Привет, Маруся!

Я очень скучала по своей квартире, не той, что сейчас, а где хозяйничала сама, расставляя наши тарелки-кастрюльки по своим местам. С приходом мадам Квашняк мои простенькие в своей красоте кухонные принадлежности, предметы быта, любовно приобретенные еще мамой, куда-то исчезли, а им на смену пришли другие: современные, важные, громоздкие. И еще я поняла: мне очень плохо без папы, без его добрых глаз.

Проанализировав время, проведенное у родителей Кати и Валеры, я решила, что двухнедельные каникулы удались. Несмотря на Настины новогодние скачки, жизнь в селе мне понравилась. Я уже и забыла, как хорошо жить с мамой. Нет, не с мачехой Квашняк, а именно с мамой — доброй, душевной, всепонимающей мамой, какой была Мария Александровна. Вот бы такую жену моему папе!

— Девочки, приезжайте к нам в любое время, всегда будем рады вас видеть, — расчувствовавшись, сказала мама Кати и положила нам с собой увесистые продуктовые наборы.

Валера, прощаясь, долго держал мою руку в своей, а потом сказал, что рад, хоть и стыдно признаться, горячей эпопее с Настей. Благодаря этому гости смогли здесь задержаться и ближе познакомиться со всей семьей.

***

— Здравствуй, дом, милый дом, — всплеснув руками, сказала я. Однако, зайдя в свою комнату, настроение тут же провалилось до критической отметки: везде царил абсолютный беспорядок. — Папа, почему компьютерный стол стоит не на своем месте? Где мой плательный шкаф?

— Мы сделали небольшую рокировку, переставили мебель, — опередив отца, прощебетала Квашняк-старшая. — Правда получилось миленько?

— Па-па, вопрос адресован тебе, — возмущенно запыхтела я.

— Дочь, мы твой шкаф поставили в нашу комнату. Инессе Ивановне некуда класть свои вещи.

Ну весомый аргумент, что сказать. Цирк с конями продолжается.

— А мой абсолютно новый и дорогой антикварный комод XVII века передвинули в твою спальню. У тебя же все равно меньше вещей, — гневно буркнула Квашняк и вылетела вон.

— Новый антикварный комод XVII века? Как же он до сих пор не рассыпался? Он из железа или золота? Прямо-таки оксюморон ходячий, — зло засмеялась я. — А замки поменять в нашей квартире на новые антикварные крючки, чтобы я сюда не вошла, Инесса Ивановна тебе еще не подсказала? Думаю, скоро так и случится.

— Не думал, что ты так отреагируешь. Хорошо, мы все вернем назад Стася. Прости.

Вот не понимаю я иногда папу: неужели трудно было позвонить мне и спросить? Сюрприз они хотели сделать. А если мне этот шкаф дорог как память? Мы еще с мамой его покупали, когда она не болела. Вообще, кто такая Инесса Ивановна? Почему она распоряжается в нашем доме? И почему папа снова идет у нее на поводу?

Возвращаясь после занятий и практики домой, я старалась меньше бывать в гостиной, на кухне, чтобы снизить до минимума встречи с Квашняк. Из-за Инессы Ивановны все реже и реже приходилось общаться с папой. Я не думала о том, что он меня разлюбил, забыл или предал, но что часть предназначенного для меня места в его сердце перехватила мадам Квашняк, я уже не сомневалась.

Подготовка к занятиям занимала значительное время, я на всю пользовалась своим привилегированным положением студентки: училась, училась и училась. В этом был плюс: будущая профессия не позволяла легкомысленно относиться к занятиям, да и меньше времени оставалось на размышления о жизни. И все чаще и чаще душу бередил вопрос: не съехать ли из дома в общежитие при колледже?

***

Перед Восьмым Марта Катя снова пригласила нас с Олесей в деревню. Иванцова сразу отказалась, потому что завалила контрольные тесты по анатомии и физиологии человека, нужно было готовиться. Я такими проблемами не страдала, напротив, училась легко, поэтому с радостью согласилась вновь навестить семью Голубевых. Отец не возражал. Он в последнее время вообще многое мне позволял, будто заглаживал свою вину.

На этот раз меня доставил с ветерком в село Валера, прежде заехав к нам домой. Мадам Квашняк так и припала к окну, разглядывая водителя и его тачку. Режим Добчинского и Бобчинского активирован: сейчас же известит своих подруг о пренеприятнейшем известии: у падчерицы появился парень с крутой машиной.

