Страница 24 из 51
– Пг’остите Владимир Иванович, не вижу логики, – всплеснул руками Владимир Ильич. – Вам кажется, что Игнатьев монархист, но отдаст деньги Советской России?
– У графа своя логика, – улыбнулся я. – Для него монарх – это не обязательно человек, сидящий на престоле. Игнатьев выступает за твердую государственную власть, а кто осуществляет власть – единоличный правитель или коллегиальный орган, ему неважно. Он, как и его отец, принципиальный противник парламентаризма, когда все важные и нужные решения просто забалтываются. Потому я уверен, что генерал никогда не отдаст деньги Франции, потому что терпеть не может депутатов Национального собрания. За восемь лет пребывания во Франции граф натерпелся от французского бюрократизма, от министерской чехарды. Ему важно, чтобы в России была определенность, а органы государственной власти не метались из стороны в сторону. Он очень внимательно наблюдает за ситуацией в России. Сегодня для него важно, что большевики не позволили растащить страну на куски, как это могло быть при Временном правительстве. Поэтому Игнатьев отдаст нам деньги, но не сейчас. Скорее всего, он дождется официального признания Францией нашей страны.
– Лучше бы пораньше, – вздохнул Владимир Ильич. – Деньги нам позарез нужны.
А кто бы спорил с самим Лениным? Деньги любому государству нужны и, как правило, всегда позарез.
– Генерал Игнатьев – строевик. Он живет по принципу: пост сдал, пост принял. Сейчас он считает себя и официально считается единственным представителем интересов России в республике, но как только во Франции появится советский посол, генерал передаст нашему полпреду все средства. Возможно, перечислит какие-то суммы нашему торговому представительству, но здесь есть свои тонкости. Как я понимаю, торгпредство будет негосударственным?
– Совершенно вег’но, – кивнул Владимир Ильич. – Георгий Васильевич предлагает основать наше торгпредство как представительство Центросоюза.
Я мысленно поаплодировал Чичерину. Всероссийский центральный союз потребительских обществ – полугосударственная организация известная во Франции. В принципе, можно поменять Устав, сделав ее на бумаге полностью негосударственной.
– Как я понимаю, у вас нет большого желания стать руководителем торгпредства? – спросил Ленин.
– Владимир Ильич, если мне отдадут приказ, отнекиваться не стану, самоотвод брать не буду, а пойду выполнять, – честно сказал я. – Но, по моему разумению, на должности торгового представителя должен быть другой человек. Куда годится торгпред во Франции почти не владеющий французским языком?
– А вы не владеете фг’анцузским? – удивился Ленин, отчего его «р» опять превратилась в грассирующую «г», но потом вспомнил. – Да, ведь вы заканчивали не гимназию, а учительскую семинарию. Виноват. Я отчего-то, когда общаюсь с вами, считаю, что имею дело с человеком, обладающем классическим образованием.
– Может, стоит меня отправить учиться? – улыбнулся я. – Подучу иностранные языки, арифметику, а потом меня можно и на ответственные должности назначать.
Владимир Ильич улыбнулся, давая понять, что шутку оценил, и требовательно кивнул, чтобы я не тратил время на пустую болтовню, а переходил к делу.
– Мне лучше полностью заняться другими проблемами, – продолжил я. – Во-первых, в самое ближайшее время Франция станет рассадником контрреволюционной заразы. Белоэмигрантов и бывших офицеров там и так хватает, но скоро в Париж хлынут те, кого Слащев выгнал из Крыма. Пока они околачиваются в Турции, но скоро очутятся в Европе. Кстати, следует сказать спасибо графу, что Франция тормозит приезд белоэмигрантов в Европу.
– Каким же образом? – заинтересовался Ленин, перебив меня.
– По моим сведениям, Игнатьева недавно приглашали к секретарю министерства иностранных дел Бертело, который сказал, что Франция считает себя в некоторой степени виноватой перед изгнанными из Крыма Врангелем и его людьми, и он желал посоветоваться: куда направить белоэмигрантов, где их высадить, как прокормить? Граф же заявил, что экономика Европы еще не восстановлена, а на азиатском берегу беженцы скорее найдут пропитание. Бертелло согласился, и поэтому Франция пока медлит, не дает разрешения. Разумеется, белоэмигранты отыщут массу способов заявится в Европу, но их будет гораздо меньше, чем могло быть. Значит нам необходимо создать собственную организацию, которая станет следить за недружественными нам лицами. Лучше действовать на опережение. Для начала – определить круг лиц, установить организации. Ну а там уже станем действовать по обстановке.
