сотрясаться и подпрыгивать весь подъезд дома; он мог заснуть, сидя напротив аудиоколонки с его рост или концертного сабвуфера, где-нибудь на свадьбе. Вот и сейчас он спал. Спал спокойным сном младенца, и ничего у него в голове не шевелилось. Мозг отдыхал. Раз дано десять минут, то надо успеть.

Максим открыл глаза. Потёр уши, щёки и виски, глубоко вздохнул, тряхнул головой и опять вслух произнёс:

– Ну, на чём мы там остановились… Могила, говоришь… Ничего! Ну пусть дед так и не отыскал могилу, значит, я найду. Не я, так Серёжка отыщет. Вот приедем сюда с Танюшкой и Серёжкой и найдём! Но это ладно, это всё потом. Всё будет потом. А пока, Максим Викторович, пора и поработать, – он опять потёр щёки и уши, потряс головой, стряхивая остатки усталости, и завёл машину. Та отозвалась ровным эротичным урчанием и готовностью поработать.

– Вот видишь, старушка, отдохнули чуть-чуть, и дождь закончился. А впереди вон уже и солнышко появилось. Щас заедем в лабаз, купим коньяку, какой-нибудь чебурек, а лучше два, и поедем дальше. – Он посмотрел на часы, слегка нахмурился и добавил: – Странно. По моим подсчётам, всё уже должно было случиться. Ладно, давай вперёд, моя пенсионерочка! Вспомни, старушка, время золотое! Где там у нас притаился этот злобный очаг татаро-монгольского сепаратизма…

После дождя в воздухе явственно висел, будоража рецепторы и обволакивая ощущением счастья, запах весны. Ветер освежал лицо, ненавязчиво игрался с волосами. Деревья, ещё голые, но готовые выкинуть из себя первые листочки чуть ли не с минуты на минуту, но пока робко притаившиеся, будто в ожидании чьей-то команды, тонким каллиграфическим узором покрывали нежное бледно-голубое небо. Первая трава, ещё неуверенная и хрупкая, уже сочилась сквозь прошлогоднюю, жёлтую и клочковатую. У придорожного кафе толстый армянин выставлял перед входом пластиковые столы и стулья – а вдруг кто-то, несмотря на погоду, захочет покушать на воздухе под солнышком. Максим притормозил машину и прокричал в окно:

– Уважаемый! Есть что покушать?

– Конечно, дарагой! Шашлык, кебаб, суп харчо. Всо есть, что хочищ! Заходи!

– А бутылку коньяка с собой продашь?

– О чём речь, дарагой! Заходи! Всё сделаем!

Максим глянул в боковое зеркало, пропустил едущую сзади машину и ловко развернулся через осевую в обратную сторону, припарковался почти рядом с ярко-жёлтым столом и сверкающим золотым зубом хозяином.

– Приветствую! – улыбаясь, проговорил Максим, вылезая из машины, и продолжил, усаживаясь на шаткий пластиковый стул: – Порцию шашлыка, с кетчупом и луком, зелени, лаваш и сыра. Ну что-то типа сулугуни. Сто грамм коньяку в стакан и лимон. И бутылку «Боржоми». И если не сложно, то желательно побыстрее, дружище, – опаздываю. – И ещё раз широко улыбнулся, глядя в глаза хозяину заведения.

– Всо сдэлаем, дарагой! Три минуты! Отдыхай! – громко ответил армянин и словно по мановению волшебной палочки выставил на стол тонкий, чистый до скрипа стакан, пепельницу и тарелку с хлебом. И тут же скрылся, словно растаял. Через минуту он появился опять, держа в руке бутылку армянского коньяка и маленькое блюдце с нарезанным лимоном. Наполнив стакан на три четверти, он опять широко улыбнулся, сверкнув пиратским зубом, и вновь растворился, словно призрак, в густом крымском воздухе.

Максим посмотрел на часы, двумя крупными глотками отпил наполовину играющую солнечными зайчиками жидкость, закинул в рот дольку лимона, чиркнул зажигалкой и с наслаждением затянулся. Усталость растворялась в кольцах синеватого дыма и улетала, подхваченная игривым весеннем ветром. В голове светлело. И он даже почувствовал, как потихоньку всплывает из глубины то самое долгожданное, куражное настроение, которое он так обожал и ценил.

