Страница 1 из 51
Евгений Шалашов
Тайная дипломатия
Пролог
Первое впечатление о Париже… курицы. Здесь их много, и шествуют они важно, а когда переходят улицы, не разбегаются перед идущим автомобилем, а продолжают идти по своим делам прямо и прямо. Так и французы – дорогу переходят вальяжно, никогда не торопятся. Если увидите, что кто-то в толпе вдруг дернулся, резко развернулся и метнулся в сторону – иностранец.
Куры клюют неторопливо, а уж как едят французы… Это ж надо так вдумчиво отрезать кусочек мяса, подцепить на вилку, поднести к губам, положить в рот, покатать там, очень медленно прожевать, запить глоточком вина, осмыслить проглоченное, опять отрезать… Убил бы.
Если верить фильмам, из всех парижских окон видна Эйфелева башня. Врут. Из моих не видно. Французские товарищи, которым поручалось заказать для советской делегации жилье, решили сэкономить, потому снимали апартаменты подешевле и, соответственно, подальше от главной достопримечательности Парижа. Конечно, Чичерину и прочим высокопоставленным особам досталась площадь Согласия, а мне, занимавшему в дипломатической табели о рангах самое низшее место, пришлось довольствоваться Венсеном. От центра довольно далеко, а окна комнаты выходят на другую сторону. Я бы любовался Венсенским замком, но вид перекрывали старинные здания, между которыми натянуты веревки с мокрым бельем.
Мне, кстати, приходится каждое утро спускаться в метро, ехать до Порта-Майо, а там пешком до площади Согласия, в гостиницу «Бургундия», где обитает Чичерин, и где проходят ежедневные заседания и совещания конференции.
Народ ругает Чичерина. Мол, скряга нарком, выдает суточные ежедневно, по десять франков. Спрашивается, что такое десять франков, если обед стоит пять франков, чашка кофе (в зависимости от удаленности и престижности кафе) от двадцати сантимов до одного франка, а та самая французская булка с хрустом – полтора? Зато вино… Не говорю сейчас про коньяк или марочные вина, но хорошим считается вино по пять-шесть франков за бутылку, приличным – полтора-два франка, а есть желание, можно напиться и на двадцать сантимов (стоимость проезда на метро туда и обратно).
Понимаю, почему русские эмигранты так быстро спивались в Париже. Хлеба нет, вина вдоволь. И с девушками можно договориться всего за пять франков, а при желании и бесплатно.
Как ни странно, но я оказался в более выигрышной ситуации, нежели «высокопоставленные» товарищи. Им-то сняли гостиницу с завтраком, а обедать и ужинать они должны за собственный счет, а мне достался пансион, где получаю и завтрак, и ужин. Завтрак – самый обычный. Чашка кофе, выпечка (не обязательно круассаны), немного масла и сыр. Хозяйка – мадам Лепети, дородная и смуглая особа, не слишком соответствовавшая своей фамилии[1], на постояльцах не экономила. На ужин мадам готовит либо густую бобовую похлебку с мясом, либо фрикадельки с томатом. А пообедать можно и поскромнее, не на пять франков, а на два, если взять кофе, да пару булочек. Свободного времени вдоволь, можно погулять по Парижу, полюбоваться на Собор Парижской Богоматери, пройтись к Эйфелевой башне, чтобы убедиться, что старая желтая краска плохо скрывает ржавчину, и символ города лучше бы перекрасить во что-то коричневое, как это случится потом. А уж какие книги лежали у букинистов на берегах Сены! Купил бы все, на сколько хватило бы моей заначки (двух золотых червонцев, один из которых сохранил со времен Великой войны).
Так и не понял, почему французы плачутся, что после войны у них жизнь плохая? Из-за того что вместо сорока сортов сыра осталось три? Или что трудно купить хороший картофель к зайчатине? У них, видите ли, так принято – к тушеному зайцу следует подавать только картошку. Беда… Зайцы есть, а с картошкой проблема. И еще здесь на каждом углу либо цветочные магазины, либо магазины нижнего белья, а Париж сходит с ума по шляпкам от Коко Шанель, словно бы и войны не было. Даже если вся французская экономика рухнет, они выживут только на экспорте шляпок и женских трусиков.