Про себя я подумал, что в моей истории белоэмигрантов было на порядок больше, нежели окажется в этой. Возможно, что здесь не возникнет ни РОВСа, ни других менее одиозных организаций, и работы чекистам поубавится. А если убрать Врангеля и Кутепова чуть пораньше, так и вообще хорошо.
– Понял вас, Владимир Иванович. Но это пег’вая причина. А что у вас во-вторых?
– А во-вторых, Владимир Ильич, мне необходимо продолжить работу по возвращению денег графа Игнатьева – вернее, наших, российских, денег на свою родину. Двести двадцать пять миллионов франков – приличная сумма.
– Почему двести двадцать пять? – удивился Ленин. Повертев головой по сторонам, вытащил из-под какой-то газеты папочку – родную сестричку той, что показывал мне Чичерин, полистал ее и нашел искомое. – А… – разочарованно протянул Владимир Ильич. – Девятьсот миллионов, если считать вместе с материальным имуществом, которого уже нет. Получается, наличных денег значительно меньше.
– Двести двадцать пять миллионов – тоже неплохая сумма, – заметил я. – По моим сведениям, сто двадцать пять миллионов находятся в Банк де Франс, еще пятьдесят – в Лионском кредите, а на пятьдесят миллионов у графа имеются долговые расписки и векселя французских промышленников. И материальное имущество частично сохранилось. Не на такие значительные суммы, но кое-что есть. Скажем, на одном из французских заводов хранятся артиллерийские гильзы для отечественных снарядов заказанные еще в тысяча девятьсот шестнадцатом году, на сумму в полтора миллиона франков. Про них отчего-то забыли, а тут вспомнили. Поискать, много что интересного отыщется. Если появится торгпредство, то почему бы их нам не вывезти? Гильзы можно выдать за лом цветного металла.
Ленин задумался на несколько секунд, потом сказал:
– Что же, Владимир Иванович, вы меня убедили. Действительно, не стоит вас перегружать лишними задачами, вы и так проделали колоссальную работу.
Я про себя подумал, что самым колоссальным, что делал – вспоминал содержание мемуаров графа Игнатьева. Как раз и время для этого появилось, пока тащились через всю Европу. Разумеется, где-то и в чем-то я ошибся, все-таки «Пятьдесят лет в строю» читал давненько, но если поднапрячь память, то в ней можно отыскать много чего интересного. Жаль только, что никак не мог вспомнить: а как это выглядело технически? Вывести из банков такие суммы… Не поверю, что Игнатьев сделал это в один присест, просто написав соответствующее письмо Красину. Банк де Франс – сродни нашему Сберу или ВТБ. Но кто рискнет вывести из Сбербанка России пять миллиардов долларов одной проводкой? Нет, были какие-то другие операции, более хитрые, за которыми стояла не только добрая воля Игнатьева, но и банковские круги белль Франс.
– Когда вы сможете вернуться во Францию? Наверняка, у вас здесь множество дел как у начальника ИНО. Месяц вас устроит? – поинтересовался Владимир Ильич.
Месяц бы меня вполне устроил, если бы во Франции не оставалась Наташа. А я же, поросенок такой, так и не сводил любимую женщину под венец. Если стану здесь сидеть, она возьмет, да и отыщет себе кого-нить, кто согласиться взять фамилию Комаровский.
Нет, с этим-то я шучу. Другое. Всегда считал, что измена, как бумеранг. Я изменил, был грех. А там Париж, народ кругом легкомысленный. Художники бродят, поэты красивых мадамов с мамзелями выгуливают, по ушам ездят. Пикассо хоть и гений, но ни одной юбки не пропускал, собака такая, вместе с голубем мира. А Наташа, скинув с себя бесформенное рубище, в котором ходила в Москве, сделав прическу и прикупив модный наряд, скинула добрый десяток лет и превратилась в юную красавицу. Мало ли…