– Класс! Это я хорошо зашёл. Уважаемый, прошу прощения, как вас зовут?

– Самвэл! – армянин снова появился, словно материализовавшись из дыма мангала. – Самвэл, дарагой! А тебя, друг, как называть?

– А меня Максим.

– Очэн приятно, Максим-джан! Ты мне удачу принесёшь. Ты у мена сэгодна первый клиент! И хороший! Не сосиська-масисьска, не кока-кола, а сразу покушать и коньяк! Это очэн хорощая примэта. Да-да, Максим-джан! Две минуты, и будеш пробывать мой шашлык! Баран вчэра эщо бегал, клянусь!

– Самвэл, я только сразу хочу сказать, у меня гривен нет. Есть русские рубли и немного долларов.

Хозяин кафе на секунду остановился, исподлобья посмотрел на Максима, словно пытаясь осмыслить сказанное, а потом проговорил:

– Лучше, конечно бы, гривны. А то ехай мэняй обменник, туда-сюда. Но и доллары хорощо, Максим-джан.

– Ну, славно. А сдачу дашь украинскими. И скажи ещё, уважаемый, я смотрю, у тебя написано: отель «Арарат». Почему в Крыму вдруг Арарат, не спрашиваю. По той же причине, что в Сочи и в Москве. Мне интересно, а отель правда есть?

– Э-э-э-э! Обижаешь, дарагой! Что значит есть? Очень хороший есть! Шесть номэров! Из ных два люкса, слушай! Сам выберешь! В люксе ванна джакузи итальянский! Кровать с апердическим матрасом, слушай! Евраремонт виздэ! Балкон в сад! Будешь сидеть на балконе, коньяк-маньяк пить и воздухом дышать! А на ужин люля здэлаем, или, хочэщь, фарэль! Щас позвоню, привезут!

– Хорошо, Самвэл, считай, я снял у тебя люкс на сегодняшнюю ночь. Тот, что с балконом в сад. Но это потом, а пока покушать бы…

– Нэсу-нэсу, Максим-джан! Арам, сынок, где ты ходишь, а?

Через три минуты пластиковый стол, уже застеленный в красную клетку скатертью, был уставлен блюдом с шашлыком, тарелками с помидорами, зеленью и маринованным луком и плетёной корзинкой с лавашом. Запах от шашлыка шёл такой, что у Максима чуть не потекла слюна, словно у старого бродячего пса.

Он отпил ещё из стакана, макнул кусок мяса в манящий разлив домашней аджики и, закинув его в рот, смачно разжевал.

– У-у-у-у… Мечта поэта. Пища богов. Самвэл, ты волшебник! Как говорит мой друг Лёха: шашлык – обсоси гвоздок! Полный зачёт!

Хозяин расплылся в улыбке и, довольно скрестив руки на груди, ответил:

– Кушай на здоровье, Максим-джан! Кушай, дарогой!

Минут через десять, дождавшись, пока Максим доест приличную по размеру порцию фирменного блюда, Самвэл опять появился перед столиком и спросил:

– Скажи, Максим-джан. Как ты думаешь, Путин возмот Крым в Россию? Или Америку испугаеца?

– Я думаю, возьмёт, – ответил Максим, откинувшись, насколько это было возможно в пластиковом кресле и раскуривая сигарету.

– Слушай! Я тожа думаю, возьмёт! Путин – мужик крэпкий! Хозаин! Ты видел, какую олимпиаду в Сочи сыграли? Выдэл, а? Вот! А у мэня брат. Армэн. Прямо там в Сочи живёт. Гостиница своя знаешь какая построил? Ты что, ара? Три этажа! Двадцать номеров! Слушай, за полгода всэ номера купили! Клянусь! А эти в Киеве, слушай, кто такие? Фашисты-машисты… О чём, слушай, думаюд, а? Где Украина и где Россия? Ты видэл, в Сочи какие дороги построили? А? А в Москве был? Слушай, там просто как в Америке! Клянусь! Пять рядов сюда – пять туда, асфальт, слушай, как паркет! А у нас ты где такую дорогу видел, а? Вот! Путин – хозяин! Он Крым возьмёт. Вот только когда, слушай? Митинг-битинг эти всэ, а когда точно возьмёт, нэпонятно. Я тебе так скажу, Макси…