Да, все прекрасно, но мне здесь скучно. Занимаюсь всякой… ерундой. На днях провел воспитательную беседу среди молодых дипломатов, чтобы не жаловались на наркома в людных местах, особенно в кабаках. Еще предупредил касательно местных девушек. Все мы люди, все человеки, а француженки – особы легкомысленные, особенно те, кто на жизнь зарабатывает собственным телом, и «облико морале» советского человека куда-то девается, если перед ним очаровательное дитя парижской улицы. И даже очень очаровательное, но это смотря сколько выпил. Так вот, если уж все случилось, а девушка просит деньги – отдайте сколько просит, но о цене лучше договариваться заранее. И не пытайтесь сбежать не заплатив, как иной раз бывает. Догонят. И хорошо, если сутенер вам просто начистит морду, но могут и в полицию сдать. А полиция – это международный скандал не из-за того, что советский дипломат попользовался проституткой – да пусть он хоть весь Монпарнас оприходует, венерологам тоже работать надо, а из-за того, что не заплатил. А еще, избави вас боже, «клюнуть» на фемину, пытающуюся подцепить клиента в мужском туалете. Француженки не охотятся на мужчин в сортирах, там околачиваются лица иной ориентации. А вот это уже может быть провокация или, как скажут в будущем, – прямая подстава.
И что, разве это великое дело, поучать дипломатов? Там, в Москве, разворачиваются интересные дела. Подумаешь, нет в России четырех сортов сыра, его нет вообще, а зайцы, звери умные, уже давным-давно разбежались, а картофель, если где и вырос, то его переморозили и пустили на самогон. Ничего, можно обойтись пайковой воблой и «шрапнелью». Я из Крыма лавандового чая привез – Лидочке Артузовой он понравился. Она даже простила нам с Артуром съеденные конфеты.
Поймал себя недавно на мысли: а ведь я не хочу обратно! Да, в двадцать первом столетии у меня остались жена и дочь, которых я очень люблю. И работа у меня неплохая, квартира в столице, звание полковника присвоили, денег хватает, и в магазинах все есть. Живи – не хочу. Беда лишь в том, что там прекрасно обойдутся и без меня, а здесь я нужен. Был бы не нужен, разве бы я попал сюда?
А в Москве одна тысяча девятьсот двадцатого года разговорившийся гражданин Мяги уже сдал половину своих сообщников, торговавших не только обмундированием и амуницией, но и оружием, налево и направо. Ниточки потянулись к очень высокопоставленному лицу (это уже Дзержинскому разбираться), и в Польшу (Артузов копает), а деньги выводил в Швейцарию (а вот это уже моя работа!). И как там мой заместитель подбирает кадровый состав для ИНО ВЧК?
Они там при деле, а Олег Васильевич Кустов (не по документам же Аксенова сюда ехать), «советник по вопросам культуры» делегации РСФСР, фигней занимается – присматривает за бестолковыми дипломатами, набирается опыта и ждет приезда представителя Коминтерна. Собственно говоря, кроме задачи наблюдательно-дипломатической, мне поручили еще одну. Не исключено даже, что более важную. Выйдет ли толк из конференции, вилами на воде писано, а здесь реальная польза для нашего государства. И помочь мне должен тот «коминтерновец». Товарищ Ленин, «нарезая» задачу, улыбнулся и так охарактеризовал помощника: человек опытный, старый большевик, прекрасно владеющий французским языком, хорошо знающий Париж.
Николай Иванович Бухарин у кого угодно мог отбить уважение к Коминтерну, но люди там разные. Может, «коминтерновец» и человек неплохой, а то, что переводчик, совсем прекрасно. Я как раз собирался в Лувр сходить, а еще – в какой-нибудь знаменитый кабак, вроде «Купола» или «Ротонды». Может, забредет туда Пикассо или Камю? Матисс вряд ли, а Сартр – вполне возможно. Но без знания французского языка там делать нечего, да и русские эмигранты ошиваются. Глядишь, за переодетого чекиста примут.
– Monsieur Cousteau? – донесся из-за двери голос хозяйки.
– Ви, мадам, – бодро отозвался я.