Маша

– Тихо! – Максим резко, почти криком оборвал бесконечный монолог хозяина кафе. – Тихо, Самвэл! Тихо. Слушай, дорогой! Слушай. Вот и ответ на твой вопрос, Самвэл.

Максим резко встал, сделал несколько шагов в сторону дороги и стал всматриваться в сторону, от который слышался шум. Шум всё нарастал и нарастал, поглощая всё пространство и сверху, и вокруг, наполняя его гулом, и казалось, что вот-вот воздух просто лопнет.

– Что это, Максим-джан?

– Туда смотри, Самвэл! – Максим ткнул указательным пальцем и запрокинул голову к небу. По его щекам текли горячие слёзы. – Ну вот и всё. Вот и всё. Россия вернулась. Эх, Маша, как же так, как же так… Почему же так, Маша?!! Эх, сука ты, жизнь… – Он смахнул ладонью слёзы и опять вскинул голову в небеса: – Смотри, Маша! Это ведь в твою честь! Это твой любимый пролёт Валькирий! Это же просто в твою честь парад! Это твоя победа, Маша.

Над головой почти над крышами домов, рядами, выдерживая строй, как на параде, летели вертолёты. Много вертолётов. Десятки. Поднимаемый ими вихрь трепал ветви деревьев и волосы над застывшими в оцепенении людьми. Но вот уже раздались и крики: «Путин вводит войска!», «Россия пришла!», «Наши идут! Это же наши!», «Смотрите, это наши!», «Это Россия! Ура!». И словно дополняя небесную симфонию моторов, из-за поворота показалась колонна.

Военные, цвета хаки «Уралы», УАЗы, БМП, заправщики и автомастерские, снова «Уралы», новые «Тигры» и длинные тягачи с гружёными на них БТРами. Колонна шла на приличной скорости, строго держа строй. И конца этой колонне не было.

– Максим-джан, а я говорил, что Путин мужик! Всё, Максим-джан, мы теперь Россия. Тэперь я с братом Арменом в одной стране живу! – радостно прокричал Самвэл. И вдруг, что-то вспомнив, добавил: – Слушай, Максим-джан, а ты ведь хотел рублями платить? Так в чём проблема, брат, рубли так рубли!

Максим рассмеялся:

– Да нет проблем, Самвэл! Вот это за обед и коньяк, ты ещё мне обещал с собой бутылку коньяку и пару бутербродов. А это аванс за твой люкс. Если до вечера не приеду, то не переживай – деньги твои. Но я постараюсь приехать. Приготовь что-нибудь на ужин. И вот что ещё… Скажи, Самвэл, у тебя есть шампанское «Пино нуар брют розе» «Золотой балки»?

– Э-э-э… Нэт, Максим дарагой. Вот чего нэт, таго нэт. Шампанское другой ест. Хорошее. Массандра! Прямо с завода! А что, дама будэт? А, Максим-джан? – Самвэл подмигнул.

– Нет. Не будет. И одно пирожное к шампанскому сделай, пожалуйста. Всё, Самвэл, до вечера. Я поехал. – Максим пожал руку Самвэлу и сел в машину. Секунд пять он тупо смотрел на дорогу, пытаясь ответить на вопрос, а как теперь переехать на другую сторону дороги – колонна российской техники не собиралась заканчиваться.

– Да, ребята, это я и не продумал… Ну да ладно, нету у меня, ребята, времени ждать, пока вы там всё свое оперативное развертывание осуществите согласно полученному приказу. Так что извиняйте, бойцы, старика!

Максим включил ближний свет фар, помигал фарами дальним пару раз и, дождавшись, когда наконец кто-то в колонне стал чуть притормаживать, наверное, боясь придурошного водителя на старых «Жигулях», которому понадобилось пересечь разделительную в момент прохождения колонны, Максим, резко вдавив газ до пола, выжимая из шестёрки всё, что только она могла дать, выскочил на дорогу с лихим поворотом, встраиваясь в поток, едущий в противоположную от колонны сторону.

Мелькали названия придорожных сёл. Когда наконец показался указатель с романтичным названием Крымская Роза, Максим сбавил скорость, перестроился в правый ряд и стал внимательнее вглядываться вперёд. Вот наконец впереди показалась и нужная развилка. Направо Ароматное, а налево то самое Цветочное. На самом повороте стоял, как и указывал Профессор в своей «чайной диспозиции», белый, чистый, как будто с конвейера, «Мерседес Гелендваген».