Накануне я купила небольшие подарки и Марии Александровне, и Кате — все-таки праздник. Как они были рады, когда получили по коробке шоколадных конфет и роскошной цветочной композиции из мыла необыкновенно тонкого аромата. Я весело провела время среди любящих друг друга людей и сама, кажется, утопала в любви.

От Голубевой мне было известно, что Настя сразу после новогодних каникул уехала из деревни.

— После Катиных методов воспитания от девочки все шарахались, считая Настю сумасшедшей, — говорила Мария Александровна. — Нельзя так поступать с людьми, дочь.

Валера был согласен с матерью:

— Ее бесполезно в чем-либо убеждать. Если вобьет в свою голову, никакими силами не вытащишь. Стася более толерантна, чем подруга. Что вас таких разных объединяет?

— Любовь к тебе, — не подумав, брякнула Катька.

Я сделала Голубевой страшные глаза и закусила язык, чтобы не ответить резкостью на глупость Голубевой. Валера как-то странно посмотрел на меня. Неужели поверил Катькиным бредням?

— Вечно ты все путаешь, маменька. Больше всего на свете я люблю статных мужчин, пирог с яблоками и имя Роланд, — справившись со своими эмоциями, безмятежным голосом отозвалась я, обращаясь к Катьке. — И вообще, не тыкай вилкой в омары — это для генерала поставлено.

— Хм. Тебе нравится Чехов? — почему-то удивился Валера. Я пожала плечами: что здесь особенного? — Это мой любимый писатель. И не только он.

— Вот видите, как много между вами общего, — продолжала нас сватать Катька. — Надо жениться.

Я покраснела: вот язык без костей.

С того дня Валера начал оказывать мне повышенные знаки внимания. Проявлялось это по-разному. Он часто приезжал в город под предлогом совещания, каких-то дел, связанных с ремонтом школы, закупкой оборудования, и неизменно заглядывал к нам в колледж, часто подгадывая под большую перемену или окончание занятий, иногда подвозил до дома. Мы много разговаривали о профессиях, семьях, литературе — да обо всем на свете, даже об отношении к своим и чужим детям. Во многом наши взгляды совпадали.

В последнее время Валера часто звонил, приглашая меня в театр, кафе, но я находила способ отказаться, хотя пару раз все-таки сходила с ним в кино. Мачеха уже привыкла к мысли, что у жениха падчерицы крутая тачка. Наверняка думала: пусть, так даже лучше, не стыдно проехать перед носом опешивших подруг. И начала строить счастливые планы по скорейшему от меня избавлению. А что? Отлично ей тогда заживется: будет полноправной хозяйкой в доме, и отца, а также его зарплату со мной не придется делить.

Мне же замуж не хотелось. Да, Валера нравился, вполне устраивали его замечательные личностные качества: порядочность, мужественность, рассудительность. Но мне было с ним непроходимо скучно. Не хватало тех чувств, которые я испытывала с Кутусовым-Князем: легкости во взаимоотношениях, душевности, теплоты, юмора. Мне не хотелось играть постоянно навязываемую роль маленькой девочки, которую кому-то нужно опекать, наставлять на путь истинный, внушать какие-то очевидные догмы — воспитывать. Моя свободолюбивая натура не выдерживала любого диктата. Я понимала: Валера — хороший человек, но он не для меня, а я не для него. Вот с Олеськой ему будет самое то: она легко умеет подстраиваться под любой характер. А мне с Валерой просто нравится дружить. И все.

Я очень боялась, что однажды Голубев так и скажет: «Выходи за меня замуж». Конечно, ему нужно жениться, в конце мая стукнет двадцать восемь. Но как мне выйти из такой щекотливой ситуации, я не знала. К тому же не хотелось терять дружбу ни с ним, ни с Катькой, ни с добрейшей Марией Александровной.

Я решила при удобном моменте самой затеять этот неприятный разговор, сыграть на опережение. И такой момент наступил.

Валера приехал к нам домой накануне своего дня рождения. Дверь открыла Инесса Ивановна и, судя по ее вытянутому face, она была немного ошарашена: перед ней стоял тот самый симпатичный водитель крутого внедорожника Nissan, несколько раз подвозивший до дома ненавистную падчерицу. Валера подарил мачехе цветы, коробку конфет и прошел в сопровождении мадам в мою комнату.