Страница 4 из 18
Подошли к кольцевому участку дороги. Посреди клумбы с длинной травой возвышалась стела, чуть изогнутая и похожая на серп. На ней не было надписей, лишь свисающие лианы.
– Мама, а зачем это построили? – я вела Алису, крепка держа за руку. Она указывала пальцем на стелу перед нашими глазами, и мы остановились. Мне нужна передышка.
– Это памятник, милая.
– Кому?
– Людям. Всем, не одному конкретному. – Я скинула изрядно потяжелевший рюкзак и ощутила, как стало намного легче дышать.
– А что люди могли забыть о чём-то, и им потребовался памятник?
– О том, что война уносит много жизней. Этот памятник был поставлен в честь тех, кто погиб за нашу страну в прошлой войне. – Я подумала о том, что люди мало чему научились с тех пор. Иначе мы бы сейчас не шли пешком посреди пустых городов. – Это некогда казалось важным.
– А после этой войны памятники будут? – она спрашивала искренне, и я желала ей дожить до того времени, когда всё это станет историей, которую будут изучать по новым учебникам.
– Я очень надеюсь. И ещё я хочу верить, что эти памятники сработают так, как должен был сработать этот.
Алиса с наигранным пониманием хмыкнула и подняла голову кверху. Я не сразу заметила звезду на самом кончике высокой стелы. Она была такой маленькой, удалённой от нас, как настоящая звезда на ночном небе. Мне пришлось закрыть глаза рукой от палящего солнца, пускающего расплывчатое марево вдоль всё ещё тянущейся дороги. Я вдохнула поглубже и закинула рюкзак за спину. Выдохнула нехотя, словно больше таких вдохов я себе позволить не смогу никогда.
Мы обошли по кругу стелу двинулись дальше вдоль дороги. До сих пор не покидает чувство, что сейчас сзади начнёт кто-нибудь сигналить из машины и кричать на двух дурочек, плетущихся посреди проезжей части. В какой-то степени я даже по этому скучаю. Что угодно, лишь бы узнать, что мир вернулся к тому состоянию, в котором находился до сброса бомб.
Алиса подёргала меня за руку. Я чуть не упала на уже распухшие от напряжения ноги. Дочка поманила меня рукой, и я прижалась ухом к её маленьким посиневшим губам.
– Там опять они.
Мои глаза округлились, и капля пота, вызванная страхом, прокатилась от линии волос по лбу до кончика носа. Я медленно сняла рюкзак и встала на одно колено. Алиса знала, что двигаться нельзя, и теперь застыла, как ледяная фигура маленькой испуганной девочки. Я открыла рюкзак и залезла внутрь.
Я знаю всегда, где он лежит, хотя лучше бы его носить всегда за поясом, но я слишком боюсь, что он выстрелит и пробьёт мне задницу.
Я передёрнула затвор пистолета, держа оружие в рюкзаке, чтобы уменьшить уровень издаваемых нами звуков. Я сняла оружие с предохранителя и встала, ощутив стрелой пронёсшуюся по спине жгучую боль.
Алиса смотрела прямо на него, вообще не отрываясь. Он шёл, подволакивая одну ногу с разодранными штанинами, уже слипшимися друг с другом, с обвисшей кожей. Открытая грудь покрыта огромными запёкшимися струпьями.
Лицо. Всегда было лицо.
Оно покрыто плотной, как будто древесной корой, и лишь два мутных глаза торчат посреди трещин на голове этих до сих пор живых людей.
Я боюсь стрелять, а ножи их не берут. Я застыла вместе с Алисой, и хрипящее существо прошло мимо нас. Он него жутко смердело мертвечиной и гноем. Он оставлял за собой бордово-коричневый след на траве и кусками просвечивающем асфальте. С его оголённых костей плеч прямо на наших глазах свисала кожа с кусочками мяса.
Этот прошёл мимо, и нам ещё повезло, что это была не орда, как в тот раз, когда мы с Алисой были вынуждены покинуть наше последнее убежище. Людей, что тоже питали надежды, но почти все погибли. Те, что выжили, разбрелись кто-куда, и никого с тех пор мы больше не видели.
Я медленно оглянулась и проводила тающий в горячем воздухе ходячий труп. Лишь когда он пропал из вида, я убрала пистолет обратно. Алиса бросилась обнимать мою ногу. Девочка не плакала, хотя имела полное право. Это слишком много для малышки тринадцати лет. Она никогда в жизни не должна была увидеть подобное.
Я закинула рюкзак, и мы продолжили путь ускоренным шагом. Теперь казалось, что эти дома совсем не пусты, и каждая квартира кишит живыми мертвецами. Теперь я в каждом окне вижу лицо, покрытое сплошь коркой.
День не собирался завершаться, а вот наши силы подходили к концу. Мы уже ушли за пределы города, и теперь он медленно пропадал за нашими спинами, сменившись на негустой лесок из тонких берёз и низких кустарников. Дорога извивалась, выматывала и издевалась будто. Я отпустила руку Алисы, и та чуть прошла вперёд. В ребёнке всё равно будет больше сил и энергии, чем во взрослом. Она бегала и прыгала, а я радовалась тому, что воспоминания последних нескольких часов потихоньку улетучивались, и ребёнок просто радовался природе. Если бы ещё хотя бы были птицы. Мой разум воспроизводил стук дятла, и эта дорога не казалась такой унылой. Мир превратился в молчанку, нагло затянувшуюся слишком надолго.
– Что вам рассказывали в школе про лесных птиц?
– Что их очень много.
– А каких ты помнишь?
– Мне понравились глухари. Они такие большие и красивые. – У Алисы с детства были свои представления о красоте.
– А ещё?
– Ещё нравились белочки.
– Это же не птицы.
– Я знаю, мам.
Алиса бегала челноки от одного края дороги к другому, кажется, не особо меня слушая.
– Милая, побереги силы. Идти ещё долго. – Она не прекратила бегать, и мне пришлось чуть ускориться, чтобы нагнать разыгравшегося ребёнка. – отдохни немного. Энергия тебе ещё понадобится.
– Ты всегда так говоришь.
– И я всегда права, верно?
Алиса молча кивнула и пошла рядом, но не вложила свою маленькую ладошку в мою протянутую руку. Мы шагали молча, не разговаривая даже о её любимых белочках.
Лес шелестел листьями, берёзы медленно сменялись покачивающимися соснами с трескучими стволами. Дорога истончилась уже, прекратившись чуть ли не в тропинку. Я проверила компас – направление верное.
– Алис, покажи мне карту.
Мы остановились, и Алиса сняла рюкзак, достав на весу смятую карту. Дорога была верная, но я думала, что она будет намного шире, а это словно деревенская односторонка, не предназначенная для частой езды автомобилей. Даже разметки на асфальте не было. Алиса накинула расстёгнутый рюкзак обратно на спину, я развернула дочку и убрала карту обратно, закрыв молнию до самого конца. Обычно Алиса это забывала делать, и порой даже теряла учебники по пути от машины до школы. Несколько раз пришлось покупать новые.
Времени шесть дня, и мой шаг становился всё более неуверенным. Я боялась, что до темноты мы так и не найдём хоть какой-то крыши над головой, а когда я уже хотела готовиться к ночлегу посреди кустов, укрывшись листьями папоротника и опавшими ветками елей, так впереди появилась красная вывеска заправки. Я сначала не поверила глазам и подумала, что это просто сосна без веток, но за подъёмом дороги, давшимся слишком трудно, чтобы идти дальше, была сама заправка. Бензоколонки покрылись толстым слоем ржавчины, но само строение выглядело вполне себе пригодным для ночлега.
Я приказным тоном дала указание Алисе спрятаться в кустах и сидеть тихо, пока я не подам сигнал. Я оставила свой рюкзак с ней и достала пистолет. Алиса знала, что в случае чего она должна будет ещё долго просидеть на одном месте, и когда поймёт, что она может уйти, то заберёт всё, что сможет унести из моего рюкзака и пойдёт по направлению Ю. Я оставила ей и часы, так я делаю всегда, когда проверяю потенциальное место для стоянки, потенциально опасное.
Внутри темно. Пустые стеллажи, даже журналов не было. Обычно люди оставляли после себя мусор, оставляя прибежища, но и мусора не оказалось. Я проверила подсобку и обнаружила там ведро со шваброй, больше ничего. Я вышла и помахала Алисе. Она поднялась из кустов и, таща по земле мой рюкзак, двинулась ко мне. Я на полпути подхватила груз, и мы вошли внутрь. Тут прохладно, самое то, чтобы не умереть от обезвоживания. Мы выпили по несколько глотков из водных запасов и за дальними стеллажами расстелили спальные мешки.