– А вот, старушка, и наш «гелик». А в нём суровые и бородатые кавказские парни. Сейчас пойдём знакомиться. – Максим припарковал машину в паре метров сзади от мерседеса, накинул на голову кепку, рефлекторно тронул у себя под мышкой кобуру и медленно, «типа солидно», а на самом деле разминая затекшие ноги, вылез наружу. Несколько секунд ничего не происходило. Максим снял кепку, как бы вытирая пот и приглаживая волосы, а на самом деле давая возможность рассмотреть его лицо сидящим в мерседесе и сравнить его с фотографией, которой их снабдили. «Чёрт его знает, какую там фотку им сунули. Может, такую, где мне лет двадцать…» – Максим потёр рукой трехдневную щетину и привычно закурил, облокотившись на открытую дверь «Жигулей».

Через минуту одновременно распахнулись все двери, и из мерседеса бодро вылезли пять человек. Все как на подбор крепкие, широкоплечие мужики с фигурами борцов. У троих лица украшали густые иссиня чёрные бороды, а у того, кого Максим сразу определил как главного, борода была какого-то странного рыже-палевого цвета. Из-под каракулевой невысокой папахи смотрели умные цепкие глаза. На груди полувоенного то ли френча «а-ля Соловьев», то ли какого-то национального костюма ярким пятном красовались в несколько рядов орденские колодки, а над ними светился большой, увесистый серебряный жетон с арабскими надписями. Последним вылез пятый член чеченской команды – пожилой, с красивой седой бородой и в главном украшении любого правоверного – кипельно-белой, режущей взгляд своей чистотой чалме, повязанной поверх редкого седого каракуля папахи. «Прямо Хаджи Мурат восстал из гроба…» – подумал Максим про себя и выбросил сигарету.

Чеченцы подошли группой. И, как подобает очень опытным воинам, встали полукругом. Тот, которого Максим определил главным, изучающим взглядом всверлился в глаза Максиму и медленно, но очень чётко произнёс:

– Джамбулат Магаев. Полковник специального батальона «Восток», – и так же не отрывая взгляда протянул руку.

– Здравствуйте, полковник. Здравствуйте, господа офицеры. Салам, уважаемый! – Максим подчёркнуто уважительно кивнул старику в чалме. – Меня зовут Максим Викторович. Подполковник ФСБ. Я думаю, вы знаете, что на меня возложено общее руководство операцией. Но я знаю, какие задачи поставлены конкретно перед вами, и не собираюсь вникать во всё то, что вы приготовили для этого. Единственное, хочу вам напомнить, что эти люди уже два часа как наш народ. И жить теперь нам вместе долго. Я уверен, что вы найдёте слова, которые дойдут до сердец этих людей. Всё, о чём я настоятельно прошу, – это, во-первых, не демонстрировать свою обособленность от всей группы. Второе – работать в контакте со всей группой. И третье – докладывать по ходу действия операции, если что-то пойдёт вдруг не так, и, естественно, по её итогам. Это понятно?

– Нэт вопросов, подполковник. Тут всэ взрослые. Всо понятно. Всё будэт хорошо. Когда начинаем? – чеченский полковник впервые улыбнулся, видно, пропитываясь уважением и принимая Максима за равного себе. Тут же заулыбались и все остальные.

– Раз вопросов нет, то тогда выдвигаемся чуть вперёд. Там чёрный «паджеро» должен быть. Там оперативники. Выслушаем доклад об обстановке в посёлке. Затем ждём военных и проводим общее собрание группы. Там я озвучу главное. Это вопрос, который не снимает вашего, полковник, задания, но делает его несколько сложнее. Чтобы не повторять по три раза, я объясню это сразу всей группе. Ещё есть вопросы?

– Нэт. Поехали, подполковник?

– Поехали. Я первый, вы за мной. – Максим пожал руку каждому из чеченской пятёрки, сел в «Жигули», и мягко, как бы никуда не торопясь, «солидно» покатил вперёд по узкой, когда-то давно асфальтированной дороге, ехать по которой сейчас было не страшно только на его «Жигулях». В километре-полутора, напротив автосервиса, под раскидистым платаном стоял автомобиль. Максим подъехал вплотную, покрутив ручку, опустил стекло двери и уставился на находящееся в метре тонированное окно джипа. – Есть кто живой, шпионы?

В ответ медленно опустилось стекло, и в Максима вперились два абсолютно одинаковых взгляда двух абсолютно одинаковых, словно только что из ксерокса лиц. Их тяжёлые, из-под низких бровей глаза вбуравились в Максима и принялись гипнотизировать его когда-то изученным ими «взглядом Кашпировского». Максим улыбнулся в ответ и, стараясь не провоцировать добрых молодцев, но в то же время показывая, кто тут всё-таки главный, добродушно произнёс: