Страница 11 из 18
Но что решал один ангел, пожизненный рядовой, мечущийся от битвы к битве в мире смертных, исходивший Европу, и теперь оказавшийся в распаренной алой Преисподней? Разве кто услышит ее, если станут спрашивать?
— Так я и думал, — сказал Лахаил. — Мы похожи куда больше, чем ты думаешь, Кариэль.
Это ей совсем не льстило, но Кариэль не стала возмущаться. Хотелось верить, схватка с Закиилом ее многому научила, и она больше не выдергивала меч из ножен при каждом неугодном слове и не летела на собеседника с диким визгом.
Вдруг совсем рядом послышались шаги, и к ним стал кто-то приближаться. В единое мгновение Лахаил подобрался и резко ввинтился в воздух, подбросил себя с земли, что Кариэль оторопело застыла с разинутым ртом, глядя в небо. Там мелькнула стремительная тень, шорхнула крыльями. Покачиваясь, к Кариэль спланировало несколько небольших белых перышек.
Крадучись, она проскользнула мимо дозорных, обходящих лагерь, и вернулась в палатку порядком удивленная: боялись они нападения демонов или следили, чтобы никто из солдат не сбежал?
Комментарий к III
[1] Есть некий миф, что именно эта фраза привела к дуэли Лермонтова и Мартынова. Е. П. Растопчина (поэтесса, приятельница Лермонтова) вспоминает: «…в течение нескольких недель Мартынов был мишенью всех безумных выдумок поэта. Однажды, увидев на Мартынове кинжал, а может быть и два, по черкесской моде, что вовсе не шло к кавалергардскому мундиру, Лермонтов в присутствии дам подошел к нему и, смеясь, закричал: — Ах! Как ты хорош, Мартынов! Ты похож на двух горцев!
Эта шутка переполнила чашу; последовал вызов…»
Если вам кажется, что Кара в Аду это Лермонтов на Кавказе, вам не кажется.
[2] Окулюс — (лат. oculus — глаз), архитектурный элемент, круглое отверстие в центре крыши или купола. Возник во времена язычества; широко известен окулюс в римском Пантеоне, где собственно отверстие, сквозь которое лился свет, обозначал главное (верховное) божество. Позже элемент был заимствован христианством, почти сохранив значение — всевидящее «око Господне»
Табак был завезен в Европу Колумбом в 1496, начал выращиваться значительно позже; по датам некоторых событий (смерть Жанны, битва при Домажлице) из первой главы можно предположить, что действие происходит в 1430-е. Поэтому Кара и не в курсе о всяких курительных смесях и так удивлена самокруткам Лахаила.
========== IV ==========
Согласно нехитрому предсказанию Лахаила, время было назначено, что привело лагерь в смесь радости и ужаса, — он забурлил. Когда капитан объявил вылет следующей ночью перед рассветом, многие ликовали. То были молодые наглецы, желавшие размять крылья и заработать пару наград за рогатые головы, принесенные варварскими трофеями. Те, кто был постарше, молчаливо кивнули, но и на их лицах отразилось облегчение. Они уже мечтали, как через пару дней вернутся в сияющий Город Архангелов, в родные отряды, избавленные от суровой пустыни и громыхающей на горизонте войны.
К вечеру все было готово к вылету, однако ждать оставалось еще долго. В мире людей Кариэль много раз заставала картины торопливых сборов, когда на лагерь нападала толкотня, когда пройти было невозможно, а солдаты шатались неприкаянными, не зная, куда им и ткнуться. Ничего подобного Кариэль не увидела в ангельском лагере, поскольку строили их строго, муштровали. Но, закончив с инструкциями, Ризель сжалился и отпустил их.
Сидя у костра, Кариэль наблюдала, как многие сдружившиеся солдаты спят на плечах товарищей, мирно улыбаясь и сопя. Наваливаться на Тадиэла, прижавшегося к ней боком, казалось почти нечестным. Он пялился в костер, словно представлял, как нарисует его, оживит на бумаге. Его и этот долгий беспокойный вечер.
— Лютня! — обрадовался кто-то; зашумели. — Умеете?.. Я слышал, как играют в мире людей — у них довольно прекрасных бардов, поющих, подобно соловьям…
Отчего-то там, в своем запутавшемся мире, люди были убеждены, что все ангелы сладкоголосы, что их пение, как и песни морских дев, способно завораживать и увлекать. Но если русалки звали в морскую пучину, на самое дно, значит, ангелы должны были вести песнями к свету, — но то, что пели солдаты, Кариэль казалось ни капли не отличающимся от людских песен. Сама не умела, потому наблюдала.
Треньканье струн Кариэль успокаивало, и она ненадолго прикрыла глаза. Благоразумны были те, кто отправился спать, но к ней сон не шел, вот она и сидела у костра. Удивленно вскинула голову, лишь когда, вежливо извиняясь, к певцу пробрался Тадиэл и принял лютню. Голос у него был хорош, лился легко, звонко, но песенка казалась Кариэль заурядной — она рассказывала про вечную любовь, про разлуку и новую встречу. Она заснула, а растолкали Кариэль через несколько часов, незадолго до вылета.
Обернувшись, в полутьме она нашла Лахаила. Он оставался спокойным; держался подальше от солдат и особенно — от капитана Ризеля, который назначил его командиром. Лицо у Лахаила было самое мрачное, однако Кариэль казалось, что они удивительно поладили с прошлой ночи, соединенные интересом к Аду и усталостью от войны. Потому она, помявшись, подошла к Лахаилу и стала возле него.
Странная мысль возилась в голове у Кариэль: безмятежным выглядел Лахаил. Даже на охоту, где он добывал дичь и перья для стрел, он вылетал с большей радостью, скалясь в широкой, ликующей ухмылке, ввинчиваясь в красноватое небо, как хищная птица. Но видел он много битв, а демоны для него перестали казаться чем-то неведомым и пугающим — у Кариэль мурашки шли от нетерпения, а у Тадиэла дрожали колени.
— Что там написано? — спросила Кариэль, глядя на забористую надпись на затертой пачке адских самокруток. Почти не таясь, он пыхал дымом (прикурил, должно быть, от костра), надеясь, что у капитана куда больше забот.
— Я плохо знаю архидемонский. Нечто вроде… «Тень всегда следует за светом» — должно быть, это воодушевляет их солдат, — посомневавшись, перевел Лахаил, постукивая пальцем по пачке.
— Но разве это не значит, что свет первее?
— Это значит, что свет ждет удар в спину… А он больнее всего.
— Во тьме восходит свет правым, ¹ — проговорила Кариэль. — Пожалуй, у нас тоже есть похожие строки. Не для того ли человечество написало Библию?
Повернувшись, он оглядел Кариэль, и ей захотелось поправить меч, висящий на поясе. В мире людей ее учили, что так можно показать, что с тобой не следует шутить, но с Лахаилом ничто не сработало бы.
На ней была легкая кольчуга из небесной стали, поддетая под куртку из плотной оленьей кожи. Ночи в пустыни были холодные, а им предстояло лететь против ветра. Неловко дернув рукой, Кариэль убрала за ухо выбившуюся из косы прядь.
— Лучше надень шлем, — посоветовал Лахаил. — А демонам целься в головы.
Шлемы она искренне ненавидела, но кивнула.
— Они не носят?.. — задумалась Кариэль.
— Рога у всех разные, слишком сложно выпиливать отверстия под каждого, — объяснил Лахаил. — Однажды я видел демона, у которого их было две пары…
Их окликнули. Заметив, как Кариэль сблизилась с Лахаилом, к которому ее тащили врожденное любопытство и хорошее чутье на отменные тайны, многие солдаты стали сторониться ее так же, как наглого ангела, но, поразмыслив, она не расстроилась. Долго оставаться в Аду Кариэль не улыбалось, и она мечтала о возвращении в свой родной отряд. Для начала — чтобы незаметно сломать что-нибудь Закиилу, с которого все началось.
— Чего ты возишься с этим мальчиком? — удивился Лахаил, когда к ним бочком подкрался Тадиэл.
Пожав плечами, Кариэль поплелась спать оставшиеся ей пару часов.
***
Летелось быстро, легко. Кариэль привыкла к адскому небу, не терялась так, как впервые; она уверенно разрывала воздух крыльями. Встроившись в клин ангелов, Кариэль мечтала в полете об истинной свободе, жадным взглядом окидывая пустынный простор. Прикипела она к безбрежному горизонту, которого никогда прежде не видела — не водилось такой ужасающей красоты ни в мире людей, ни — уж тем более — в степенном и тихом Раю.